«Трибуна» беседует с известным аналитиком и одним из сильнейших политтехнологов страны Дастаном КАДЫРЖАНОВЫМ.

— Президент Назарбаев в своей статье «План нации – путь к казахстанской мечте» рассказал о грядущих реформах в стране. Также он пригрозил наказывать тех, кто мешает проводить реформы и занимается их имитацией. Будет ли позитивный эффект от этих реформ без кардинальных политических изменений? Дееспособна ли эта власть, чтобы проводить какие-либо серьезные реформы в стране?

— Вы знаете, у вас слишком много разноплановых вопросов, которые вы уместили в один. Все-таки уместно было бы разделить их между собой, чтобы получить более или менее ясное понимание.
Начнём с эмоциональной стороны вопроса. Несмотря на кажущуюся легковесность эмоционального ракурса, тем не менее, он представляется мне одним из важнейших. Вопрос на уровне «верю-не верю» звучит примитивно, если не учитывать, что за ним стоит общенародный кредит доверия власти и, в конечном счёте, её легитимность. В целом, это умение власти и лидера уговорить народ жить под их руководством определённое время, может даже и длительный политический период. В демократических странах это умение конвертируется в результаты голосования и в устойчивое право на правление. У нас эта демократическая норма представляет собой такую абстракцию, что признаки веры, доверия, а значит и истинной легитимности вычислить довольно трудно.

Но я думаю, что не ошибусь, если предположу, что новая (какая уже там по очереди за последние два-три года?) программа очередных «великолепных мер» не встретила ожидаемого энтузиазма у народа. Почему? Прежде всего потому, что казахстанцами давно уже накоплены и опыт и знания того, что нам всегда на словах рисуют одно государство, а реальность говорит, что на деле получается совершенно иное. Это ещё мягко говоря.

Поэтому у людей накопилась не простая, а уже свинцовая усталость от этого несоответствия. Самое главное, что долгое время целые политические организации, партии и движения твердили о том, что не всё в порядке под небом Великой Степи, а сейчас таких организованных «очернителей» то и нету. Люди делают свои выводы на основе собственного опыта, своего ума и многолетних наблюдений.

Вы можете бороться с навязанными знаниями – для этого вам достаточно иметь отряд борзописных идеологов. Но бороться с собственным здравым смыслом людей бесполезно. Извините, но казахстанцы пока ещё далеко не самый забитый и мещанский народ, чтобы не уважать хотя бы его коллективный интеллект.

Несколько слов о самих «100 шагах в бесконечность» (как их уже окрестили в социальных сетях из-за перемудрёного дизайна эмблемы).

Давайте попробуем даже не спорить вокруг точной, сугубо содержательной части. Тогда мы утонем в бесконечных темах «необходимости выборности судей», «оживит ли новая волна приватизации экономику», что привлечение ТНК это лишь укрепление компрадорской сущности нашего капитализма или что Общество Всеобщего Труда это не просто тавтология, но ещё и повтор гитлеровского идеологического мема «Arbeit macht frei» и так далее.

Представим, что все эти меры безупречно правильные, почему и теперь остается скепсис?

Да потому, что, одно дело как задумана система теоретически. А другое дело, как эта теория накладывается на истинные интересы руководителей и работников этой системы. И вот тут всем сразу становится ясно (опять же по собственному опыту), что независимость и открытость судов не нужна ни автору этой программы, ни самим судьям; что снижение бюрократических издержек невозможно, потому что это основной вид формирования частных капиталов в стране; что улучшение налогового администрирования неинтересно тем, кто на деле администрирует налоги, и налоговиками давно создана система «сборов, параллельных государственным». И чем строже будут государственные сборы, тем гибче параллельные.

И вот такими интересами пронизана не просто вся государственная машина, а всё общество, которому обещают, что оно будет как-то чудесным образом автономно от госаппарата (или наоборот, не поймёшь).

И заметьте, в каждом блоке программы, борющейся с бюрократизацией, опять создаются новые структуры – разные бюро наблюдателей за борцами и комитеты наблюдения за наблюдающими.

Ну, про «открытое общество, подотчетное обществу» вообще давайте говорить не будем.

Иными словами, заявлено одно, а сделано будет совершенно другое. Это привычно. Но что не очень привычно, так это решительное заявление президента о строгом наказании тех, кто мешает реформе или имитирует её.
При всей кажущейся привычности этого окрика, нужно отметить то, что в её звучании есть довольно серьёзная новизна. А заключается она в том, что высшее руководство страны уже вполне определенно ощущает – собственная бюрократическая машина уже давно живёт своими интересами, и при всей показной преданности, её modus operandi часто буквально равносилен злобному саботажу.

Это вот тот самый случай, когда, если долго смотреть в пропасть, то пропасть начинает смотреть в тебя.

Считайте это утверждение моим ответом на ваш вопрос об истинной дееспособности власти.

— Во всех выступлениях президента, а также в текстах опубликованных документов в рамках «Плана нации» нет ни единого слова о политических реформах и демократических преобразованиях в стране. Между тем, члены правящей Семьи заняли ключевые позиции в высших эшелонах власти и в бизнесе. Все эти факты указывают на то, что Семья настроена править Казахстаном очень и очень долго. Какое будущее ожидает нынешнюю власть? Будут ли условная партия Назарбаевых, также как, например, Институционно – революционная партия Мексики, править 70 лет в стране? Или находиться у власти более 40 лет как Каддафи?

— Мы с вами говорили выше об интересах. Обществу уже давно дано множество сигналов о том, что политическая реформа не в интересах руководства страны. Пора это уже понять и перестать «писать письма в редакцию».

Политическая система – это образ общественных отношений, тип поведения, ценностная структура, исходя из которой, действуют все люди – от гражданина до высшего руководителя. И она защищает конкретные интересы. Раньше наша политическая система способствовала первоначальному накоплению капитала конкретными людьми. И это предусматривало определённую степень либерализма, поскольку именно либеральные механизмы обеспечивали трансформацию общенациональных ценностей в частные капиталы.

Сегодня политическая система зорко стоит на страже сохранения результатов распределения, их преумножения и охраны от попыток пересмотра. Эта система уже гораздо более жёсткая, поскольку она вынуждена всячески уничтожать либеральные ростки – то, что способствует перетокам капитала в условиях рынка. Поэтому у нас уже не осталось не то что трендов, но даже и следов либерализма. А значит и рынка, а значит и капитализма.

Поэтому в целом можно оставить надежды на любую сущностную политическую реформу, которая могла бы хотя бы в какой-то мере либерализовать или социализировать наше общество. Власти такой сценарий не нужен ни в коей мере, и давайте уже закроем стенания по этому поводу.
Однако несколько причин «менять систему» всё же есть.

Крайне консервативная политика несёт с собой много социально-политических сюрпризов. И один из них – это и есть та ситуация, которая возникла сегодня в Казахстане в связи с катастрофическим ростом влияния бюрократии.

Она привела к тому, что сегодня далеко не факт, что созданная система полностью соответствует интересам Назарбаева. Его интересы и интересы лиц, сразу последующих ему в иерархии уже насчитывают множество несовпадений.

А в целом национальная государственно-национально-буржуазная машина (назовём её так) уже давно не представляет собой проекцию личной воли лидера нации. Скорее это консенсус всех тех, кто вовлечён в извлечение доходов из государства. Причём никто из участников консенсуса не собирается никому уступать завоёванной территории. Даже президенту и его генеральной линии.

В чём же коренное различие интересов? Вроде все делают одно благородное «капиталистическое дело».

Во-первых, мы с вами уже говорили о феномене «отложенной политической ответственности». Все прекрасно понимают, что это такое, и что сейчас идёт её беспрецедентное накопление. И эта ответственность неизбежно будет предъявлена. И никто не хочет эту ответственность делить с политическим руководством. Всё будет делаться так, чтобы оставаться в тени, не брать на себя ответственность за решения, не выходить на публику и как можно меньше формировать образ причастного.

Отсюда исходит главный организационный и поведенческий принцип – не высовываться, все максимально сгружать на лидера – он привыкший, а нам ещё жить.

Выхолощена даже среда, где может как-то осуществляться публичная демонстрация политической позиции. В официальной прессе все с ходу ссылаются на выступления президента, как бы говоря – это он. Это не я.

Прибавьте сюда периодические «отстрелы в тюрьму» крупных и средних чиновников, и вы увидите, что, несмотря на видимое согласие, руководство режима пребывает в окружении крайне агрессивной среды по отношению к себе. И если оно этого не понимает, нам что за дело?

Далее. Нынешний политический строй объективно уже не может быть стабильным ещё лет двадцать, поскольку падение цен на нефть подорвало его экономическую основу. Нефть уже очевидно выводится США из состава стратегических глобальных ресурсов. Поскольку понятно, что нефтяные сверхприбыли неизбежно рождают агрессивные или реакционные режимы типа Каддафи, прозванного в свое время «террористом номер один», Саддама Хуссейна, Башара Асада, и режимов типа Кремлёвского или Астанинского.

Нефть, таким образом, займёт свое более скромное место – важное, но способное плодить такие глобальные вирусы как «нефтяное проклятие». В своё время то же было сделано с углём, вокруг которого возникли, побеждали и развивались социалистические и коммунистические мечты шахтёров и железнодорожников. Нормальная цена, вполне достойная рентабельность, вполне важная роль в экономике, но не более того.

И это именно США обладают такими механизмами, вроде Комиссии по торговле товарными фьючерсами, которые способны осуществить такой глобальный проект. Причём союзники США уже предупреждены, к примеру саудиты уже выставляют на IPO свою единственную и крупнейшую в мире нефтедобывающую компанию Saudi Aramco. И пока российская пропаганда продолжает мечтать, что сауды не могут бесконечно ронять цену на нефть, «а то им грозит крах», те лишь посмеиваются. Потому что люди, которым принадлежат половины Лондона, Парижа или всего футбола в мире, вообще любят посмеиваться.

Наш же режим начинался и продолжался исключительно как экономика «нефтяного проклятия», следовательно, он уже морально не то, что устарел в мировом пространстве, он ещё является предметом целенаправленного уничтожения, как экономическая модель. А следовательно, и политическая.

Обратите внимание — в свое время международные организации, правозащитные и прочая, пытались «лечить» наше общество путем всевозможного давления по линии нарушения демократии и гражданских прав. Потом они поняли, что это бесполезно – усыпили внимание наших диктаторов якобы временным отступлением от принципов, а на самом деле уже тогда запланировали их обрушение через экономику. А именно через обрушение нефти, как глобального стратегического ресурса.

Как же так? Скажут некоторые. А как же бензин? А вот так, отвечу я. Почему не стали спасать Детройт от банкротства? А зачем спасть столицу двигателей внутреннего сгорания? Потому что TESLA! Sapienti sat.

Вот ещё в Европе утрясутся вопросы потребления газа, возьмутся, возможно, и за газ. А вдруг и у нас, скажете вы, есть план Б? Типа финансовых центров а ля Сингапур или сухопутных портов, вроде Хоргоса, мегапроектов типа развития транзита и прочая?

Возможно и есть, но они не сработают. Потому что нефть обогащала и бюджет, и частные руки. Теперь все возможные источники плана Б уже исключительно в частных руках, поэтому без национализации, возможно даже силовой, дополнительных ресурсов просто не хватит. А это тоже не в пользу долгожительства существующего режима.

— Как известно, географическое местоположение страны играет немаловажную роль в ее политическом устройстве и экономическом развитии. Казахстан зажат двумя большими государствами: Китаем и Россией. Оба являются авторитарными государствами, которые не принимают демократических принципов, заявляя о том, что Запад не вправе вмешиваться в их внутренние дела. Насколько реалистично в таком окружении полагать, что в нашей стране возможны демократические реформы? Не детерминирован ли авторитаризм в таком антидемократическом окружении?

— Отчасти это так. Ведь мы с вами, к примеру, знаем насколько устойчивость нашего режима зависит от искусственной поддержки Кремля. Прекращение поддержки Москвы – это ещё один из основополагающих факторов, который может фундаментально пошатнуть политический строй в Казахстане.

Китай же весьма прагматичен. Его действия по отношению к нам «внеформационны». Они просто добиваются реализации своих национальных интересов, которые все больше превращаются в ключевые по Центральной Азии, а через нас их лучше всего реализовывать. По разным причинам — и по позитивным для наших национальных интересов и совсем наоборот.

Если интересам Пекина соответствует компрадорская сущность нашей верхушки – то они это используют. Так же они будут использовать и другие рычаги, если это будет давать прагматический эффект. А когда руководство страны само добровольно ломится в финансовую кабалу – им остаётся лишь приветствовать это. Китаю и впредь будет безразлично, чёрная у нас кошка у власти или белая, главное, чтобы соблюдались их интересы. Единственная неизвестная – это модель реакции Пекина на нарушение его интересов. Насколько резкой она может быть, и сможем ли мы ей противостоять? Сами или с кем-то?

А в целом, и Кремлю и Пекину абсолютно безразлично, выборные акимы у нас или нет, если это не касается основ наших с ними взаимоотношений. Так что при желании демократизацию или реформы мы можем проводить совершенно спокойно, не оглядываясь ни на кого. Другой вопрос, что мы сами не хотим и иногда культивируем глупую информацию, что это навязано извне. Вот это уже сказки.

— Большинство революций, которые произошли в мире за последние десятилетия показали, что увы, после них в стране бывает хуже: некоторые страны даже потеряли единство и территориальную целостность. Будет ли, по-Вашему, революция в Казахстане? Есть ли какие-либо предпосылки для этого? И чем революция, если произойдет, может закончиться в нашей стране?

— Что такое революция? Если смотреть в общем – это реализация одного из важнейших гражданских прав человека – права на восстание, права на свержение несправедливой власти. Это право закреплено во многих мировых конституциях, в частности США, Франции и т.д.

Это с одной стороны. С другой – это практически война, гражданская война, а она никогда не бывает красивой и милосердной. Всегда страдает масса людей, часто совершенно неповинных.

В принципе мой опыт изучения революций и войн говорит, что итог революции часто непредсказуем. Но – одно несомненно. Слом старых отношений не проходит бесследно, потому что новые ещё должны устояться, утрястись и пройти апробацию временем. Отсюда и длительные периоды нестабильности, которые охватывают постреволюционные общества.

И отношение к итогам революции никогда не бывает просто так «объективным» и всё. Их оценка напрямую зависит от того, каких взглядов придерживаетесь вы и именно вы. Если вы пролетарий, то вряд ли будете лить слёзы по драпающим буржуям. А если аристократ, вы не можете равнодушно реагировать на геноцид целого сословия.

Так что в целом итог зависит от того, (вспоминаем марксизм) кто является движущими силами революции, смогли ли они победить и установить торжество своих ценностей.

Но если рассматривать с общефилософской точки зрения, то не существует противоречия между революцией и эволюцией, так как нас пытаются убедить любители мещанского типа стабильности. Любой скачок развития – это мутационный скачок. Это вполне естественный акт. Как в дикой природе, в которой, как вы знаете, совсем нет ни теории, ни практики гуманизма.

— После сбития российского самолета турецкими ВВС и дальнейшей эскалации конфликта между двумя странами, казахстанские высокопоставленные чиновники сделали разнонаправленные заявления по этому вопросу. Однако, в Москве президент РК подписал коллективное заявление ОДКБ с осуждением действий Турции. Почему у Акорды нет твердой позиции во внешней политике? Зачем руководство РК решила –таки встать на сторону РФ и осудить братскую Турцию в этом споре?

— Мы уже выше обсуждали, насколько режимы Кремля и Акорды связаны между собой, поэтому чему тут удивляться. В этом ключе другая позиция Астаны была бы сочтена предательством. А оно не красит никого.

Насчёт «братской» Турции – это лишь эпитет. По официальному статусу мы – союзник РФ, в то время как Турция лишь партнёр. Мы не состоим с нею в каком-либо союзе.

Безусловно, союзничество с РФ – это признак постсоветской традиции в геополитике и дипломатии. Заключение союзнических договоров в свое время было не просто данью традиции, а практически пактом о взаимном признании условий расхода СССР — суверенитета, права на территории и, будем честны, пактом о ненападении и об отказе от открытых враждебных действий. И здесь мы где-то заложники реалий того периода.

Тем не менее, определенный накопленный потенциал в геополитике и расклад все-таки позволяют нам во многих вопросах сохранять свою независимую позицию. Но в случае с Турцией это было практически невозможно. Это был бы открыто враждебный акт по отношению к России.

Здесь главный аспект не наши заявления, а скорее то, что Анкара не стала впадать в истерику и ставить нам в вину наши действия. Турция прекрасно понимает, в каких дипломатических и геополитических условностях мы пребываем, прекрасно видит все капканы, которые нам создал этот конфликт. Поэтому говорить о том, что наши заявления нанесут какой-то непоправимый вред отношениям с Турцией, думаю, не следует. И уверен, что эти отношения и будут продолжать становиться братскими не только в эпитетах. Но время по-настоящему жёсткого самоопределения на чьей ты стороне не настало, во всяком случае пока.

— Власть намеревалась запретить российские каналы на кабельном телевидении с января нынешнего года, однако отложила реализацию этого законопроекта до 1- го июля. Почему Акорда прежде не решавшаяся ограничивать присутствие российских каналов на информационном пространстве решила пойти на такой шаг? И сумеет ли в итоге ограничить влияние российских СМИ на казахстанских граждан?

— Если быть точными, речь шла о праве запрета выхода российской рекламы на кабельных каналах, а не о запрете российских каналов. И точность здесь важна. С формальной точки зрения это вопрос чисто бизнес характера и государственного протекционизма. Дело в том, что рекламные бюджеты крупных мировых рекламодателей ещё с 90-х годов поступают к нам не непосредственно, а через Россию. Рекламный рынок Казахстана идёт как бы бонусом, и мы в этом вопросе не самостоятельны. Настало время навести порядок в этом вопросе и приобрести самостоятельность.

Просто тема прозвучала в очень горячее время, и Россия отреагировала слишком бурно. Она вообще сейчас очень болезненно реагирует на каждый шаг сужения пространства своего влияния, даже там, где его де-факто не происходит. Но это уже, извините, не наша ментальная проблема.

А вот то, что мы отложили это решение – это ненормально, потому что этим непроизвольно мы как бы согласилсь, что у этого вопроса есть политическая составляющая. В то же время мы должны были стоять на своем и просто провести разъяснительную работу, куда и на что направлен этот шаг. Это и есть, собственно, защита наших национальных интересов. Но мы опять бежали с поля боя. В результате ни решения не осуществлено и с союзником подпортили отношения, косвенно признав наличие политической составляющей. Да ещё и своему народу продемонстрировали беспомощность перед давлением России.

По поводу сумеет или не сумеет Акорда ограничить внешнее влияние… Не знаю, но надо. Информационный суверенитет – это не менее важная часть общего суверенитета, как и территориального. Иначе мы всегда будем иметь дело с привнесенной политикой, привнесенными ценностями и привнесенными трактовками событий.

Это, если хотите экзамен существующей власти президента Назарбаева. Потому что он и сам прекрасно понимает, что сегодня этот сегмент за тебя, а завтра это будет страшным оружием против. Хотя бы исходя из этого, не говоря уже о национальных интересах в целом.

И потом это еще и архисложный вопрос. Мы ведь не сторонники информационного изоляционизма, верно? Тем более в эпоху интернета такая политика вообще выглядит как дикость. Так что это вопрос высокого мастерства – и политического, и технологического, и идеологического. Но решать его надо.

— В Казахстане продолжаются политические репрессии против блогеров и журналистов. Если раньше власть боролась со своими реальными оппонентами, крупными политиками и бизнесменами, то теперь сажают рядовых активистов. Неужели Акорда намерена превратить страну в концентрационный лагерь и уничтожить всех мало-мальски критикующих власть активистов? Почему Астана так ужесточилась против гражданского общества?

— Давайте рассмотрим с точки зрения интересов власти. Ведь для нее случилось самое опасное – вся оппозиционность ушла в тень. Но она ушла не в подполье и экстремистское тайное сопротивление, как это стереотипно принято. Она наоборот – прочно интегрировалась в саму власть.

И только увидев истинную картину такого социально-политического противостояния, вы сможете ответить на вопрос – а почему тогда бьют журналистов и блогеров, да и сейчас вообще кого не попадя?

Обратите внимание, что обвинения все выдвигаются государственные, а за ними стоят интересы чаще всего вообще частных лиц и структур. А наверх преподносится все это как борьба за конституционные устои. И пока наверху нет понимания, что сейчас практически происходит поедание самих себя. Сколько это продлиться? Не знаю. Я не умею предсказывать чужие прозрения.

Власть Назарбаева терпит поражение от своей же серой массы бюрократов. Которая не просто романтическая группа толстых чиновников. Это энергичная масса деятельных людей, осуществляющих активную приватизацию, перераспределение влияния и собственности, огромных государственных финансов. Она очень чутко мимикрирует и приспосабливается. И очень эффективно использует свое главное качество – абсолютную безликость, деперсонифицированность.

Поэтому для неё главный враг – это открытость, прозрачность процессов. Она и создает этот туман, за которым можно тихо обстряпывать свои дела.
Мы уже говорили о полном исчезновении каких-либо спикеров у власти и о некоторых причинах этого. Все поголовно избегают появлений на публике.

Многие понаоткрывали аккаунты в социальных сетях, а потом исчезли оттуда. Потому что надоело содержать штатных славословщиков, а дураки быстро кончаются. Взамен приходят те, которые дают такую «обратную связь», что иногда и «вражеской прессы» не надо. Интерактивные зоны на официальных сайтах превратились в унылые и покрытые пылью пространства самовыражения пресс-служб.

Но надо же! Появились милые и уютные встречи с блогерами. Их тщательно отбирают пресс-службы, а потом с ними фотографируются на память и пишут галочки — блогеры дескать пошли распространять благую весть в социальные сети. Ну, хоть заходите тогда, читайте, что потом пишут люди о таких встречах, и какая от них действительная польза вам лично и государству на всякий случай.
Руководители старой школы любят выходить «на прессу» в абсолютно авторитарном стиле. Набивают полный зал партхозактива, на улице – полный «воронок» каких-нибудь несчастных испуганных пикетчиков, затыкают всех, проговорят цитаты из выступления Назарбаева, как бы говоря – вот он за все отвечает. Раздают пару квартир за государственные средства и гудбай, на море или политкорректно в Боровое.

А на вопрос из центра, ты зачем этих бедолаг арестовал, отвечают – угроза стабильности и вам лично, ибо социалисты, цыгане и стюденты!
Это всё не просто головотяпство. Это уже основное содержание внутренней политики.

И что же центральная власть? Почему она не избавляются от саботажников? Ответ – не умеет. Нет инструментария регулирования политических потоков в обществе. Сейчас на моей памяти, по-моему, пик самой провальной внутренней политики за всю историю страны. Помимо объективных причин, она сильно подкреплена каким-то просто воинствующим непрофессионализмом и полным игнорированием любых законов развития общества.

Вся высшая политика сведена к высоким дворцовым интригам, в которых всё происходящее не на Левом берегу считается абсолютно несущественным. Ну, в крайнем случае, иногда неприятным. А массовая внутренняя политика сведена к максимальной её имитации.

И проблема в том, что официальные политические институты – партии, представительные органы власти, масса разного рода GONGO – вообще не являются проекцией политических, да просто жизненных интересов простых граждан. А значит всё, что происходит под видом внутренней политики, вообще ею не является, а истинные события протекают как в средневековье – в неких скрытых каналах, непостижимых для регулятора. Вместо того, чтобы двадцать с лишним лет спустя наслаждаться гражданским обществом, люди получили совсем иной удел. Основным содержанием становится просто борьба за выживание.

Бюрократической машине, если не займутся ею, придется продолжать выдумывать врагов Акорды, поскольку внимание должно быть максимально отведено от тех, кто по-настоящему разрушает устои безопасности.

Ведь что такое процесс над Нарымбаевым и Мамбеталиным? Чисто выдуманная опасность, полностью грязно состряпанное дело, политическая ответственность за которое, уверяю вас, не ляжет на судью Джарилгасову и этого симпатичного прокурора. Её переведут на руководителей страны — президента, премьера, главу администрации и на кого ещё там хватит фантазии.
Завтра будут продолжать выдумывать новых «сикариев», «зелотов» и прочих народовольцев. Особенно из социальных сетей. А что это? Это уже террор, друзья. Бездумный государственный террор.

Может ли власть остановить такие тенденции? Я думаю, что все согласятся со мной, что нет, потому что просто не станет даже прилагать усилий. Им кажется, что на руках у них отлаженный механизм, чутко реагирующий на все их пожелания. В особенности на решения вроде: «Да напугайте их там всех, чтобы впредь не лезли, для профилактики». Так вот нету никакой профилактики, есть только какое-то оголтелое стремление усугубить ситуацию.

Так что, возвращаясь к вашему вопросу о революции. Мутационный скачок всегда резок и происходит не всегда по стандартным сценариям, вроде революции, бунта или переворота. Сегодня кажется, что у власти сложился уже такой слоновий иммунитет к угрозам, исходящим от кипящего общества, особенно ко всяким стандартным формам типа баррикад или майданов и уверенность, что стране они не грозят.

Но вспомните теорию хаоса – жизнь всегда найдёт выход, куда выплеснуться из любого запечатанного сосуда. Не в той форме, так в другой. А потом история безжалостно перелистывает страницу.

Требования президента увольнять сотрудников, отвечающих русскоязычным на казахском языке, призыв казачьих организаций предоставить им депутатские мандаты, выступление спикера сената Токаева с осуждением западных антироссийских санкций в Вене и публичное отстаивание кремлевских интересов на международной арене дали повод еще раз задуматься о степени зависимости Казахстана от кремлевской верхушки.

С соответствующими вопросами мы обратились к известному аналитику и политологу Дастану Кадыржанову.

— Многие факты явно указывают на то, что Казахстан остается под немалым влиянием Кремля. Насколько, по-вашему, наша страна зависит от кремлевской верхушки и России? Обрели ли мы подлинную независимость от метрополии за 25 лет суверенитета? Почему так сложилось и кто сохраняет такое положение дел?

— Исторически сложилось так, что таких факторов действительно много. Существуют объективные и субъективные. Отдельно можно выделить факторы временного и перманентного характера. Есть историческая, экономическая, информационная, ментальная стороны проблемы. Так что это многоаспектный вопрос. Он включает в себя массу нюансов, но попробую коснуться наиболее значимых из них на сегодняшний день.

Не будем подробно касаться тесной связи наших экономик – например, объема товарооборота или того, что большинство маршрутов экспорта сырья проходит через Россию. Здесь понятно, что пока наша экономика откровенно страдает «нефтяной болезнью» (или уже находится в стадии разрушения от нее), мы всегда будем зависимы от «трубы» и от того, где она проходит.

Надо отметить, что Казахстан активно пытается разнообразить направления экспорта. Правильность этого очень сильно подчеркивается сегодняшним днем. Чем меньше зависимости от одного центра влияния, тем выше вариативность в проведении самостоятельной внешней политики. Хоть и на уровне тактики, дипломатических маневров, но это уже что-то.

Историческая зависимость тоже весьма понятна – мы находимся в традиционной зоне постколониальных взаимоотношений, когда бывшая колониально зависимая нация пытается укрепить и развить свою независимость, а метрополия старается взять реванш и вернуть все обратно. Это достаточно типично. Вопрос только в уровне агрессивности бывшей метрополии.

Не случайно Кремлем в своей пропаганде основные акценты ставятся на прошлом, на СССР. В ней усиленно используются ошибки и провалы нашей страны в строительстве информационного суверенитета. Да и нациестроительства в целом.

Слабый, если даже не сказать иллюзорный, информационный суверенитет Казахстана становится средством для укрепления и развития другого инструмента – манипулирования сознанием русскоязычной диаспоры. Мы знаем, как Кремль может последовательными шагами превращать ее наиболее экзальтированных представителей в «пятую колонну», причем придавая этому массовый характер.

Правда, эффективность этого метода уже начала свое падение на фоне все более проясняющейся картины, складывающейся в Украине. Люди видят, что если ты оказываешься субъектом таких манипуляций, то это ни к чему хорошему не приводит. Становясь недругами для своих, они никак не становятся своими для Кремля. Как раз наоборот. Для него «пятоколонщики» просто пушечное мясо, которым пользуются, а потом выбрасывают, решив какие-то свои ситуативные проблемы. Люди своим собственным разумом начинают понимать, что красота пропагандистских формул превращается в откровенный вероломный обман.

Тем не менее фактор внешнего информационно-пропагандистского ослабления Казахстана продолжает быть одним из важнейших источников угроз и вызовов во взаимоотношениях с Кремлем.

Следующий момент – это то, что России удалось завлечь нашу страну во всевозможные союзы, договоры и интеграционные объединения, часто даже вопреки нашим национальным интересам.

Так, Таможенный союз показал свою откровенно низкую экономическую эффективность. Евразийский вообще претерпевает громкий публичный провал. Плюс ко всему, внутри него оказалось больше борьбы за отстаивание суверенитета, нежели просто поступательного экономического взаимодействия.

ОДКБ вообще сформирован парадоксально с точки зрения баланса «союзник – противник». Любое военное объединение подразумевает некую общность образа врага. А выясняется, что у Казахстана и России эти образы временами не только не совпадают, но и порой вообще противопоставлены.

Однако самая суть зависимости не страны от страны, а одного политического режима от другого содержится в том, что это альянс схожих по характеру олигархических элит России и Казахстана. Они, по существу, представляют собой единое пространство интересов. И у этих интересов случаются как взаимная гармония, так и резкое несовпадение.

В целом эти элиты компрадорские, на словах чуть ли не советские, а на деле – ориентированные на западные модели накопления, потребления, да и мест проживания тоже. Причем в традициях не современного Запада, а времен дикого капитализма, когда разнузданный культ потребления не был ограничен никакой публичной транспарентностью.

Эти элиты поддерживают взаимовлияние такими средствами, как войны компроматов (а мы знаем, что спецслужбы России во много раз сильнее казахстанских, чтобы опережать нашу элиту в сборе нужного негатива), внутриэлитный экономический шантаж, давление и прочие красоты, в принципе, присущие больше криминальному миру, нежели политическому истеблишменту.

Особую роль в этих «прекрасных» взаимоотношениях играет обширный арсенал шпионско-диверсионной деятельности – от сбора материалов до массовых провокаций или даже устранения людей.

Вовсю запускаются инструменты грязного пиара. Причем необязательно в общем информационном пространстве – зарубежные СМИ, «эксперты» и даже политические институты с удовольствием принимают в них участие. Почему? Потому что все это обильно посыпано совершенно неописуемыми объемами денег. Денег, которые обе элиты могли бы пустить на благо своих наций. И эти деньги бродят по миру, продолжая будить в людях самые низменные интересы.

— Как стать по-настоящему независимым государством? Почему нужно перестать оглядываться на Россию? И с чего надо начать шаги по укреплению независимости?

— Во-первых, давайте поймем, что многие, в силу того, что осознают всю неприглядность современных российско-казахстанских взаимоотношений, в ужасе путают понятия независимого суверенного государства и изоляционизма.

Вопрос ведь состоит не в том, чтобы уничтожить отношения, а в том, чтобы наполнить их позитивным содержанием. Ведь все исторические совпадения могут быть трансформированы в общность национальных интересов. Если, конечно, думать о нации, а не о том, как бы ее обдурить, забить голову пропагандой, превратить нищету в ценность, а неумение мыслить – в патриотическое кредо. По дороге отстраняя или даже убивая лучших сынов нации, ее исторический потенциал. А может так сложиться, что и шанс.

Истинная независимая внешняя политика состоит в том, чтобы вести ее с неподдельным чувством собственного достоинства. Не нужно путать ее с чванством и деланной напыщенностью. Главное – это не допустить скатывания любых межгосударственных взаимоотношений на уровень криминальных альянсов. Не позволить себе такого уровня нравов. И это касается не только отношений с Россией – не будем упрощать геополитические реалии. Носителей низменных интересов хватает повсюду. Везде «люди гибнут за металл», гибнут их души в тиглях корысти.

Вы обратили внимание, что «северное» геополитическое направление описано мною в основном в негативном свете. Но как раз-таки с Россией, в силу определенного исторического потенциала и традиций, можно было бы сформировать совершенно новый, уже не постсовковый ландшафт сотрудничества. Без всяких колониальных синдромов, реваншизма, без шовинизма, нацизма и прочих видов ксенофобии, как на уровне бытовых взаимоотношений, так и на уровне большой политики.

Так что если не устраивает характер взаимоотношений, нужно менять или изменять их источник. Тут у народов двух стран рычагов влияния на изменение элиты практически-то и нет. Я имею в виду – в рамках существующих институтов позитивного права. Оба режима представляют собой просто образцовые модели буржуазного тоталитаризма, довольно отсталого типа в плане цивилизационного развития. И это-то у народов с такой долгой и фундаментальной историей!

Многое зависит от самих элит – начинать ли качественную трансформацию себя или все же нестись вперед, пока «мать история не рассудит». Все зависит от степени прагматизма мышления внутри них. Какие механизмы и принципы существуют, чтобы воспроизводиться максимально в согласии с обществом, а не в углублении конфликта с ним. Насколько у нее есть сила корректировать свои нравы, сдерживать свои нерациональные эмоции, например такие, как тщеславие.

Что играет большую роль – декоративные цацки культов личности или все-таки стремление остаться в виде носителя некой исторической роли в судьбе страны? Это ведь абсолютно несовместимые вещи. Одно из них стремительно пожирает другое.

Что может стать инструментом сегодняшнего дня? Так сказать, чтобы начать позитивные тренды прямо сейчас?

На мой взгляд, нужно создавать конкретные целевые мозговые центры – научные институты. Вопросы, что и как делать и менять в геополитике, нужно выводить из области размышлизмов в прессе в область науки.

Нам срочно, просто на критическом уровне срочности, необходимы те институты, которые бы не отвечали на геополитическую проблематику время от времени, а конкретно и многосторонне изучали бы все (!) стороны взаимоотношений на постоянной (!) основе. Нам нужны тонны исследований, докторских диссертаций, публичных и закрытых докладов, экспериментов и путешествий. Нужно, чтобы в обществе было широко популярно мнение, сформированное этими работами, а не ситуативными «озарениями» экспертов-многостаночников, а то и вообще антинаучным бредом.

Иными словами, нам нужны такие think tanks, как самостоятельные академические Институт России, Институт Китая, США и Европы. И вот они-то и должны в фундаментальной и популярной форме отвечать на такие сложные вопросы, которые вы задаете. И они должны быть не придатком административной системы, а именно авторитетным источником разработки решений, которые соответствовали бы реализации такой архисложной категории, как национальные интересы.

Это, собственно, и есть один из тех прагматических институтов выживания элиты. Невозможно реализовывать национальные интересы на должном высоком уровне без должного развития национального интеллекта. Ведь тогда за нас будет думать чужой ум. А за ним подтянется и чужая армия.

— В «панамских документах», опубликованных Международным консорциумом журналистов-расследователей, фигурирует и имя внука президента, старшего сына вице-премьера – Нурали Алиева. Между тем, по словам журналистов-расследователей, опубликованные материалы – это лишь вершина айсберга, а фактов хватит на годы. Стало ли для вас сюрпризом появление в списках «Панамагейта» члена президентской семьи? Полагаете ли, что в этих списках могут фигурировать и другие фамилии высокопоставленных чиновников и их родственников?

— Я думаю, не только для меня, но и для подавляющего большинства казахстанцев появление материалов подобного рода не является сюрпризом. Все прекрасно понимают, что накопление благ, которое осуществляет верхушка нашего общества, именно таково – построено на принципе «спрятать, накопить, вложить за рубежом».

Хотя, в общем-то, их окружает роскошь везде, и внутри страны тоже. Так что панамские материалы для наших граждан – это секрет Полишинеля.
Я абсолютно уверен, что материалы, касающиеся современной казахстанской элиты, выдаются дозированно. То есть нам приоткрыли лишь часть общей картины с тем прицелом, что дальше будут появляться все новые и новые имена. В зависимости от конъюнктуры – на кого наиболее целесообразно надавить сейчас. При этом семья и ближайшее окружение президента будут под ударом всегда. Здесь все понятно: именно этот круг закономерно ассоциируется в мире с внутренним и внешним политическими курсами Казахстана. А он не может устраивать большинство политических игроков в мире. Впрочем, и внутри уже все наблюдают в сегодняшней политической ситуации в стране «элемент обреченности».

В том, что и другие имена есть, я даже не сомневаюсь. Публикация панамских разоблачений – это часть хорошо продуманного плана, который будет постепенно реализовываться буквально на наших глазах. Наивно думать, что это вдруг случайно разразившаяся сенсация.

Вы говорите о верхушке айсберга – это верное замечание, ведь финансы, уведенные из страны, спрятаны не только в тех офшорах, которые упомянуты в панамских материалах. Ареал территорий, в которых «исчезли» казахстанские миллиарды, чрезвычайно широк. Скоро начнут проявляться и арабские, швейцарские, китайские маршруты их следования, и еще бог весть какие…

Вспомните, как давно в стране шепчутся и говорят открыто, даже делают официальные заявления о так называемых зарубежных счетах правящей группы. Поэтому я вообще отказываюсь понимать тех, для кого «панамские документы» – это некая новинка политической жизни.

— Казахстанские провластные СМИ ни словом не обмолвились о «Панамагейте». А фигурант от Казахстана Нурали Алиев ограничился публикацией пространного интервью на одном из сайтов, где ни словом не обмолвился про панамские офшоры. Почему Акорда полностью игнорирует факты «панамских документов»? Правильная ли это реакция и о чем она говорит?

— Официальным СМИ просто вообще нечего сказать на эту тему. Все, что ни будет сказано, всегда будет воспринято с точностью до наоборот. Поэтому слишком очевидна бесполезность каких-либо заявлений. Ментальная легитимность правящей группы с трудом пытается удержаться на паре тонких ниточек, одна из которых – это наблюдаемый нами способ реагирования. Он называется затупить. А у детей – спрятаться под одеялом в надежде, что монстр потопчется и уйдет восвояси.

Конечно, первоначальный эффект удивления схлынет, как схлынет и волна в социальных сетях, но это отнюдь не означает, что инцидент предан забвению. Напротив, сейчас происходят «накопление ответственности» со одной стороны и «накопление аргументации» с другой. Вторая накапливается для того, чтобы в свое время первую сделать максимальной и предъявить максимальные же требования.

Однако реакция все-таки будет. Она будет не прямой, а именно косвенной, поскольку против прямых аргументов возразить-то нечего, но можно предъявить те аргументы, которым не сможет возражать народ. Это погружение:

во-первых, в кучу новых скандалов, отвлекающих мещан от «основного вопроса политики», вроде смакования всяких видеодрак, ДТП, маньяков и очередных глупостей от депутатского корпуса. Опять кто-нибудь из людей с портфелями ляпнет что-нибудь уничижительное про казахский язык или про казахскую историю, чтобы потопить носителей национального самосознания в дурацких диспутах, опять же не имеющих отношения к «основному вопросу политики». Опять выкинут что-нибудь жареное и смущающее добропорядочность наших обывателей. И соцсети медленно двинутся вслед за этими «крысоловами»;
во-вторых, легко представить себе погружение в новые круги репрессий. Многие уже говорят, что наша государственная машина окончательно стала на рельсы перманентного государственного террора. Вести о праведных и неправедных судах, арестах, обвинениях и тюремном заключении заполнили практически все наше информационное пространство. Они неизбежно каждый день присутствуют в новостях и социальных сетях. Никто и не задумывается над тем, какой окрас это придает нашему государству. Верхам плевать, низы же могут только накапливать ярость.

В дальнейшем, я даже нисколько не сомневаюсь, в определенный момент появится какой-нибудь высокопоставленный умник, который торжественно заявит: «Во всем виноваты Назарбаев и его семья, а я, сидя рядом, как Штирлиц, глубоко законспирированно со всем этим последовательно боролся». И все, согласно его плану, должны в эти слова поверить и устлать ему путь к трону розами.

Ничего не выйдет. По одной простой причине, что люди никому (хоть даже и немного) помазанному этой властью не поверят настолько, насколько это сформировало бы его морально-этическую легитимность. Поздно. И этот поток падения легитимности никак не остановить, просто потому, что никто и не пытается. Даже из соображений личной безопасности. Это даже как-то сродни безумию или гамлетовской имитации его.

— Какие последствия для казахстанской власти могут последовать в случае, если там будут упомянуты дополнительные фамилии? Как на это будет реагировать общество и международное сообщество?   

В сущности, в предыдущих ответах я уже частично ответил на этот вопрос.

— В сущности, в предыдущих ответах я уже частично ответил на этот вопрос.
Могу лишь добавить, что Казахстан – это не изолированный остров. Все, что происходит у нас, так или иначе проходит через ценностную оценку в мире. А внешний мир – это не только партнеры и бывшие партнеры по бизнесу нашей элиты. Это еще и масса людей, чутко стоящих на страже таких демократических ценностей, как права и свободы человека. Также это огромные армии стран, ведущих агрессивную внешнюю политику разными способами и методами, но всегда с одинаковой целью – лишить другую страну прав и возможностей вершить самостоятельную политику. Не важно, экономическую, социальную или какую другую, но свою самостоятельную, отстаивающую интересы своей нации.

Поэтому любой народ всегда должен иметь ответ на один простой вопрос: те, в чьих руках его судьба в мире, способны защитить его или нет? Ответы на вопрос «почему?» всегда появятся. Стали же явью тайны «панамских документов». Станет понятным и явным и все остальное.

Главный экстремист в Казахстане – это Акорда, которая проводит непримиримую политику на подавление и уничтожение любого гражданского свободного волеизъявления, считает политолог Дастан Кадыржанов. По его мнению, граждане страны – просто агнцы терпения по сравнению с тем, что «творит этот полубезумный офис со стабильностью в стране».

— В Казахстане тысячи людей вышли на площади и активно протестуют против передачи земли в аренду иностранцам. В чем по‑вашему, причина небывалой гражданской активности населения?

— В своём посте в социальных сетях я писал, что, возможно, земля – это последний рубеж терпения казахского… или казахстанского, как вам угодно, народа.

Настоящий смысл происходящего отнюдь не ограничен вопросами продажи или аренды земли, как это старается представить властная пропаганда. Её стремления понятны – они хотят ограничить проблему вопросами бизнес целесообразности. Но теперь ясно, что ключевая проблема находится не там, куда её загоняют официальные пропагандисты.

Да, конечно, некоторые страны не делают ни из продажи земли в частную собственность, ни из её аренды, проблемы. Они относят её к сфере свободы рынка, и это выдаётся за некий капиталистический либерализм. Дескать, земля, как ресурс, должна стать вполне достойным участником рыночных отношений, чтобы генерировать деньги и создавать выгодные для государства и нации финансовые обороты.

Но все эти доводы не касаются нашей страны.

Настоящий протест направлен совсем не на это.

Настоящий протест направлен на то, чтобы лишить существующую власть права разворовывания  «последнего» национального ресурса. Посудите сами, нефть, газ, металлы, редкоземельные металлы, уран и прочие ресурсы, принадлежащие народу, уже проданы и распроданы направо и налево. Распроданы безо всякой выгоды для простого казахстанца. Распроданы вопреки принципам национального суверенитета.

Такая же судьба ожидает и землю. В результате многоступенчатой коррупции, существование которой не то что поддерживает власть, но и является активным проводником её развития, мы, граждане страны, окажемся лишёнными предпоследнего ресурса, который у нас есть, хотя бы иллюзорно. Последним ресурсом является продажа наших людей в прямое рабство и батрачество. Но – одно влечёт за собой другое.

Многие люди, задействованные в современном сельском хозяйстве, даже сегодня скажут мне, что это уже свершилось – превращение наших соотечественников в батраков и даже почти в рабов. Не буду возражать – я сам объездил наши зернопроизводящие регионы и воочию увидел, что уже сейчас это произошло.

Но изменения в Земельном кодексе создадут условия для того, чтобы этот процесс стал воистину массовым и системным. И обратного хода не будет. Земля окажется ресурсом, отчуждённым от сферы национальных интересов.

Далее. Проблема вовсе не состоит в том, что некие земли будут выведены из сферы национальной юрисдикции. На основе отчуждения земель другие страны могут создавать нам проблемы не просто экономического или правового характера. Мы им сами предоставляем возможность развивать уже совсем другие темы, скажем так, совсем внеэконоимического порядка.

На севере Казахстана это может стать вопросом сепаратизма в пользу России. На юге – в пользу, например, Китая. И мы сами (я подразумеваю государство) предоставляем право иностранным державам вмешиваться в вопрос суверенитета на землю. Это ни много ни мало – вопрос разрушения нашего государства, основой суверенитета которого является право на землю, на ту территорию, которую они исторически занимает. Не побоюсь патетики – за которую пролили кровь наши предки.

Цель небывалой гражданской активности одна – это не обсуждение форм земельных отношений. Это ни много, ни мало стремление лишить существующую власть легитимного права вообще распоряжаться таким фундаментальным ресурсом, как земля. Проще говоря, народ сказал: “после того, как вы разворовали нефть и другие ресурсы в свою и ещё чёрт-те в чью пользу, вы не имеете никакого права разворовать этот самый последний ресурс суверенитета”.

Всё, баста. Кредит доверия распоряжаться национальными богатствами исчерпан. Вы обладали неким кредитом доверия, потом вотумом соглашательства, потом долей конформизма по поводу всего предыдущего. А теперь всё. Вы все вотумы и мандаты разбазарили, и мы более вам ничего не дадим.

И, кстати, народный протест совсем не является “антикитайским” или “антироссийским”. Сейчас мы видим, как нас пытаются растаскать на эти направления. Этот протест в Казахстане является реально антивластным, и это надо осознать всем.

На самом деле со всеми внешними силами можно выстраивать нормальные бизнес отношения. Но, как сейчас стало понятно казахстанцам, этого не может нынешняя власть. Потому что она нелегитимна в принятии решений по вопросам земли. Это уже не обсуждается. Это уже за несколько дней станет понятно всем в стране, выйдет ваше интервью или нет.

— К чему могут привести многотысячные акции протеста? Пойдет ли власть на попятную и отменит ли спорную норму закона или решит ответить привычным образом: массовыми арестами и репрессиями?

— Я отвечаю на ваши вопросы накануне решения алматинского акимата о том, дадут они санкцию на митинг или нет. Поэтому трудно предвосхитить развитие конфликта.

Мне кажется, и я очень рад буду ошибиться, что акимат не даст разрешения на проведение митинга 7‑го (алматинского) и 21 (общенационального) митинга. Я могу об этом судить по той истерии, которую уже развили власти в трудовых коллективах и в СМИ. Они в открытую, не стесняясь, говорят людям, что некие силы в стране готовят “проамериканский” переворот и что надо сидеть дома и не поддерживать протест.

Пророссийские СМИ, типа канала “Евразия” уже в прямую обвиняют протестующих граждан в проамериканском стремлении “расшатать лодку спокойствия в Казахстане”.

Да Бог с вами. Никакой “лодки спокойствия” казахстанские власти не создают. Я давно пишу в своих статьях, что главный экстремист в этой стране – это Акорда, которая проводит непримиримую политику на подавление, уничтожение и распыление любого свободного гражданского волеизъявления. Мы, граждане страны — просто агнцы терпения по сравнению с тем, что творит этот полубезумный офис со стабильностью в стране. Они словно нарочно всё делают для того, чтобы из довольно лояльного населения сделать агрессивно настроенную народную массу.

Никакая Америка со своим деструктивом и близко не стоит по степени разрушения стабильности в Казахстане по сравнению с главной канцелярией страны. Чтобы взбесить простого казахского мещанина они сделали всё и безо всякой провокационной деятельности извне. Там просто не популярна элементарная логика Аристотеля. Это неудивительно, когда из “дважды два” всегда пытаешься сделать “три в отчёт, а пять в карман”.

— Демонстрируют ли массовые акции протеста усталость народа от авторитарного режима власти? Можно ли полагать, что данные митинги являются началом конца или процесса демонтажа авторитаризма в РК?

— Частично я уже высказался выше по этому вопросу. Но – не обольщайтесь. Никакого мирного или вялотекущего демонтажа авторитаризма не будет. Во-первых, потому что это уже далеко не авторитаризм, и желания одного человека, пусть даже главы страны, недостаточно. Страной не правит тот, кого мы хотя бы условно выбрали. Страной правит бюрократическая система, которая ни на секунду не допустит утери своих административно-карательных функций. Это уже тоталитаризм во всём своем великолепии и во всей красе своего загнивания.

Пусть даже этого захочет сам Назарбаев и начнёт воплощать некий “встречный” курс. Уверяю вас, и у вас у самих будет возможность убедиться, что, даже если это будет лично на пользу президенту, система не позволит ему развернуть корабль подавления вспять. Система уже давно существует ни в интересах Назарбаева, ни в интересах народа. Время компромиссов уже далеко позади. Увы.

Власти неумолимо ведут народ к открытому конфликту, и внешние силы тут не при чём.

Мы всегда надеемся, что корабль истории выведет нас из-под этого неумолимого течения исторической логики, ведущей нас к открытым конфликтам. И это правильно. Нам остаётся только надеяться, но надеяться пассивно мы уже не можем. Нам, как гражданам, тоже отпущен ограниченный кредит доверия истории. Мы тоже, перед лицом грядущих поколений, не можем его разбазаривать бесконечно.

«Мой взгляд на вещи, как и прежде, таков: в стране начался революционный процесс, и события разворачиваются в силу исторических закономерностей, присущих революциям. Многие люди представляют революции в виде одного акта восстания или какого-нибудь штурма. Нет, революция как кардинальная смена прежней модели общественных отношений на новую – это очень длительный процесс», – сказал известный политолог Дастан Кадыржанов в интервью газете «Трибуна».

— Много противоречивой информации поступает после терактов в Актобе. Трудно разобраться во всей этой неразберихе. Думаю, людям все станет понятно после вашего компетентного анализа. Итак, начнем. Откуда ни возьмись появились террористы и устроили кровавую бойню в Актобе. Каким был, по-вашему, мотив их действий? Кто может стоять за ними? Почему этот теракт случился именно сейчас, после небывалых протестов?

— Сегодня мы можем увидеть очень высокую активность СМИ, политиков, экспертов и граждан в социальных сетях, пытающихся проанализировать произошедшее в Актобе. Не думаю, что мой подход станет чем-то из ряда вон выходящим. Я просто попытаюсь высказать свою точку зрения не на конкретное событие, а на те обстоятельства, почему они стали, при всей кажущейся неожиданности, вполне закономерным явлением.

Более того, моя точка зрения на фоне такого накала чувств может оказаться вполне занудной в силу ее неоднократной повторяемости.
Мой взгляд на вещи, как и прежде, таков: в стране начался революционный процесс, и события разворачиваются в силу исторических закономерностей, присущих революциям. Многие люди представляют революции в виде одного акта восстания или какого-нибудь штурма. Нет, революция как кардинальная смена прежней модели общественных отношений на новую – это очень длительный процесс.

Так, Великая французская революция продолжалась не 21 год, а 81, пройдя через Первую республику, Империю Наполеона, Реставрацию Бурбонов, Вторую империю и так далее, пока в 1870 году наконец во Франции окончательно не были низложены все королевские династии и не установилась Вторая республика.

Я склонен считать, что русская революция, начавшись в 1905 году, подошла к своему логическому концу лишь только в 1945-м, когда, по сути, закончилась Гражданская война. Не будем забывать, что на стороне немцев воевало около 30 национальных соединений, состоявших из народов СССР. И эти подразделения отнюдь не полностью состояли из пленных. В рядах национальных частей Вермахта состояли решительные враги большевизма – от русских частей (и не только РОА) до татарских или армянских подразделений. Для них гражданская война убеждений еще продолжалась и рухнула вместе с поражением Вермахта. Только тогда все «контрреволюционеры» окончательно лишились последних надежд на крушение коммунистического СССР.
Даже президент Назарбаев В, выступая с публичными речами, под «цветными революциями» подразумевает лишь финальные акты этих революций в виде киевского майдана или кыргызского захвата резиденции Аскара Акаева.
В то же время революционные процессы в этих странах назревали длительный период, и лишь некоторые событийные триггеры превращали их в открытые и даже вооруженные противостояния.
Тут наша власть оказалась в ловушке своих же пропагандистских уловок, представляя революционные процессы исключительно в виде уличных столкновений.

Я напомню: любая революция — это вызревание новых социально-политических отношений внутри старых и лишь затем снос прежних порядков в тот момент, когда они уже действительно отжили свое.

Когда эти самые новые отношения начали процесс вызревания в Казахстане?

У нас принято это называть ростом протестных настроений, но этот термин неудачен, потому что протестные настроения могут быть локальными и кратковременными, посвященными какой-то одной теме. Например, крутиться вокруг отставки какой-нибудь одиозной персоны или вокруг сноса какого-нибудь архитектурного сооружения. Когда находится решение, исчерпывается и заряд конфликта.

Здесь же мы наблюдаем не просто громкое, но и массовое и систематическое проявление протеста не по конкретному поводу, а уже против всей системы политических отношений, сложившихся в Казахстане за годы правления Назарбаева.

Этот протест просто не может быть одинаковым. Он чрезвычайно разнообразен – от резких высказываний в социальных сетях до выступлений с оружием и самосожжений.

Каждый пытается самовыразиться в протесте, но у каждого есть свое происхождение этого протеста. Кто-то был доведен до отчаяния полицейским беспределом, кто-то – отъемом бизнеса, кто-то – потерей работы, у кого-то личные счеты с отдельными представителями власти, кто-то лишился дома и средств к существованию и так далее. А кто-то осознает протест во всей глубине его экономических и институционально-правовых нюансов. Это вопрос образования, а может, и опыта.

Но рано или поздно должно было так произойти, что и образованная среда, и самые широкие круги граждан становятся некой вполне однородной по степени протестности группой. После этого можно говорить о том, что старые нравы уже становятся окончательно неприемлемыми и обратного хода им уже нет. Так должно было произойти, так в Казахстане и произошло.

Самое главное – различна и культура протеста: кто-то создает партии и движения, кто-то берет ружье, кто-то вступает в ряды радикальных сект. Еще раз повторю: выражение протеста разнообразно по форме, но однонаправленно по своей сути. Оно направлено против сложившихся правил игры в политике, экономике и в обществе в целом.

Так что фраза «откуда ни возьмись» совершенно не подходит к нашим реалиям.
Опять же, занудство мое и многих политиков и экспертов заключается в том, что обо всем этом неоднократно говорилось. И существует лишь одна причина, почему у нас продолжается революционный процесс, а не эволюционный, то есть гипотетически мирная смена формации. И эта причина – чрезвычайный консерватизм и реакционность властей в области ведения внутренней политики, в сфере соблюдения правил общественного договора, когда-то заключенного с народом еще на заре независимости.

Существует много объяснений такой реакционности акординских политиков. Возможно, это пренебрежение образованием. Возможно, чрезмерная доминанта царедворческого поведения. Может быть, уже зацементировавшийся бюрократизм, не позволяющий никому пойти против его правил. Но вкупе картина предельно ясна – это не просто ряд недостатков, это целый комплекс причин, может так оказаться, даже рокового характера.
Рокового по той причине, что в мутных миражах некомпетентности очень быстро формируются контуры разрушения безопасности для всех – и для народа, и для представителей правящей группы, и, что самое ужасное, для суверенного государства Казахстан.

Кто в состоянии остановить этот сумасшедший бег? Я не возьмусь предположить. Пока народ играет роль заложника в руках властей. Причина понятна – Акорда слишком долго шлифовала политическое пространство и просто инакомыслие, что теперь сама не может разглядеть: кто же ей противостоит? С кем договариваться и вести политический диалог? А ни с кем. Все сегодня там, где их и оставил режим Назарбаева, в подполье или на кухнях. И неизвестно, что теперь оттуда будет вылезать – ваххабитские наемники или амбициозные олигархи.

— На следующий день после терактов КНБ и Генпрокуратура нашли главного «заказчика» как актюбинских событий, так и митингов. Им оказался, по их мнению, директор пивзавода Тохтар Тулешов. Почему власть выбрала именно его на роль главного злодея? Есть ли хоть какая-то связь между митингами, терактом и Тулешовым?

— Давайте попытаемся отделить мухи от котлет.
Что касается участия в митингах, то это явный перебор. Очень и очень нелепая попытка властей дискредитировать народный протест. Самое главное – мы уже заметили, как власть, выдавая однажды бредовую версию обществу, сама потом заболевает тем, что верит в нее. Это болезнь излишней забюрократизированности: вначале выдается версия, а потом ее начинают тиражировать чисто автоматически. В итоге любой абсурд становится камнем, который уже невозможно объехать.

При этом общество как не верило, так и продолжает не верить. Последствия этого печальны. Митинги протеста, общенациональное несогласие с властями – это то фундаментальное явление, с которым властям придется сталкиваться все чаще и чаще, чтобы обеспечить безопасность себе и обществу. Но именно вот эта зацикленность на абсурдных версиях может сыграть свою дурную роль.
Что касается попытки организации Тулешовым государственного переворота, то тут много нюансов.

Первый из них – это то, что здесь общественность вполне может занять пассивную наблюдательную позицию. Зачем копаться и искать? Власть сама заявила эту «удивительную» версию – пусть она и доказывает, что это была правда. А мы поглядим. Но не стоит забывать всех информационных коллизий этой версии. Хотя бы ради того, чтобы потом оценить уровень компетентности (а скорее, наоборот) тех, кто ее нам продвигал. И потом, у нас так привыкли за всем видеть конспирологические сценарии, когда, прикрываясь резкими обвинениями, власть просто сводит некие личные счеты с человеком. То, что это не так и ресурсы государственной машины использовались не для этого, тоже придется постараться доказать. И не факт, что доказательствам поверят.
Второй – неужели Акорда действительно думает, что идея государственного переворота со стороны неизвестного олигарха вызовет массовое возмущение и порицание? Я думаю, наоборот. Власть у нас никто не любит все больше и глубже. Так что придание кому бы то ни было образа «повстанца» не на пользу Акорде. Потому что опасен сам прецедент.

Сейчас вы можете наблюдать, как версия Тулешова медленно и аккуратно уводится из зоны внимания путем смещения акцентов в сторону версии радикальных исламистов. Что здесь можно сказать кроме того, что стратеги власти сейчас пытаются медленно пройти мимо откровенно позорной страницы своей информационной деятельности?

— В ходе жанаозенского расстрела 2011 года от пуль силовиков погибли 17 человек, официально. Однако ни «желтого» уровня угрозы, ни какого-либо еще введено не было. Зачем власть решила ввести режим террористической угрозы на 40 дней? Действительно ли Казахстану угрожают террористические атаки?

— Сегодня в мире террористические атаки угрожают всем. Особенно странам с откровенно «дырявыми» границами.
Но это не самое главное при упоминании в современном контексте событий в Жанаозене. Те события стали неким символическим и социально-политическим началом больших изменений – их видимая, вырвавшаяся на поверхность часть.

То, как поступала власть в канун и во время 21 мая, – это прямое последствие именно жанаозенских событий, страха и непредсказуемости, сформировавшихся тогда, когда был расстрелян собственный народ. И по-другому уже не будет.

И впредь события будут развиваться так, что постепенно выстроятся в некую цепь неизбежностей. И тогда тезис о случайности народного протеста будет окончательно выбит из-под ног акординских политиков. Все закономерно, и этому все больше будет возникать очевидных доказательств.

— Власть менее чем за сутки «раскрыла» все «преступления» Тулешова – митинги, теракты. Насколько убедительными выглядят силовики в данном контексте? Поверят ли такому хитросплетенному сценарию заговора на Западе, например?

— В общем-то, Запад не является чем-то однородным, чтобы там сформировалось некое монолитное мнение.

Но в зарубежном контексте лучше сегодня обратить внимание на другое обстоятельство, которое из-за горячих событий внутри страны проходит немного незаметным. Хотя можно не сомневаться в том, что рано или поздно эффект накопления разрозненных фактов превратится в одну единую волну. И она тоже будет протестной.
Мы уже давно наблюдаем стремительное обрушение того, что мы называем международным имиджем Казахстана. Здесь и падение рейтингов чисто экономического характера, и отражение состояния дел в стране в гуманитарной сфере и в области демократических достижений, прав и свобод человека.
Увы и к сожалению, этот процесс иначе как обвалом не назовешь. Развеялись многие иллюзии о том, что наша страна развивается именно по цивилизованному, умному пути развития. Давно уже нет известий о том, что это так. А вот признаков того, что благодаря «чуткому руководству страны» мы как-то очень быстро из подающей надежды нации превратились в заурядненькую азиатскую диктатуру, полным-полно.

Поблекли имиджи различных международных экономических и медийных форумов, развеялся перламутровый мираж благополучия, за которым прятались заурядное общество ненасытного потребления и его идеалы. А также дешевое тщеславие воплотить свое псевдовеличие в архитектурной безвкусице.
Сегодня общество уже сформировалось до того, что может выдвигать логические и квалифицированные требования к власти во внутренней политике, как бы демонстрируя свою все более усиливающуюся способность выступить историческим судьей по отношению к сегодняшней элите. То же самое быстро сформируется и по отношению к внешней политике. И не только из-за ее ярких провалов, но и из-за вот этого ежедневно, рутинно происходящего падения внешнеполитического престижа нации.

— Президент заявил о том, что террористы были проинструктированы из-за рубежа. Кого конкретно, по вашему мнению, он имел в виду, какое государство? Есть ли зарубежный след в актюбинских событиях?

— Понятия не имею, кого он имел в виду. И даже не собираюсь на эту тему размышлять. В истории страны бывают ситуации, когда недомолвки и недосказания не являются хорошим тоном в политике. Вот сейчас в Казахстане именно такой период.
И вопрос этих недомолвок в выступлении главы государства не так прост, как кажется. Почему? Потому что здесь мы сталкиваемся уже не только с ошибками Астаны во внутренней политике. Эти недомолвки есть прямое следствие коренных ошибок уже во внешней политике. Причем ошибок в самом главном – в неспособности сформулировать национальные интересы открыто ни перед собственным народом, ни перед международной общественностью.
Акорда словно находится в капкане – президент не может открыто заявить, что в общенациональном митинге существует американский след. Просто потому что, на мой взгляд, это будет откровенная ложь и об этом американцы, я думаю, энергично напомнят нашему руководителю.
Не может открыто признать ваххабитское зло – помимо террористов официальным носителем ваххабитского течения является в мире Саудовская Аравия. Тут тоже не разбежишься в формулировках. Тем более что совсем недавно расследование в США заявило, что саудовского следа в терактах 11 сентября 2001 года нет. Значит, и разногласий с саудитами особо и нет.

Свалить на ИГИЛ, расположенный в тысячах километров от нас? Почему бы нет? Для этого есть основания. Но и это не было открыто высказано. У нас что, даже по ИГИЛу нет твердой и собственной позиции? Непонятно.

Не может заявить и про российский и китайский следы открыто, потому что… потому что вообще открыто не может заявить ничего. Вот и появляются всякие недомолвки «кое-кто», «кое-откуда». Ну, кыргызы, что ли, в конце концов?! У нас же чуть что, так любят показывать кадры кыргызской революции, поплясать, так сказать, на братском горе.

По этой причине, чтобы все-таки сформировать общественное мнение казахстанцев, на амбразуру кидают «мастеров пропаганды» соответствующего разлива. Контролируемые Россией в Казахстане СМИ радостно подхватывают эту инициативу, при этом моментально разрушая собственный имидж практически до основания. Теперь лишь маргинально мыслящие смогут без содрогания смотреть по этим СМИ что-либо кроме всяких шоу.
Для националистически мыслящих людей, наоборот, закидывается версия о том, что Тулешов-организатор – откровенный «ватник» и якобы мыслит ценностями российской пропаганды. Только успели вроде съесть эту версию, как тут на людей вываливается весь этот ваххабитско-пророссийско-проамериканский сумбур.

Думаете, это просто некий ряд профессиональных ошибок? Нет. Это вполне закономерное последствие. Как говорится, ищите бардак не в последствиях, а в первоисточнике.

— Также Назарбаев увидел признаки «цветной революции» в Казахстане. Почему мирные митинги у нас воспринимаются как попытка свержения власти? Сложилась ли в Казахстане революционная ситуация?

— Если речь идет о попытках 21 мая созвать общенациональный митинг, то, безусловно, это часть революционного процесса, мы уже говорили об этом выше.

Внутри нашего общества уже давно созрело два фундаментальных тренда. Старые правила игры надоели всем, ибо признаны несправедливыми и откровенно реакционными… Да даже отсталыми, не побоюсь этого слова.
И второй тренд – на формирование новых отношений.
Это неизбежный процесс. И главный вопрос состоит не только в том, каков будет характер этой новой общественной формации. Вопрос еще и в том, кто из нынешних властей предержащих хочет остаться в новой структуре общества и в каком качестве. Однозначно то, что новые силы не дадут им формировать правила игры. Как это будет происходить, сразу или постепенно, – это, как правило, вопрос исторической случайности.
Пока ситуация такова, что у «новых» еще не сформированы тренды – какая идеология будет ключевой, кто будет являться движущей силой изменений, кто возглавит те или иные процессы, как в общем, так и персонально. Но тренд бесповоротный – новым общественным отношениям быть! Независимо от того, прячете ли вы голову в песок или в какой-нибудь центр коммуникаций и информации.

Сегодняшние власти предержащие, не понимая неизбежности этого тренда, вместо того, чтобы воспользоваться низкой самоорганизацией общества и быстро начать столбить себе место в будущем, затеяли некий дикий танец саморазрушения. Вот это действительно непонятно.

Ведь однозначно, деятели новой формации не будут комплиментарны к представителям формации старой. Мы это уже проходили, когда коммунистическая элита менялась на постсоветскую. Тогда все упорно сваливали на предыдущих. Не сильно получилось по простой причине: коммунистическая элита не была экономически «жирной» – они просто обладали некими административными благами, которые исчезли моментально.
Теперь же речь пойдет о накопленных громадных капиталах, и вопрос не останется в рамках простой этики. Тут ожидаются очень серьезные катаклизмы.
Проявляют ли понимание этого нынешние члены правящей группы? Вы можете сами убедиться, наблюдая за происходящим. Одна из самых тщетных вещей – это пытаться остановить неизбежное.

— Дастан, в Фейсбуке обсуждается вопрос о том, к какому жанру отнести информацию официальных органов по Актюбинским событиям?

— Если уж буквально отвечать на ваш вопрос о жанре, то это конечно, как всегда, монолог. Как мы уже давно убедились, власть никогда не удосуживалась ести что-то, хотя бы отдалённо напоминающее диалог. Так что это обычный монолог в стиле «мы вам скажем, и нам всё равно, что вы об этом думаете».

Что касается обращения президента, то это представление политической линии Акорды обществу и она, как всегда, безапелляционна.

Стало также традиционным наличие в выступлении Назарбаева угроз в сторону тех, кто посмеет мыслить иначе. По какой-то причине угрожающее послание инакомыслящим стало постоянным в содержании его выступлений. Самое интересное вот что: всё меньше людей ощущает, что эти угрозы являются проявлением истинной силы. Хотя они понимают – власти могут репрессировать кого угодно, как угодно, особо не задумываясь о формальностях.

Общественное сознание реагирует с точностью до наоборот – чем выше тон угроз к тем, кто посмеет не разделять точку зрения Акорды, тем все больше люди говорят именно о слабости и даже страхе, в котором пребывает главный офис страны.

Общественное сознание весьма интересная штука, она не всегда реагирует так, как ожидает посылающий месседж. А если ты особо не утруждаешься его изучением, то и твои речи никогда не достигают целей. Не помню ни одного случая уже несколько лет, чтобы выступление хоть кого-то из власти вызвало бы поддержку и истинный энтузиазм — от президента до акимов и госслужащих разного калибра.

Я не знаю, наличие угрожающей риторики – это результат личного самоощущения президента или тактика, предложенная его многочисленными советниками? Как бы то ни было — реакция на них крайне негативна. А в результате – тотальное сокращение социальной базы поддержки президента Назарбаева.

По моему опыту, раньше этому фактору – состоянию социальной базы поддержки президента – уделялось самое пристальное внимание. И это правильно – это свидетельствует о живости политики, направленности её на верные, а не на иллюзорные ориентиры и на укрепление легитимности власти.

В последнее время то ли социальная поддержка стала не нужна, то ли она намеренно разрушается с какой-то непонятной целью? На этот вопрос всё труднее находить ответ.  Выбранная угрожающая тональность ни к чему позитивному не ведёт. Однако не только это сегодня говорит о фундаментальном провале внутренней политики, о которой эксперты уже говорят просто хором.

— С точки зрения политтехнологий, как Вы оцениваете события в Актобе?  Правоохранительные органы квалифицировали их как теракт, обыватели – как отвлекающий манёвр власти от болезненной темы продажи земли. Ваша версия?

— Пока я оцениваю их не с профессиональной, а чисто с человеческой точки зрения – гибнут люди, в Казахстане провозглашался траур. Происходят события, которых прежде не было в нашей стране. И это показатель того, что мы находимся в крайне опасной стадии развития.

Что бы это ни было – события в Актобе свидетельство глубочайшего кризиса в сложившихся общественных отношениях в Казахстане, фактический крах внутренней политики, повторюсь.

Так что не хотелось бы ударяться в излишний цинизм, которым сквозит всё,  что касается политтехнологий — об этом я знаю не понаслышке.

Я уверен, что события в Актобе еще будут обрастать подробностями. Самое печальное то, что, судя по всему, многие хотят получить с них циничные дивиденды – политическая власть своё, различные «влиятельные группы» – своё, силовики – своё, возможно и некие внешние силы тоже рассчитывают извлечь для себя пользу.

Пока самые главные сомнения рождает тот информационный сумбур вокруг событий, их трактовки и плюс ещё вокруг фигуры Тулешова.

Особенную силу набирает скандал, связанный с тем, что в списках уничтоженных во время операции, всплывают данные людей, которые живы-здоровы, не могут даже гипотетически быть причастны к террористической атаке. Это уже просто из ряда вон выходящий абсурдный случай. Вот такие прецеденты и заставляют думать – во всей этой истории слишком много вранья, попыток выдать желаемое за действительное.

Не будет преувеличением если я скажу, что не только кому положено, но и журналисты, общество продолжат своё пристальное расследование, что же всё таки произошло в Актобе и – главное – какие факторы за этим стоят. Ведь доверия ни одному информационному источнику власти нет.

— А Вы не допускаете мысли о том, что для сохранения власти все средства хороши, вплоть до кровавой инсценировки?

— Я лично не допускаю. То есть мои убеждения не допускают, что такие средства могут быть «хороши». Может, буду выглядеть отсталым, но я все-таки приверженец идеи, что грязную политику делают грязные политики. И это не идеализм с моей стороны и не чистоплюйство. Политика – это именно та сфера, где наиболее всего должны цениться морально-этические ценности. И не стоит думать, что во всём мире правят конспирологические сценарии, лицемерие и вероломство. Они правят только там, где что-то гниёт.

— На своей страничке в Фейсбуке Вы задались вопросом: «А почему именно Тулешов»? И вправду – почему?  Кстати, Тулешов был арестован в январе этого года, но, сидя в СИЗО, он еще оказывается и митинги казахстанцев против продажи земли финансировал и организовывал. Насколько это вероятно?

— Образ Тулешова, возможно, начнёт обрастать новыми деталями. Истинная причина непонятна. Зачем вдруг стало резко необходимо буквально демонизировать этого совсем неизвестного ранее человека?

Причастность его к митингам… что тут можно сказать? Если даже он вдруг организовал несколько человек, то какое это имеет отношение к сути протеста 21 мая? Выдавать общенациональное движение за результат воли одного какого-то неизвестного человека – это очевидное оскорбление патриотических чувств народа.

Что я действительно не понимаю – а обязательно вообще избирать линию на оскорбление гражданских чувств соотечественников? Кто-то же обосновал в Акорде такую линию поведения? Чем он руководствовался? Какие слова произносил? «Они дураки все, давайте им это продемонстрируем»? Ну, и на какую трезвую цель рассчитано такое? Ведь, всё-таки, должна быть какая-то умно сформулированная цель у любой политической линии поведения, не так ли?

Это что касается шельмования истинного народного протеста и дешёвым попыткам выдать их за действия марионеток некоего олигарха…

Это уже плевок в лицо согражданам. Увы, дожили мы и до таких времён.

Возвращаясь к Тулешову… Как ни странно, я допускаю, что у кого-то из региональных, может быть даже крупных олигархов могут в какой-то момент сдать нервы. И он решит … не то чтобы устроить именно государственный переворот, но хотя бы подкорректировать правила игры по отношению к себе, если так можно выразиться.

Что мы знаем о нашем обществе? Что несправедливость не просто тотальна – она чрезвычайно многогранна. Можно допустить, что и на неких олигархических уровнях существует весьма нездоровый климат рейдерства, насилия, угроз безопасности, скажем так, внерыночных методов ведения конкуренции. Когда некоторые люди у власти или близкие к власти чувствуют себя безнаказанными – они могут совершенно спокойно творить то, что в 90-х называлось ёмким словом «беспредел». Для широкой общественности это игра без «хороших» и «нехороших». Для нас это что-то из рубрики «их нравы».

Но, есть одно «но». Если вдруг всплывёт, что в основе всего этого сюжета лежат некие личные мотивы такого рода, и для разрешения их вовсю использовались ресурсы государства (!) это будет очень нехорошо. Вот тогда появятся и «плохие» и «злые», тогда имиджу политической власти будет нанесён очень серьёзный удар. Надеюсь, что это, всё-таки, не так — уж слишком высока цена.

Полагать, что шестнадцать боевиков Тулешова пытались захватить войсковую часть, вооружиться и атаковать президентскую резиденцию в Астане – сценарий выглядит немного бредово. Но вот захватить областной акимат и создать в стране целый бунтующий регион – это совсем реальная цель. Её опасно даже озвучивать, тем более, зачем это понадобилось озвучивать власти – я не понимаю.

Как Тулешов мог эффективно руководить захватом из спецприёмника КНБ? Это большущая загадка, но тут мы, всё-таки, хотим дождаться официальных разъяснений, какими бы они ни были.

Я думаю, что эти разъяснения обязаны появиться. Акорда обязана (да даже не перед нами, а перед собой) навести порядок в информационных потоках и предъявить обществу квалифицированную (!) версию событий. В общем, ждём.

— Прошедшие несанкционированные мирные митинги в ряде регионов страны власть Казахстана в лице генеральной прокуратуры квалифицировала как попытку захвата власти. ЧП в Актобе и вовсе устрашающе – «вооруженная попытка захвата власти». Как можно захватить власть Акорды, находясь от нее в двух тысячах километров? Есть ли в истории других стран какие-либо аналогии?

— Сейчас такая ситуация, что вооружённая попытка захвата власти – это проблема власти. Люди не считают тех, кто сейчас «у руля» ни любимыми, ни легитимными. Максимум на что может надеяться власть – это на равнодушие. И уж никак не на любовь.

Настоящая нация, это в которой больше любят детей, а не лидера нации.

Это такой народ, в котором детей не лишают их бесплатных обедов, не уничтожают педиатров, туберкулёзные диспансеры, не стремятся заставить платить за школу, не делают из их родителей бедняков, а из дедушек обворованных пенсионеров, в конце концов. А на фоне этого не строят какой-то языческий пантеон. Причем языческий не по вере, а по отсутствию внутренней культуры и цивилизованности.

Народ у нас решительно находится на периферии политики. Но это временно. Я уже высказывался раньше в прессе и в социальных сетях. Пока нити активной политики в руках у власти. Народ же находится на стадии самоорганизации.

Возможно, кто-то из властей предержащих вздохнул с облегчением от этого тезиса – мол, как замечательно – инициатива за нами, и мы будем поступать как нам заблагорассудится. А это фундаментальная ошибка.

Самоорганизация не так безобидна. Под самоорганизацией подразумевается не только появление новых лидеров, формирование новых общественных объединений и партий. Отчасти это так. Но есть и другой процесс – это самоорганизация радикальных противников политического строя Назарбаева – всевозможных заговорщиков, штурмовиков, и, конечно же, организованных террористов. Вот что такое масштабная самоорганизация, когда ею заняты все – «хорошие», интеллигентные и «плохие» и наглые, договороспособные и отпетые негодяи.

Примитивизация политики, низведение её до уровня кухонных разговоров приводит к значительному упрощению и политического метода. Противостояние партий, идеологий в парламенте – это одна из высших категорий сложности политики. А вот политическое убийство и террористическое покушение – нет. Напрасно полагать, что можно раскрыть весь террористический потенциал на стадии подготовки. Многие так думают – любая организованность – это утечка информации, сложности поставок оружия и прочая. Да, поначалу это будет так. Но все будет прагматизироваться, упрощаться, а методы реализации оттачиваться.

А если к терроризму еще добавится целенаправленное и организованное под теракт информационное пространство – пиши «пропало». Наши информационщики не геополитическом уровне конкуренции – это… даже не хочется об этом говорить. Они проиграют всё.

— Буквально на следующий день после событий в Актобе генпрокуратура м КНБ провели брифинг, на котором сделали официальные заявления о задержании сообщников Тулешова – бывших высокопоставленных офицеров генпрокуратуры и МВД. По всей видимости, по ходу следствие появятся и другие фигуранты, не ниже чином. В связи с этим вопрос: почему только бывшие? Или они обижены, что стали «бывшими», или прикрывают «нынешних», чтобы защитить честь мундира генералитета?

— Если вести речь о конкретных личностях, которые упомянуты в официальных заявлениях, я предпочту воздержаться от заключений и предположений. Участие в заговоре – это пока предварительная версия следствия, которую еще предстоит доказать и предъявить уже искушенному казахстанскому обществу.

А раз это касается репутации людей, то давайте пока будем осторожны. Вдруг у них нет такой обреченности быть обвиненными и осужденными во что бы то ни стало? И суд вдруг скажет – недостаточно доказательств или что-то в этом роде. Наивно звучит, но я предпочитаю остаться в рамках этики.

А то уже разнеслось по миру – объявлены, значит автоматически виноваты. Это входит в плохую привычку. Это даже уже стало плохой традицией.

Насчёт предпосылок подобных явлений я уже высказался выше – о том, что происходит разномастная политическая самоорганизация народа. Почему генералитет? Да, они часть административно-силовой системы, но они такая же часть народа, как и простые аулчане и горожане. Я уверен – протест то зреет не только в рядах студентов, рабочих и городской интеллигенции. Протест живет уже совсем рядом с кабинетом президента. А у генералитета и высших чиновников побольше квалификации, знаний и возможностей, чтобы «самоорганизовываться» вот таким образом.

Все, у кого есть некий организационный потенциал непременно станут стремиться его использовать. Это касается не только людей из госструктур. Это касается и олигархий и радикальных религиозных сетей – уж они то организованы подчас эффективнее многих контрразведок. Тем более, что они, как правило, аккумулируют у себя не только отечественный опыт — со всего мира к ним поставляются знания, как дестабилизировать ситуации или добиваться своих целей вероломными методами.

Так что вывод понятен всем – не прозвучит от власти воля на изменение внутриполитических правил игры – получайте не только митинги, но и такие уродливые формы протеста, как теракты, покушения и сведения личных счетов.

— В свое время в попытке устроить государственный переворот был обвинен и заочно осужден зять президента Рахат Алиев – тоже высокопоставленный офицер КНБ. Сегодня – другие офицеры. Не симптоматично ли? Гоняясь и уничтожая и без того слабую оппозицию, не проглядели ли они врагов в собственном стане?

— Некоторые организаторы политики из Астаны придерживаются такого убеждения, что главной причиной политической стагнации центральной власти является «отсутствие образа врага». Дескать, когда есть общий враг типа Алиева, Аблязова или ещё кого, система сплачивается, выходит из спячки и начинает функционировать более эффективно. По их мнению, такая борьба оживляет и даже оздоровляет внутриполитическую обстановку. Ну, по крайней мере обстановку внутри властных кругов.

Причём у многих это довольно фундаментальное представление и даже убежденность. Не раз мне приходилось слышать – вот, дескать, когда был внутри системы Рахат, тогда все были начеку и максимально эффективно действовали.

Ну что ж, сегодня уже нет людей в Казахстане, которые не понимали бы примитивность такого типа мышления.

Самое интересное – что такой тип в Астане преобладает. Конечно, я не имею в виду ностальгию по Рахату Алиеву. Я подразумеваю – отсутствие должного понимания, что всё негативное, что происходит сейчас в Казахстане – это не случайное совпадение звёзд по гороскопу. Это ряд абсолютно закономерных исторических явлений, свидетельствующих о глубокой политической стагнации, а скорее даже реакции в стране.

Сейчас период отличается от предыдущих только тем, что эти закономерные кризисные явления буквально сыплются одно за другим. Но при этом мы видим, что Акорда из всего этого ряда закономерностей предпочитает не видеть ничего и продолжает настаивать на непризнании очевидного.

— В МВД и генпрокуратуре РК сказали, что совершившие захват оружия в Актобе преступники являются представителями нетрадиционных религиозных течений. В таком случае почему раз за разом традиционные религиозные течения не в состоянии справиться с радикальными?

— В исламе, если вы подразумеваете исламистских радикалов, существовало много различных течений, которые накапливали свой опыт вербовки потенциальных террористов ещё со Средних веков, со времён древних ассасинов. У них даже существовало своё небольшое государство Низаритов, которое наводило ужас по всей территории Ближнего и Среднего Востока в течение почти ста пятидесяти лет. Но и после гибели государства Низаритов и их центра в крепости Аламут, традиции и опыт не исчезли никуда. Они используются и по сей день теми, кто сумел их найти, модернизировать и приспособить к современным условиям.

Помимо традиций вербовки необходимо упомянуть и само внутреннее наполнение ислама. Дело не в его агрессивности, как пытаются выставить некоторые антимусульмане. Наоборот – речь идёт о том, что ислам обладает чрезвычайно сильной идеей социального равенства, протеста против сословий и имущественного неравенства. Из-за силы идей справедливости я считаю ислам первой социалистической идеей человечества, появившейся за много лет до возникновения его в Европе.

Ислам однозначно занимает сегодня в масштабе всего мира нишу левых убеждений, и леворадикальных тоже. Не случайно на Среднем Востоке были возможны такие идеологические симбиозы типа иранских Муджахеддин-е Хальк и Фидаинов (одни из них были социалистами-мусульманами, а другие марксистами ленинцами… но всё равно действующими под эгидой веры), которые были самыми, если даже не основными, движущими силами Иранской революции 1979 года.

Именно идеи социального равенства в исламе очень сильно действуют на сознание людей, в особенности тех, которых многие годы сознательно маргинализирует правительство. А если учитывать, что чувство справедливости врожденно присутствует в сознании любого человека, то достучаться до его сердца и суметь манипулировать им – это уже вопрос опыта и техники.

Что могут противопоставить таким радикальным вербовщикам наши муллы? Те, кто ходит в мечеть знает, что они умеют только повторять мантры о стабильности в стране и здоровье её лидера. Разве это конкурентоспособная проповедь? Нет, это говорит лишь о глубокой степени конформизма к власти, в котором пребывает наше Духовное управление и его ставленники. Оно не является никаким политическим актором в стране.

В общем-то это закономерно в светском государстве. Но, тем не менее, на ниве своей прямой функции – борьбы за сердца людей – они просто обязаны эффективно противостоять злу. Конечно, есть в стране примеры, когда людей, подпавших под обаяние чуждых нам воззрений, удавалось переубедить и вернуть в лоно традиционного для нашего региона ислама. Но, согласитесь, это скорее исключение, нежели правило.

Очевидно, что силами одного ДУМК нам ситуацию не решить. Необходимо участие государства. Только в последнее время я что-то совсем ничего не слышал об Агентстве по делам религий (или Комитет?). Оно вообще существует еще? Одно время оно было достаточно активным, но не сейчас, когда ситуация просто требует энергичных мер.

И, наконец, главное, что я не устаю повторять и буду повторять, как присказку о Карфагене. Терроризм невозможно победить одним ДУМК или только запретительными или чрезвычайными мерами со стороны силовых ведомств. Не следует забывать, что КНБ и МВД борются уже с последствиями и открытыми проявлениями социальных бед общества. А именно эти беды, вопиющая социальная несправедливость и являются средой для взращивания терроризма.

Практика других государств говорит – что даже вся государственная машина бессильна, если в процесс борьбы с терроризмом не включается сам народ, граждане страны. А для этого власти нельзя находится в состоянии хронической войны с собственным населением, постоянно игнорировать сигналы о страшной стагнации во внутренней политике в стране. Эта стагнация неизбежно отражается на всех сферах жизни – от инвестиционного климата для инвесторов до планки террористической опасности. И тем более, невозможно сотрудничать с народом, рассчитывать на его поддержку, если каждый день ему неприкрыто врёшь.

Комментирует итоги прошедших протестных событий и дает расклад на будущее известный политолог и публицист, интеллектуал Дастан КАДЫРЖАНОВ.

— Каким станет Казахстан после 21 мая? В своих постах в социальной сети Фейсбук вы выразили предположение, что в случае силового разгона митинга начнется развал административно-силовой системы. Однако 21 числа народ Казахстана столкнулся с неким новым явлением, когда главной целью стал не разгон, а вообще недопущение того, чтобы митинг состоялся. Изменилось ли ваше видение ситуации в связи с этим?

— Сейчас, несмотря на то что эмоции перехлестывают через край, все же необходимо снова вернуться к тому, что все произошедшее нужно подвергнуть трезвому и хладнокровному анализу. Не только для того, чтобы расставить по полочкам сложившуюся ситуацию. Нужно понять и попытаться увидеть, что же будет происходить дальше.

Главным содержанием той моей публикации было утверждение, что уровень постановки целей и последующего принятия политических решений чрезвычайно низок. В связи с этим Акорда, гоняясь за фантомными целями, стремительно ухудшает ситуацию не только для себя – это народ уж как-нибудь стерпит. На деле она ведет ситуацию в стране к социальному коллапсу, причиной которого станут бескомпромиссные столкновения власти и народа. И эти столкновения не в интересах ни того, ни другого.

Давайте попробуем разложить произошедшую ситуацию по полочкам: кто что приобрел или потерял в результате реализации той тактики, которую выбрала власть?

Начнем с «победы» власти.
Судя по текстам в официальной прессе, где было объявлено, что «несанкционированный митинг не состоялся», это и было тактической целью Акорды. Объяснить ее достаточно просто: чем в мире появится информация, что митинг был разогнан силовым способом, лучше уж сделать так, чтобы его вообще не допустить. Чтобы вроде как сам предмет конфликта не состоялся. И поэтому нет темы, вокруг которой стоило бы ломать копья.

Что ж, возможно, авторы этой идеи и пьют шампанское, что провернули этот гешефт удачно, но на самом деле мы опять сталкиваемся не с политикой, имеющей дело со смыслами, а с политикой на уровне бессознательных рефлексов. Потому что во главу угла нужно ставить не ситуативную победу, а победу в стратегической перспективе. Если бы политики Акорды смогли бы видеть, из чего она состоит, я думаю, они не были бы столь радостны сейчас.

Так что единственный «пункт победы» власти не только остается единственным, но является еще и сомнительным. Почему?

Просто потому, что у народа этих пунктов много больше. Давайте их перечислим.

Прежде всего, полностью начал оправдываться мой прогноз по поводу начала быстрого развала административно-силовой вертикали государства. Вот его основные признаки.

Во-первых, с первых же минут своего существования рухнуло до самого дна политическое значение нового министерства информации и коммуникаций. Беззаконное задержание именно его подопечных – журналистов – и робкие попытки министра заверить общество, что «их отпустят» и «что этого больше не повторится», нанесли сокрушающий удар по ведомству. Этот удар окончательно показал, что министерство и его руководитель не являются полноценными политическими субъектами, играя роль лишь обслуживающего персонала совсем других кругов. Например, силовых.

Задумайтесь, в мире даже во время военных действий прямо в горниле горячих точек журналист является неприкосновенной фигурой. Это не просто этика, а одна из непреложных международных общечеловеческих цивилизационных ценностей, которую в Казахстане легко растоптали. А министр только при сем присутствовал.

И раньше-то официальный информационный блок был предметом насмешек, но теперь дело вышло далеко за пределы шуток. Обрушить в сложный момент целую отрасль, тем более призванную играть роль важнейшего политического инструмента, – это стратегический провал.

Более молниеносного крушения ведомства и его руководителя я в истории Казахстана не припомню. А ведь Назарбаев, судя по всему, возлагал на них большие надежды. Ну что ж, ему остается поблагодарить тех, кто эти надежды развеял навсегда. А новое министерство… Как говорится, заприте дверь, оставьте ключ соседям и можете уходить по домам. Нет на вас ни денег, ни эмоций.

Во-вторых, за один день политики власти сделали так, что практически вся силовая система оказалась ни много ни мало вне закона.

Полицейский, охраняющий правопорядок, ведущий непримиримую борьбу с преступным миром, спешащий на помощь молодым и старым в деле защиты законности – в этот образ в Казахстане окончательно вбит похоронный гвоздь. И раньше-то рейтинги полиции оставляли желать лучшего, но провести незаконную акцию, которая состояла из систематического нарушения Конституции, да еще в общенациональном масштабе – это уж слишком.

Разрушительным по своему характеру является даже не то, как полицию выставили в первые ряды козлов отпущения. Главный вопрос в том, что сами полицейские все чаще станут задавать себе вопрос: как мы допустили, что мундир – наш предмет гордости – вдруг превратился в ливрею, еще и на глазах у всего народа, мира?

Способно ли что-то сегодня переубедить их, что их сомнения напрасны, что они действительно защищают законность в стране? Нет. Сила приказа – это не инструмент убеждения. Она не в состоянии и переделать убеждения.

Что представляет собой ситуация, когда полиция становится вне закона? Самое катастрофичное то, что и ее саму перестает защищать закон. Если и останется корпоративный рефлекс, то это тоже ненадолго. Ведь полицейские – это не люди с другой планеты. Они тоже придут домой, в гости – и что себе думают люди из Акорды, что им родители и родственники скажут: «Ой, молодец, балам, ты правильно разгоняешь свой народ. Так ему и надо. Там же сплошные американцы»?!

В-третьих, полностью дискредитирована правовая система в Казахстане. Обычно правящая группа устанавливает в стране законы, которые преподносит обществу в виде некоторых общепринятых политических правил игры. Теперь в правовой системе воцарился абсурд: мы знаем, что наша власть создала Конституцию и разные кодексы исключительно под себя и при этом… сама же не исполняет своих собственных установок. Что может твориться в стране, в которой полностью отсутствуют правила политической жизни, уже прекрасно видим – мы не на острове живем, чтобы не понять, что происходит с такими нациями. Призраки ярлыка «несостоявшегося государства» опасно веют над нашей национальной безопасностью.

В-четвертых, полностью провалилась настырная пропагандистская линия, талдычащая, что все волнения в Казахстане – это происки неких внешних сил. На улицах страны этих сил… просто не обнаружилось. Ни долларов, ни западных «джеймсбондов», ни американцев, раскачивающих толпу. Власти все сделали так, что можно очень четко констатировать: никакого внешнего влияния за спиной апашек с пакетами нет. Это пропагандистское направление можно смело выбросить в мусор вместе с телеканалами, его исповедующими.
Самое плохое – внешний мир-то не стал белым и пушистым. И если внешняя рука с Севера, с Юга или с Востока все-таки появится, мы окажемся в позиции мальчика, который бездарно орал: «Волк! Волк!» не по делу.
В-пятых, антизадачу тому, о чем просил президент – «чтобы не опозориться» на международной арене, образцово выполнил его же собственный офис. Теперь мы заурядная азиатская диктатура с панамскими скандалами и тонтон-макутами. Я думаю, международная реакция не заставит себя ждать. Причем ударит по самому любимому президентскому направлению — по входящему потоку инвестиций.

Это вообще очень яркая иллюстрация провала. Глава этой власти – Назарбаев – просил, призывал именно «не опозориться». И именно это ему подарили его клевреты – международный позор.
В-шестых, рухнул и миф о крайней агрессивности тех, кто «раскачивает ситуацию» в стране. Ощетинившаяся спецсредствами целая армия, набрасывающаяся на мирных людей, – это и есть лучшая иллюстрация того, кто в этой стране экстремист. Тут вообще комментарии излишни.

В итоге сегодня в административно-силовую систему уже заброшен микроб саморазрушения, потому что внутри нее люди умеют и думать, и сопоставлять. (Ну, не все, конечно… Но надо уже перестать себя не уважать и начинать размышлять.) Очень быстро станет понятно, что не стоит уж чересчур бездумно подчиняться приказам в стиле Арнольда Амальрика, заявившего: «Убивайте всех, Господь узнает своих». Ведь завтра легко можно оказаться в ситуации, что тебя не признают за своего и…

И наконец, в-седьмых. Мы уже много лет наблюдаем, как одним из главных инструментов власти во внутренней политике является страх, управление страхом. 21-е число наглядно продемонстрировало: в основном этот фактор живет в рядах самой власти, государственной структуры в целом. Страх пронизывает ее сверху донизу, парализующий и липкий.

А это один из самых разрушительных факторов, которые только можно себе вообразить. Пытаясь поселить его в сердца общества, власть тяжело заболела им сама. И все это очень четко смогли увидеть невооруженным глазом.
Страх – это правильная, логичная для власти предержащей эмоция. Главное, чтобы она не переросла в истерику, а, наоборот, повернула ход мыслей на Левом берегу в сторону реального, исторического понимания безопасности, а не мнимого.

Так что, как видим, итоговый баланс уже в первые часы после 21-го числа показал свою очевидность – он не в пользу власти. История не имеет строгих законов, но с некоторыми из них шутить и вольно обращаться опасно, а игнорировать их – значит просто подписывать себе приговор.

— Судя по массовым репрессиям, власть не собирается вести диалог с обществом. К чему в итоге могут привести репрессивные шаги Акорды? Удастся ли власти запугать народ и сломить дух граждан? Пойдет ли Акорда на дальнейшее закручивание гаек и не превратимся ли мы в страну наподобие Туркменистана или Северной Кореи?

— 21-е число выявило гораздо худшую проблему в диалоге власти с обществом. Власть не просто не хочет – выяснилось, что она и не умеет – вести профессиональную политику. Отставьте в сторону насилие, запугивание, аресты, игнорирование общественного мнения, рейдерство, судебные преследования, всякие «спецоперации» и лицемерное чинопочитание – и вы увидите: политическое умение практически равно нулю.

Исчезла вся харизма, все умения убеждать, переубеждать, вести плебисцит, служить примером и звать за собой.

Не помню другого времени, когда любая поддержка политики власти воспринималась бы в обществе просто за отсутствие ума.

Про дух граждан… Вы, наверное, обратили внимание, что я употребляю это чересчур общее понятие «народ», и вам может показаться, что это обобщение чрезмерно. Да, с точки зрения политологической или социологической науки, это обобщение неприемлемо. Но не сейчас.

Сейчас самое интересное в Казахстане то, что общество объединено чрезвычайно быстро растущим общим протестным настроением (именно в этом оно вполне может быть объединено в единое понятие «народ»), но при этом лишено каких-либо внятных организующих сил. Я уже говорил раньше, что идет процесс самоорганизации, и он идет быстрее, нежели хотелось бы власти.
Политика же Акорды а) консервативна – она хочет сохранить существующее доминирование в экономике и политике; б) реакционна – поскольку, на ее взгляд, любая модернизация равносильна потере этого доминирования. Власть разрушает любые попытки модернизации и, следовательно, тянет общество назад, от прогресса к деградации.
И эти два процесса – самоорганизация общества и реакционный консерватизм – все быстрее вступают в непримиримый конфликт.

Очень трудно сейчас оценить, как будет выстраиваться баланс в каждой критической точке. Скорее всего, казахстанским властям не удастся сохранить такой уровень консерватизма, как в Туркмении или Северной Корее. Слишком уж быстро пошли необратимые процессы.

Пока баланс склоняется в сторону власти – у нее несоизмеримо больше финансовых, административных и силовых ресурсов. Но это совсем не значит, что она способна правильно распорядиться этим преимуществом, потому что сама в свою очередь проигрывает законам развития революционной ситуации.
То есть повернуть все закономерности вспять или даже просто сохранять в текущем положении власть не в состоянии. И чем быстрее она это поймет, тем меньше ее представителей окажется на суде будущего.

Дело еще в том, что процессы складывания властной группы прошли так, что именно в самый тяжелый «боевой» период в ее рядах не осталось тех, кто мог бы соответствовать этим сложным временам, когда необходимы подчас резкие и нестандартные шаги в политике. В основном на Левом берегу собрались политики… даже не политики – деятели, годные действовать только в периоды тихого мирного расхищения и тайных коридорных интриг.

Но это ведь тоже не рок какой-то, а закономерность кадровой политики.
В итоге административный ресурс, всегда в политтехнологиях считающийся ключевым преимуществом, сегодня является неповоротливой, медленной и реакционной машиной, неспособной сверху донизу генерировать эффективную realpolitik.

В определенном смысле то, что произошло в минувшую субботу, – это некий максимум внутриполитического креатива, который способна лихорадочно выдать Акорда вниманию всего белого света. Браво! Повесьте сюда какую-нибудь фотоиллюстрацию, наиболее уродливо показывающую их «мастерство».

— Власть неустанно пугает граждан украинскими событиями, революцией. А отчего случаются революции? Почему к ним устойчивы демократические государства, а авторитарные так боятся революционных ситуаций? Насколько вероятен казахский майдан?
Чем должно закончиться нынешнее противостояние общества и власти? Каким должен быть выход из этой ситуации?

— Почему я все время подчеркиваю, что именно сейчас, в эти дни, нужно срочно выстраивать новые принципы ведения внутренней политики в стране? Прежде всего потому, что доминирующим настроением в обществе является стремление миновать открытые конфликты.

То же самое и в интересах власти – провести модернизацию общества как можно в более мирном ключе, чтобы целенаправленно уменьшать фактор своей отложенной политической ответственности.

А наличие общей платформы всегда является основой для того, чтобы кардинальные изменения провести мирным путем, сохраняя жизни и судьбы конкретных, а не абстрактных людей.

Другой вопрос, что в определенный момент даже цена стабильности, мирного исхода, даже цена отданной жизни покажется широким слоям общества приемлемой для того, чтобы просто принципиально снести эту власть. Это и есть момент открытых революционных войн.

Что можно добавить? Пусть нас уберегут от этого Аллах и те, в чьих руках эта возможность находится. Это смогут те, кто не прячет голову в песок, а открыто идет навстречу сложной ситуации.

В принципе, на любом этапе можно разработать ряд реальных политических шагов, чтобы привести ситуацию хотя бы к временному оздоровлению. Так сказать, задать процессам позитивный тонус, вселить в людей надежду, отказавшись от политики того, чтобы вселять в них отчаяние. Но есть и определенные «точки невозврата», которые лучше не оставлять позади.

— Дастан, как вы считаете, удалось ли властям заглушить митинговый дух? Как станет он проявляться, да и будет ли проявляться вообще в ближайшее время?

— На мой взгляд, предпочтительнее говорить не о духе, а об объективных причинах народных выступлений. Сегодня мы видим, что настрой пока еще главного политического актера – государства и его руководителей – нисколько не изменился. Более того, руководство страны продолжает гнуть свою линию, словно понятие «общественный договор» для него страшнее всех других вещей на свете.

Власть продолжает держаться линии на конфронтацию с широким общественным мнением. Так что митинги – это только часть политических методов, которые нас ждут впереди.

А за протестный дух не стоит даже беспокоиться. С одной стороны, его словно специально взращивают власти предержащие. С другой – сегодня уровень неприятия общественных отношений, сложившихся в стране, таков, что пассионарный взрыв невозможно ликвидировать, просто изолируя активистов. Протестность стала некой постоянной величиной, которую невозможно просто взять и запереть. Во всех случаях получится зажимание крышки кипящего казана.

— На какие еще шаги готова власть вслед за репрессиями? Ведь репрессии могут вызвать ответную реакцию…

— Я не могу знать, какие планы зреют в головах у наших организаторов политики. Полагаю, что люди в достаточной мере осознали – историческая судьба народа в его собственных руках. Это должны осознать все – и граждане, и люди из власти, продолжающие играть в «поиски внешнего врага». Несомненно одно: усиление репрессий разрушительно действует на самое главное – легитимность нынешней власти. Если раньше процесс разрушения растягивался от одной серьезной внутриполитической ошибки к другой, то сейчас он происходит молниеносно и слишком очевидно для всех, чтобы, наконец, не стал очевидным следующий вывод: внутренняя политика просто не имеет права оставаться прежней. Это вопрос безопасности всех, и прежде всего, членов правящей группы.

В целом это вопрос того, что над нашей страной может нависнуть угроза стать несостоявшимся государством. И тогда ответ на вопрос, чья в этом вина, не будет иметь большого разнообразия.

— Являются ли события в Актобе радикальным протестом, и можно ли ждать таковых в ближайшем будущем?

— Если дело доходит до оружия, то, это, безусловно, радикальный протест. Даже если в Актобе мы имеем дело с конспирологическим сценарием, то все равно он обладает магией «демонстрационного эффекта». А этот эффект, в свою очередь, влечет за собой желание наиболее радикальных групп совершить нечто подобное. Так что в любом случае актюбинский прецедент чрезвычайно опасен.

Если мы имеем дело с международным терроризмом, то все эксперты в один голос утверждают: эту войну не выиграть только с помощью профессионализма спецслужб и чрезмерных режимов безопасности. Борьба с террором предусматривает широкий и прочный альянс профессионалов и общества. То есть опять мы так или иначе приходим к идее общественного договора, правового государства, а главное – устойчивых и справедливых принципов ведения политики. Не будет их – не будет ничего, даже будущего, и это, к сожалению, не гипербола.

— Дастан Алтаевич, после земельных митингов вы озвучили тезис, что в стране начался революционный процесс. Вы правда думаете, что в стране создалась революционная ситуация?

— Нужно разделять революционный процесс от революционной ситуации. Все прекрасно понимают, что модератором сложившихся общественных отношений является президент страны и правящая элита, организованная вокруг него. Поэтому совершенно ясно, что, когда поменяется первое лицо в государстве, то modus vivendi коренным образом изменится. По той самой простой причине, что общественные отношения создавались и завязаны на одной персоне. Скажем так, ожидание смены власти – это пассивная линия революционного процесса.

Существует вторая часть революционной процесса – активная. Она заключается в том, что сегодня 95 процентов общества не устраивает существующий общественный договор. Большинство казахстанцев в какой-то степени хочет что-то поменять в стране. Спектр желаемых изменений разнообразный: некоторым достаточно, что-то подкорректировать; другие ждут существенных позитивных изменений со стороны власти; третьи полагают, что только коренной снос власти позволит установить в стране справедливые или хотя бы утерянные конституционные взаимоотношения. Более того, формирование спектра изменений находится на разных стадиях. Если правящая элита организована, то народ нет – он находится на стадии самоорганизации. Поскольку политические инициативы общества власть в течение 20 с лишним лет планомерно блокировала. Власть сама поставила общество перед лицом новой самоорганизации. И поэтому перед широкими массами стоит задача – вновь сформировать спектр политических интересов. То есть выработать алгоритм действий к происходящему. Причем алгоритм неизбежно будет разнообразным. Теракты, угрозы самосожжения и другие эксцессы – косвенные признаки самоорганизации. Ведь не все мыслят большими политическими категориями. Люди видят окружающую средой, и если она к нему несправедлива, то пытаются на нее повлиять. В нашем случае уже радикальными действиями. Формировать свой политический интерес будут вынуждены и те, у кого сегодня нет претензий к системе. Поскольку появились слои, которые пытаются навязать всем свою точку зрения, которую другая часть общества не разделяет и не принимает.

То, что общество на сегодня не просто ждет логической смены власти, а пытается влиять на ситуацию, второй аспект революционного процесса.

Революционная же ситуация, если обратиться к классикам, ситуация, когда изменения назрели и произойдут уже на днях, когда готовы политические движущие силы в стране. Определить насколько сложилась революционная ситуация в стране, а главное, по какому пути она пойдет – насильственному или мирному – сложно. Пока классических признаков революционной ситуации немного, но возникновение этой ситуации в рамках революционного процесса неизбежно приближается.

— На мой взгляд, революция – это, прежде всего, качественный скачок. И она не обязательно должна сопровождаться какими-то насильственными действиями – стигмы о революции, которые прочно засели в умах людей. Когда впервые озвучили тезисе о революционном процессе, мне показалось, что вы говорите о создавшихся в обществе предпосылках к качественным изменениям.

— Во всех слоях общества часто можно встретить точку зрения, что нужно дождаться естественной смены власти и все само собой образуется. Существует стереотип: пассивное ожидание оправдает все надежды. Это огромное заблуждение, потому что качественный скачек может произойти как в позитивную, так и в негативную сторону. То есть смена власти совсем не обязательно дает плюс. Ведь объем экономики РК позволяет все еще содержать много паразитов и дальше строить несправедливое общество. Поэтому пассивное ожидание, исключающее гражданскую активность, гибельно.

Никто не говорит, что революционный процесс обязательно приведет к позитивному изменению. Это заблуждение. В любой революции есть период нестабильности: становление новых отношений всегда болезненный процесс, и здесь велик элемент случайности. Современный опыт других стран подсказывает, что революционный процесс крайне сложный, и нельзя утверждать, что те же цветные революции привели исключительно к позитивным результатам.

Главное, о чем можно с уверенностью сказать: не существуют гарантий, что революционный процесс предвещает качественный скачок. Более того, пассивное ожидания ведет процесс в негативную сторону. В этом отношении президент Назарбаев не лукавит, говоря, что после него может быть хуже.

— Тезис о революционном процессе подразумевает, что общество устало от сложившихся правил игры. От чего же устали казахстанцы?

— Людей не устраивает ощущение тотального тупика. Причем такое ощущение у большинства, начиная от представителей элиты, которые в силу образования, статуса, информированности могут квалифицированно разложить пороки нашей системы, и заканчивая простыми людьми, оказавшимися в экономическом и социальном тупике. Ощущение тупика провоцирует элиты вывозить капитал, простых людей – эмигрировать из страны.

Я все время подчеркиваю, что социально-психологическая атмосфера чрезвычайно важна. Потому что тотальная безысходность мешает воспринимать позитивные шаги власти таковыми – капелька позитива не может разбавить море негатива. Например, некоторые эксперт с радостью наблюдают повышение цен на нефть. Но дополнительные 10-20 долларов нефтяной маржи принципиально не меняет перераспределение дохода, следовательно, не улучшает социально-психологическую атмосферу.

— Ощущение тупика – довольно субъективная вещь. Власть может применить политтехнологические и идеологические инструменты, которые, если даже не растворят ощущение тупика, то хотя бы ослабит.  

— Казахстан не островок, оторванный от глобальных процессов. Мы – часть огромного мира, подверженная его влиянию: идеология радикального ислама формировался не у нас, либеральные, социал-демократические и прочие политические идеи не придумывали наши умы. То есть внешний мир влияет на структуру нашего мышления. Тогда возникает вопрос, как обстоят дела с мировоззренческой сферой в мире. А там гуманитарные науки, начиная от философии и заканчивая историей, приобрели сильный пропагандистский характер. Гуманитарные науки в кризисе, они на всех уровнях стали предметом манипуляции. И это приходит к нам. Говоря простым языком, в головах наших граждан не только ощущение тупика, но еще и огромная мировоззренческая каша, рожденная кризисом гуманитарных наук в мире.

Я особенно выделяю социально-психологический момент потому, что само глобальное мышление все больше наполняется метафизическими элементами. Позитивизм выделяет три этапа миропонимания: теологическое, метафизическое и позитивное. Как бы парадоксально не звучало, в сегодняшнем постиндустриальном обществе позитивизм уступает свои позиции. Усиливаются теологическое и метафизическое понимания мира. Это означает одно – торжество социально-психологического фактора, который, к сожалению, раздергивает самосознание современного человека, делает сознание рисковой зоной. И это еще один нюанс того, что революционный процесс у нас идет в сторону революционной ситуации. Потому что в какой-то момент для дезориентированного сознания стабильность может перестать быть ценностью.

Неудовлетворенность лжеидеалами стабильности существует в глобальном масштабе. Если верить Тойнби, сегодня мы переживаем кризис всех идеологий государства. По Тойнби государство становится вещью себе и отрывается от своей социальной базы. Как раз в такой кризисный момент во взаимоотношения государства и социума внедряется религиозные и метафизические элементы. Они чрезвычайно эмоциональны, гораздо более примитивны, нежели стройные политические доктрины, основанные на научной платформе.

Таким образом, мировоззренческий бардак в мире влияет на умы казахстанцев. Это, в свою очередь, усиливает фактор, приводящий революционный процесс у нас к своему негативному этапу – революционной ситуации.

— Как же политические ценности, которые декларирует Запад? 

— Что происходит с ценностями в мире? В 90-ые формулировались общечеловеческие ценности. Например, расширение ОБСЕ до наших южных соседей провозгласило серьезный этап того, что буржуазно-либеральные ценности формально, организационно, декларативно, и что самое главное, институционально сформировались глобально. И они на какой-то момент приобрели статус общечеловеческих ценностей. В целом о торжестве всеобщих ценностях тогда говорили все. Например, будучи участником социал-демократического форума в Стамбуле заметил, что социал-демократы также говорят о торжестве сommon values – всеобщих ценностей.

Все это означало, что сommon values – институционально организованный и духовно сформулированный аспект, который действительно является опорной точкой мировой цивилизации. Но с появлением «черного лебедя» в лице 11 сентября геополитическая ситуация полностью поменялась. Создалась ситуация, когда ценности были подняты на флаг и насаждались насильно. Но как известно, имперский бог никогда не может стать периферийным. Периферия всегда отрицает его, потому что вера в имперских богов распространяется силой. Как только ценности распространяются силой, они девальвируют.

Так произошло с Советским Союзом. Как только СССР во внешней политике проявил агрессию, о чем страны третьего мира говорили открыто, образ жизни в СССР перестал быть ценностной платформой. То же самое произошло с США. Когда они взяли на знамя имперский способ распространения своих ценностей, моментально получили отторжение. В этом ключе появление путинской политики было вопросом времени.

О чем все это говорит? Сегодня в мире, к сожалению, сложилась ситуация, когда мировые центры, а вместе с ними государства как институт, дискредитированы. Из этого растет убеждение, что априори любое государство несправедливо по сути. Люди любят порассуждать, мол, США лучше, чем Россия, или Россия лучше, чем США, или в Китае самая лучшая система. Но эти разговоры – политическая вкусовщина, поскольку при более предметом разговоре выясняется, что справедливого государства нигде нет. И мы получаем Кропоткина.

— Анархизм в мировом масштабе?!

— Если углубиться в вопросы анархизма, то понимаешь – в мире кризис государства возник еще в начале XX века. Правда, тогда он был связан с Первой мировой войной и разрушением монархий. Сегодня же анархия становится полноправной частью глобального мышления. Причем мышления отрицания.

— Каким образом глобальный анархический тренд проглядывается у нас?

— Становится больше людей, который говорят: «Пропади оно все пропадом». Когда начинаешь с ними говорить об идеологических тонкостях, персоналиях. Они отвечают: «Да, наплевать, чтобы просто их не было». И так далее. По сути, это анархический тип мышления, которое у нас все больше привлекает приверженцев. И если вы будете искать среди них людей, читавших князя Кропоткина, то не найдете.

Совершено уверенно могу сказать, что исламские террористы в глобальном плане – приверженцы анархизма. Во главе исламских радикальных течений стоит отрицание современного государства.

— Согласен, политический ислам постулирует отказ от национального государства.

— Уверяю, современного государства в любом виде. Национального – это уже, извините меня, красота. Здесь речь идет о суверенитете в глобальном плане. Не стоит забывать, что некоторые ученые еще в прошлом веке признавали суверенитет устаревшей ценностью. Здесь важен вопрос на какой стадии мировоззрения находится наше общество. Может быть для Франции ее суверенитет перестал быть ценностью, но для нас – нет.

— Является ли суверенитет других государств ценностью для мировых центров?

— В этом свете геополитическая ситуация неблагоприятна, поскольку сегодня США выстроили свою схему понимания суверенитета других стран. Да, для нашей нации он является ценностью, где-то просто здравым смыслом, чтобы во внутренние дела никто не лез, но дело в том, что в мире получили распространение теория усеченного суверенитета, шкала состоявшихся и не состоявшихся государств, управления через нестабильность. Этими концепциями оправдывают свои действия во внешней политике все державы. Обратите внимание на важную вещь – раньше «черным лебедем» считали из ряда вон выходящее и шокирующее всех событие. Сегодня этих «черных лебедей» масса. Но они не могут появляться часто, потому он и «черный лебедь». Следовательно, где-то так называемые «черные лебеди» — регулируемый процесс.

— Вернемся в Казахстан. Два года назад мы с вами говорили о двух политических силах в РК – реформаторах и консерваторах. В контексте тезиса о революционном процессе важно понимать кого больше?

— Сегодня сложилась парадоксальная ситуация, почти все казахстанцы – люди с реформаторским психотипом. Все ментально хотят изменений. Но когда речь заходит о прагматизме – каких-то экономических доменах, тогда прагматизм начинает размываться. Но все равно существуют пакет определенных изменений, которых они ждут.

Что такое накопленный капитал в контексте нашего разговора. Это потенциал политическому размену в будущем. Существует 0,01 процента людей, которые ни при каких условиях не разменяют накопленный капитал на политику. Но сохранить капитал в революционной ситуации теоретически возможно, практически – нет.

— Не соглашусь, что у нас реформаторов 99,9 процента. Если помните, вы в прошлом применяли теорию Кордонского о сословном государстве в отношении Казахстана.

— Я не читал Кордонского.

— Но тезис, что в стране существуют сословия с эксклюзивными правами и что они делят ренту, как нельзя кстати подходит к нам.

— По классическому праву, если какие-то люди или группа людей приобретают особый статус отдельным сводом законов и де-факто обладают иммунитетом от существующего права, то можно говорить о появлении сословий. Да, сегодня у нас есть люди, которые обладают эксклюзивными внеконституционными правами.

— И эти сословия делят ренту?!

— Безусловно.

— И мне кажется, что те же госслужащие и чиновники, даже полицейские – сословия, которые обладают особый статусом и делят ренту, хоть и не большую. Их точно больше, чем 0,01 процента.

— Изменения неизбежны хотя бы потому, что есть естественные сроки смены власти и желания общества поменять существующие отношения – о чем мы говорили выше. Поэтому умным окажется тот, кто эту ренту капитализирует в политику. Если люди консервируют ренту ради самой ренты, это те, кого завтра просто не будет. Потому что революционные изменения – это новые люди и новые взаимоотношения. И если люди не станут капитализировать ренту в политику, то им конец.

Надо понимать, что сегодня расклад совершенно другой, нежели тот, о которым мы говорили когда-то. Сегодня консерваторов не осталось. У нас есть реакционеры и реформаторы. Реакционеры, которые тянут все это дело назад, и каждый день пребывания их у власти дорого обходится нации. Отношения сильно обострились с того момента, когда мы говорили о разделении политических сил РК на реформаторов и консерваторов. Сегодня стартовая ситуация такова, что все жаждут изменений, а маленький процент не хочет этого.

— Раз революционные процесс идет к революционной ситуации, то что нужно сделать, чтобы предотвратить это?

— Нужно предпринять два шага. Первый шаг – нужно договориться об единой ценностной платформе. Самая главная ценностная платформа, устраивающая всех нас, на мой взгляд, это сохранение максимального суверенитета.

В нашей беседы мы нащупали два негативных сторон текущей ситуации. Это крайне реакционная поведение людей, которые не хотят политизировать ренту, и самоорганизация народа, находящаяся на примитивной стадии. Из этого выходит, и это второй шаг, что нужно моделировать цивилизованный протест. На мои взгляд, сегодня существует единственный маршрут для этого. Правда, неизвестно кто его захочет делать, но обширный ответ звучит так: нужна экстренная модернизация политической жизни. В РК должна быть возможность создавать партии не по существующему позитивному праву, по которому регистрация производится при наличии 40 тысячи партийцев и десятка региональных филиалов.

Вообще, у нас разговоры о создании партии табуированы и даже опасны. Многие наблюдатели считают, что настоящей подоплекой ареста Ермека Нарымбаева и Серикжана Мамбеталина стала их активность в «Фейсбуке». Но ведь популярность в «Фейсбуке» пока еще не капитализируется политически. Поэтому у меня есть своя версия: у них была одна идея, которая тревожно прозвучала для власти, — они предложили создать партию «Фейсбука».

Если подытожить разговор, то веяние времени требует либерализации партийного пространства. Сегодня люди должны создавать партии на своих условиях, а не так, как у нас привыкли. То есть собирать 40 тысяч подписей и создавать региональные представительства. Нет.

Достаточно десятка людей, чтобы создать партию или общественное движение, которое не нужно обязательно регистрировать. Сбор подписей лучше перенести на выборы, то есть можно установить рубеж: хочешь баллотировать в маслихат собирай определенное количество подписей, хочешь стать республиканской партией и пройти в мажилис – собирай, допустим, 40 тысяч подписей.

Активизация партийной жизни важна, поскольку сегодня у казахстанцев широкий спектр политических интересов, которые не получают своего выхода. А партии дадут возможность формализовано выразить их. Почему не создать новую партию социал-демократов, либералов, даже партию, условно говоря, таксистов. Только такая партийная система позволит вывести существующий хаос в цивилизованное русло. В предстоящем политическом сезоне необходимо начать рассматривать новый законопроект, который снимет существующие ограничения. Если это произойдет, то его следует считать серьезным шагом к модернизации. Причем модернизация будет происходит не сверху, когда идеолог от власти инициирует какое-то движение. Либерализация политического пространства – это встречное движение, где общество само будет создавать привлекательные и отторгать опасные платформы.

Сегодня у нас есть временной лаг – только недавно прошли выборы в парламент и пока подойдут конституционные сроки, общество успеет подготовит разнообразные политические платформы, выражающие широкий спектр интересов. Кроме того, такая система даст понимание представителям правящей элиты, куда вкладывать ресурсы.

Либерализация партийного пространства – хороший старт, чтобы всю инициативу перевести в конструктивное русло.

— Какие еще меры нужны, чтобы избежать революционной ситуации?

— Больше ничего не нужно. Перечисленные две меры достаточны. Первое, нащупать единую ценностную платформу. Второе, заняться подготовкой вынесения закона о партиях на общенациональное обсуждение. Потому что сегодня самоорганизация народа может оказаться как позитивной, так и разрушительной.

На просторы Казахстана несколько лет назад стремительно ворвался сериал «Игра престолов», снятый по циклу произведений американского писателя Джорджа Мартина. Вместе со всем миром казахстанцы следят за перипетиями борьбы за Железный трон Вестероса – страны далекой и выдуманной. Впрочем, полностью ли выдуманной? Многие события сериала имеют аналоги в богатой на трагедии истории нашей родной планеты. Узнаваемость только добавляет интереса зрителям, особенно, когда сюжет вплотную приблизился к тому, чтобы за вожделенный трон поборолись представители кочевой цивилизации.

Летом закончился шестой сезон сериала, на целый год оставив казахстанцев – а также все просвещенное человечество – в сомнениях: завоюет ли трон белокурая Дейенерис Таргариен, обладательница драконов и вожак самой настоящей кочевой орды? На своем пути Дейенерис может найти победу и любовь, а может разочарование, утрату нравственных ориентиров и бесславную смерть. Таков уж мир «Игры престолов», в нем все непредсказуемо, опасно и главные герои выживают не всегда, словом, совсем как в реальной жизни.

Примечательно, что сериал не только завоевал популярность в зрительских массах, но и привлек внимание политологов, деятелей культуры и специалистов по PR. Им мы и задали вопрос о причине сногсшибательной популярности «Игры», попросив провести некоторые напрашивающиеся аналогии. Красавица Дейенерис в вопросах тоже фигурировала – интересно, не оттолкнет ли нашего зрителя тот факт, что кочевники подчинились юной блондинке или, напротив, добавит симпатий и ажиотажа?

Политолог Дастан Кадыржанов призывает не воспринимать сериал слишком серьезно и считает, что в изображении кочевников отражен страх западных людей перед Востоком.

– Я думаю… нет, я знаю, что ответу на вопрос о популярности сериала посвящена масса публицистики в мире. Так что ограничусь лишь своим отношением к сериалу. Насчет того, что это произведение, несущее определенно «свет культуры» – я не уверен. Интересно, талантливо, профессионально, но не сказал бы, что оно выращивает у человека морально-этические или какие-то просветительские ценности.

Конечно, в литературе и кинематографе таким произведениям есть место. Часто даже оно огромно. Не вижу в этом ничего плохого. Уберите откровенные сцены, и вы получите Дюма. Даже сюжеты такие же – благородные дворяне, вероломные интриги, кони, мечи-шпаги, изнеженные и коварные женщины, короли и претенденты в металлических масках.

Добавьте немного нежити из сказок народов мира и получите фэнтези. А это позволяет решить пару сверхзапутанных сюжетов вмешательством драконьей авиации или атакой ожившего мертвеца. Мне интересно следить за этими запутанными сюжетными линиями. Я понимаю, что это не Гюго и не Вольтер, но все равно пропускать новый сезон не буду.

Что именно мне нравится? В первую очередь профессионализм. Фэнтези из подростковых кошмарно иллюстрированных романов и комиксов был перемещен создателями «Игры престолов» во взрослую аудиторию. И это получилось замечательно. Игра актеров отличная, а некоторых из них вообще выше всяких похвал. Что касается режиссуры, там, как вы знаете, целая группа постоянно меняющихся режиссеров, и это создает ощущение некого творческого соревнования. Мне это тоже нравится. Сериал только выигрывает.

Второе: на самом деле это не так просто, как может показаться – взять и придумать целые новые миры. Да еще сделать их фоном, выдвинув на первый план, все же, человеческие эмоции и перипетии судеб. Джордж Мартин справился. Кое-какие сюжетные линии бесят, но в целом, сериал замечательный и, главное, увлекательный.

Полагаю также, что события сериала не показаны с точки зрения реалистичной политики. Они показаны с точки зрения того, что люди думают о т.н. реальной политике. В принципе эта мысль не выходит за рамки стереотипа «видите, какие там все сволочи». Действительно, авторы намеренно выпячивают именно низменные качества людей, которые проявляются, по их мнению, на уровне «большой политики». Но в жизни происходит все несколько по-другому. Похоже, но, скажем так, не в такой концентрации.

Смешно то, что кое-кто из персонажей так напоминает реальных персон и их поведение, и это придает восприятию дополнительный колорит.

Но и при этом я не стал бы ругать авторов за такие гиперболы. Вы обратили внимание, как мастерски герои сериала передают друг другу флаг «главная сволочь сюжета»? Вот такая многогранность личностей мне нравится, как и нравится реализация этой идеи в сюжетных хитросплетениях.

Патологические гады типа Рамси Болтона – это досадное исключение. Маневры остальных – замечательны. Здорово же – то ты возмущен вероломством персонажа, то вдруг неожиданно принимаешь его сторону. А когда выключается экран, понимаешь, как грамотно тебя авторы вели по этим эмоциональным коридорам.

Параллели с реальными политиками проводить можно, но они ничего общего с реальными персонажами не имеют. Просто вам так будет веселее запоминать или развлекаться, если вы вдруг решите кого-то из сериала сопоставить с кем-то из политики. Но это скорее будет вашим личным развлечением, нежели реальным отражением образов.

Есть такие люди, которые считают, что через сериал нам навязывают некие стереотипы типа Север – это Запад, поэтому оттуда все хорошие. Юг – это Восток, поэтому оттуда все патологические ассасины. В раннем фэнтези такое наблюдалось. А потом надоело всем, потому что это примитивно.

Так что лично я не ищу этих аналогий, а просто смотрю сериал, как вещь в себе. Мне кажется надо иметь совсем дремучий ум, чтобы смешивать реальность и фэнтези в вопросах политики. Да, в целом люди могут быть такими. А могут быть и не такими. Да, интриги, большие деньги и насилие. Ну, такое может быть необязательно возле тронов, а может быть на базаре или на финансовых рынках. Ну и что? Этот сериал следует просто «проглядывать глазами», не особо загружаясь морально-этическими или (упаси Бог) политическими уроками. Ну, хорошо, можете поругать некоторых героев фильма за вопиющее вероломство и аморальность. Просто помните – именно этого от вас хотят режиссеры. И когда меня охватывает в течение серии праведный гнев, я аплодирую авторам – молодцы, как придумали, и как добились своей цели!

Дейенерис и кочевники вызывают вполне нормальные чувства. Я пока не выучил, что они дотракийцы, так и называл их казахами. И смеялся над Дейнерис, когда она морщилась от копченой конины (ммм… копченая конина!). Конечно дотракийцы – это вульгарная пародия на кочевников Степи. Причем она целиком выстроена на стереотипах – кони, какие-то шалаши, полуголые грязные люди, рычат и совокупляются под барабан. Меня мало оскорбляет этот стереотип, потому что за всем этим нелепым имиджем чувствуется не неуважение, а страх. Страх западных людей перед всеми Гогами и Магогами, приходящими из Великой Степи и сжигающих их Римы, Константинополи и Иерусалимы. Но в данном случае это даже не туман незнания или намерение оскорбить. Это фэнтези и все тут.

Посмотрите лучше российский фильм «Орда» – вот там реально сквозит ненависть к «степной расе». Хотя и там страх – главное чувство. Так что мне особо нечего переживать про ассоциации. Во-первых, казахами я их называл из чувства юмора, так и говоря – «О! Это типа мы! А воооон тот, на белой лошади, лохматый и наглый – это я! Ну, я в древности!» Во-вторых, если хотите увидеть реальное отношение Запада к истории Степи – посмотрите исторический сериал «Марко Поло», загляните в глаза хану Хубилаю. Вот это, я понимаю, образ владыки степи. Совершенно не искусственно придуманный.

А дотракийцы? Мне понравился кхал Дрого. Колоритный дядя. Погиб бестолково от руки колдуньи. Правда, до ее колдовства меня постоянно мучил вопрос – если дотракийцы так уж бессильны перед простой резаной раной – они бы просто не выросли бы до количества орды. Обязательно должны были быть средства по обработке ран – мы ведь вроде имеем дело с эпохой холодного оружия, где такие раны – просто обыденны, так ведь? Опять же где это загадочное маковое молоко? Но тут я говорю себе «стоп» – слишком много мыслей по слишком малому поводу, оставь голову для более важных вещей из нормальной, реальной жизни. И не делись ни с кем размышлениями о судьбе Дрого – смеяться будут.

Вот видите, мы имеем дело с гиперболой дикости. Да и вообще, гиперболы – это один из основных приемов создателей сериала. Но, надо отдать должное, в этом фэнтези, вышедшем на «взрослый» уровень, гораздо меньше пошлых подростковых преувеличений.

Обобщая, могу сказать следующее – поменьше глубоких размышлений на тему фильма, друзья! Там просто не над чем глубоко размышлять. Смотрите с удовольствием, как группа профессионалов из развлекательного жанра мастерски проводит вас через повороты сюжетов! Будто вы в чудесном развлекательном парке! Сочувствуйте, сердитесь и смейтесь ситуативно. Как только погаснет экран, забудьте о них и ждите новых серий, живя реальными чувствами и сюжетами! По качеству они вас, видимо, не обманут (новые серии). Каждый дождется своего. Кто-то соединения сердец, кто-то мести. Я вот дождался войнушек! Войнушки в последнем сезоне были замечательными! Мечи, кони, «житьхочу», «ахтывспинугад», знамена, шеренги и главный герой, выживший вопреки! Всем хорошего настроения!

События 18 июля в Алматы всколыхнули все наше общество. О причинно-следственных связях, приведших к этой трагедии, мы беседуем с известным казахстанским экспертом Дастаном Кадыржановым.

О законах выживания

— Для вас случившееся в Алматы 18 июля стало неожиданным? Если нет, то почему?

— Если вы проследите за моими недавними публикациями и выступлениями на видео и в соцсетях, то ответ будет очевиден: именно такого рода события для меня не стали неожиданными. Более того, я указывал на неизбежность их возникновения. А также на то, что эксцессы будут появляться все больше и чаще, если ситуацию в стране не изменить кардинальным образом. И не я один говорил об этом.

Еще раз попробую изложить свою позицию по пунктам.

Первое. В стране уже давно начался революционный процесс. А он, с исторической точки зрения, обладает целым рядом закономерностей. Пока разворачивается нечто вроде его «накопительной фазы», после которой неизбежна фаза активная. Итогом должна стать кардинальная смена общественных отношений, сложившихся во время правления президента Н. Назарбаева.

Изменения по своей фундаментальности можно сравнить со сменой формации. Этому много объяснений.

Одно из них заключается в возможном уходе Назарбаева от власти по разным причинам. Поскольку политический строй все двадцать с лишним лет был авторитарным (в разные годы в разной степени), то вся система была «заточена» под одну личность. Прежде всего, система принятия ключевых решений во всех сферах – от нюансов Конституции до финальной точки в денежных разборках. Смена ключевой персоны – это, по сути, выдергивание из пирамиды краеугольного камня. Представьте себе просто фигурально — у власти будут другие персоны, деньги будут у других людей, решения будут приниматься в пользу других семей, тон и правила игры будут задавать иные фигуры. Законсервировать состав «элиты» практически невозможно, потому что она и станет главным объектом политической хирургии.

Но сконцентрировать внимание исключительно на уходе Назарбаева – это чрезмерная примитивизация проблем периода. Такое видение вопроса заставляет некоторых экспертов значительно суживать проблематику и называть все это «транзитом власти». Какое-то время можно было рассматривать ситуацию в таком узком виде, но уже не сейчас.

Из области неизбежных закономерностей – это масштабный кризис, хотя, скорее, это уже коллапс всех сфер жизнедеятельности в стране. Внутренняя политика, отсутствие мало-мальски цивилизованного общественного договора, правила политической игры, отношения власти и общества – все это представляет собой пепелище.

Экономика, финансовая система, вся система правосудия, региональная, молодежная политика, состояние классических социальных сфер — образования, здравоохранения, науки и общего мировоззренческого климата — все находится в катастрофическом состоянии как по отдельности, так и в комплексе. В межэтнической и межрелигиозной сфере непомерно выросли тревожные симптомы. Внешняя политика, внешний имидж страны — просто руины рейтингов и авторитета нации. Да что там говорить, люди, деньги, мозги просто утекают из страны с катастрофической быстротой.

На фоне этого – самоубийственная слепота Ак-Орды и её погружённость в странные манифесты, патриотические акты, миллионных жителей, дутые программы и помпезные мероприятия.

В Ак-Орде вообще считают, что никаких объективных причин для смены общественных отношений нет. По крайней мере, это их вербально выраженное мнение. Но на самом деле, я уверен, все втайне живут в предвосхищении катастрофических событий. Просто в Астане принято играть в «царедворческую молчанку».

Извините, но в Казахстане сейчас складывается классическая ситуация — «верхи не могут, низы не хотят», которая всегда в истории сопровождается троекратным усилением роли силовых структур. Институтов, действия которых у нас превратились во всеобщий террор и преследование любой свободной мысли, чрезмерный карательный характер всех решений, а также ситуации, когда все гуманитарные и социально-политические проблемы уже просто по привычке сваливаются Ак-Ордой на органы безопасности и правопорядка.

Даже выступления президента и его министров уже совершенно утратили диалоговую риторику, но всегда содержат угрожающе-репрессивные интонации – «ограничить, осудить, наказать по всей строгости закона». Да Бог с вами, какая там строгость закона? В судах руководствуются не этим, а банальными политическими «указивками», причем уже совершенно открыто.

Многие считают, что началом активной фазы должна стать некая «точка лопнувшего терпения народа». Как правило, они больше занимаются поиском триггеров, нежели поиском базовых причин и накопившихся противоречий. Но даже из марксизма мы прекрасно помним, что у революций есть причины и предпосылки, а есть просто поводы для выплеска возмущения.

А если внимательно присмотреться к происходящему вокруг, то мы увидим, что многие «точки невозврата» уже пройдены. Расстрелы народных выступлений, резкий рост числа политических узников, политические убийства, просто наплевательское отношение к любой конституционной законности, разрушение всяких морально-этических рамок поведения представителей власти и их семей – все эти рубежи уже пройдены и воплотились в реальность. Они уже не сказки из учебников истории.

Ещё и еще раз повторюсь: всё это не случайное совпадение плохих обстоятельств, это закономерная классика, в реальность осуществления которой власти предержащие и даже некоторые эксперты просто не хотят верить. Поэтому не нужно много ума, чтобы предвосхитить события, подобные актюбинским и алматинским.

Следующее. Если смотреть через срез «власть и общество», то общество, после распыления оппозиции и инакомыслия, находится в стадии самоорганизации. Но этот процесс нужно понимать и оценивать правильно.

Прежде всего, он стихийный и протестный. А это значит, что большинство форм самовыражения будут носить экстремистский характер. И речь идёт далеко не о несанкционированных митингах: митинги – это как раз-таки признак высокой организованности.

Я подразумеваю все экстремальные жанры протеста – публичные самоубийства, шантаж, акты сопротивления полиции, захваты заложников, (внимание!) месть государственным институтам и служащим, нападения на них, публичные расправы. Террористические акты, направленные на всевозможных носителей несправедливости — полицию, судей, судебных исполнителей, бюрократов, рейдеров, крупных и региональных олигархов, банкиров и банковских работников, иных государственных вымогателей.

Могут быть и будут возникать «социальные нападения» на «племянников», «мажоров», «сыночков» – всех, кто является визуальным выражением социального неравенства, но главное – социальной несправедливости. Хотели стихийный, неорганизованный «креатив» протестников? Получите в полном объеме.

Как видите, в таком ракурсе вообще безразлично, криминальный, религиозный или социальный характер носит экстремистский акт. Всё это – часть единого процесса. Это и есть все «прелести» народной самоорганизации. И все её стадии пройдут перед вашими глазами — даже не стоит сомневаться. От самосожжений, террористов-одиночек до новых политических партий.

Можно ли остановить «народную самоорганизацию»? Уже нет. Мы знаем, что в условиях транзита власти казахстанская «элита» больше всего желала бы такого сценария – «мы всё сделаем сами, ваше (общества) участие не предусматривается и никак не желательно. В конце вам будет предложено смириться с результатом».

Эта доктрина сформулирована уже давно и тогда же стала достоянием широкого общественного понимания. Так вот, может, когда-то такая версия и была возможна, но не сейчас. Одна из базовых причин массовой самоорганизации — не просто желание поучаствовать в транзитных баталиях, но и не дать их провести без народного участия. И настрой на это самый решительный, а элиты, как всегда, вязнут в обаянии иллюзий собственного могущества и нежелании воспринимать общество как субъект политики. Разочарование в иллюзиях будет крайне горьким.

Далее. Когда перед силовиками ставятся «нехарактерные» задачи политического плана, они и решают их по-своему, с помощью своего инструментария. А этот инструментарий весьма далек от методов открытой публичной политики. Поэтому, если на каком-то этапе спецслужбы начнут (или уже начали) проводить разные «спецоперации» по, мягко скажем, «корректировке социального климата», то можно предположить – это в наших обстоятельствах неизбежно.

Раз деградировали политические институты, а информационный блок вообще представляет собой причудливый архаичный лубок, то будьте готовы – их недееспособность верховные власти захотят компенсировать умением «профессионалов из тени». Это просто закон выживания. Поэтому общество как на экспертном, так и на широком обывательском уровне всегда будет подозревать наличие конспирологических сценариев и заговоров. А из этого будет складываться… да нет, уже сложилось недоверие к власти и официальной пропаганде. Это недоверие, хотят того астанинские деятели или нет, — наиважнейший фактор в транзитных ситуациях. А в случаях тотальных разоблачений такие спецслужбы просто обречены на элиминацию, на судьбу, постигшую иранский САВАК или немецкий «Штази».

Далее коротко. Из ряда закономерностей нужно выделить ещё две — желание внешних сил регулировать нашу внутриполитическую ситуацию и то, что терроризм стал уже обычным явлением в жизни большинства стран мира.

Что касается первого, то нет смысла озвучивать его лишний раз. Второй — ну что ж, с этим придётся жить, корректировать свой образ жизни и формировать в себе новые подходы к гражданскому взаимодействию и взаимопомощи. Тут, я думаю, казахстанцы будут на высоте. Мы – народ готовый к самопожертвованию и даже (ойбай!) к демократии. У нас только власть не готова к этому. Но это отдельный вопрос.

Очевидная деградация

— На многих особенно тягостное впечатление произвело то, что один, в общем-то случайный и неподготовленный человек смог послать практически в нокдаун всю правоохранительную систему целого мегаполиса. Каково ваше мнение на этот счет?

— Ну, насчёт того, один или не один, я не уверен. Насчёт того, что он был случайным и неподготовленным – тоже. Возможно, объявление «красного» уровня угрозы было чрезмерным, а возможно, нет. В любом случае публичного обсуждения экспертов по этому поводу мы не увидим.

Дело в том, что в условиях отсутствия какой-либо политической ответственности за эти меры наши с вами рассуждения не имеют смысла. Будто бы не беда, что закрылись общественные заведения и потерпели убыток, не беда, что весь город оказался в экстремальной ситуации – все равно за это никто не понесет ответственность и даже не удосужится с нами, горожанами, поговорить и обсудить.

Пока нам сказали, что даже за наши слабые попытки в условиях официального молчания обеспечить свою безопасность мы можем быть «сурово наказаны». В этом вся суть нашего политического строя. Ты либо виноват, либо завтра будешь виноват.

Что касается нокдауна… Мы уже в принципе начали свыкаться с мыслью, что терроризм придёт к нам. Ведь события в Алматы — это не совсем гром с ясного неба. Были Тараз, Актобе. Но по какой-то причине полиция мегаполиса будто бы и не подозревала об этом. Обратите внимание — автомат был похищен у человека, находившегося на боевом дежурстве с боевыми патронами! Кто служил в армии, прекрасно знает, что во время выполнения боевой задачи в мирное время существуют очень строгие нормы поведения. Были ли эти требования выставлены погибшему постовому? Я не знаю.

Но, опять же, никто за это не понесет ответственность. Кулуарно накажут какого-нибудь человека в погонах, но политической ответственности никто не понесёт. Это уже норма. И, увы, это один из признаков деградации.

Между прочим, в антитеррористическом букваре элементарных знаний уже давно общепринято — одними силовыми методами, без альянса с обществом терроризм не победить. А есть ли у нас альянс власти и общества? Нет и нет. Откуда он возьмётся, если его не только не хотят строить, но и вообще народ за людей не считают?

Спрятавшиеся под портретом

— Как вы оцениваете общую трактовку событий и характеристики преступников, которые официальные структуры (в частности министр внутренних дел) выдали на суд общественности по горячим следам? Хронометраж событий и действия силовых структур, а особенно информационное сопровождение (полный паралич пресс-служб соответствующих госструктур) этого ЧП вызывают множество вопросов. Что вы думаете по этому поводу?

— Во-первых, не совсем по горячим следам. Вернее, даже вообще не по горячим следам. До заявлений полиции и властей все версии уже давно сложились и в «Фейсбуке», и в «уатсапе», и на кухнях. Поэтому к моменту появления официальных версий в них уже, как в анекдоте, «заранее» никто не верил. Уже давно проследили маршруты передвижения террористов, появились видео, фото и прочий обмен информацией.

Даже появились граждане, которые энергично выражали своё желание активно поучаствовать – от помощи старикам до отрядов самообороны. Я был как раз в городе. Все были предельно собранны, серьёзны, вежливы и инициативны. Горжусь своими земляками-алматинцами! Буду объективен – всеми, кто был в Алматы в это время, неважно из какой части Казахстана. Простые пацаны и девушки из Шымкента, Атырау, Семея и из соседнего двора деловито и вежливо провожали людей в безопасные зоны, закрывали офисы, спокойно оповещали об опасности. Люди с пониманием перемещались, сворачивались или просто уходили, звонили родным, предлагали помощь.

Во всей этой ситуации трудно найти причину доверять официальным версиям, так ведь?

Нестрашно, что кто-то был в отпуске или в отъезде. Для лета это же нормально. Да и общество у нас не толпа каннибалов. Ты выйди и скажи простыми человеческими словами – «того нет, этот в отъезде, но мы во всеоружии. Тут сложно, тут непонятно. Но мы стараемся и ради вас сделаем всё». Трудно было? Оказывается, невозможно! Надо было в очередной раз президенту выйти в эфир и работать за всех «политических назначенцев».

В общем, извините, но стереотипа «рожу попроще сделай, и народ к тебе потянется» никто не отменял. Просто все наши бонзы привыкли напускать на себя павлиний образ «категории А» в тоге с кровавым подбоем. А как дело доходит до сути, все прячутся под портретом Назарбаева. Вот и представьте, что они будут собой представлять без Назарбаева?..

Поведенческое моделирование

— Как вы оцениваете реакцию простых алматинцев и казахстанцев на эти события?

— Желание властей очень легко читается – признать этот акт криминальным событием и тем самым продолжать не признавать гигантский масштаб политической стагнации в Казахстане. Это слишком заметно, а посему может быть принято либо за несерьёзную версию, либо, как теперь обычно делается, за прямое оскорбление общенационального интеллекта.

Если разбирать саму версию, то посудите сами – разве нападения совершены в криминальном духе? Если бы этот человек захотел отомстить полицейским, то он, скорее всего, тихо прирезал бы их спящими в патрульных машинах. У нас в Алматы это повсеместно наблюдаемая картинка – ребята спят где-нибудь в тени во время дежурства.

Так нет же, человеку понадобился именно публичный резонанс, поэтому он и нападал на государственные органы. Совершенно сознательно. Судьи, ДКНБ, полиция. В одиночку напал на целую армию всесильных чинов и мундиров. А кто у нас любит государственные органы? Правильно, мало кто. Вот и причина парадоксальных эмоций – симпатии к атаковавшему. За тюрьму хотел отомстить? Конечно, в тюрьме же беспредел. Судьям? Конечно, ведь они — олицетворение несправедливости. И так далее. Так что месть мести рознь.

И ещё один немаловажный момент. Обратите внимание, что мало кто рассуждает в правовом поле – что вина любого человека признается лишь судом. Не найдёте ни одного верящего в версию, что нападавшего ждёт справедливый суд. Он уже фактически виновен и осужден. И он заранее знал, что так будет. Так что характер действий задержанного был, в сущности, предопределен.

По поводу симпатий… или даже просто привлечения внимания к себе или своей проблеме… Давайте поговорим об этом. Я знаю, что большинство мужчин в Казахстане очень часто думают о таких ситуациях. Хотя бы гипотетически.

Если вы столкнулись с несправедливостью, откровенным попранием ваших прав, наглой демонстрацией того, что вы бессильный «терпила» не просто перед государством, но и перед местной бандой бюрократов — что вы будете делать? Писать, жаловаться? Бесполезно. Уйдете в оппозицию? Где она? Ойбай, кто она? Митинговать? Тюрьма. Пикетировать? Тюрьма. Морду по-мужски набить? Тюрьма! Беспредел судьи? Налоговик отбирает последние деньги? Судебный исполнитель нахально подтасовывает факты и выселяет из дома? Полицейские избили, да ещё поглумились? Наглый сынок районного прокурора раздавил тебя как личность? Что вы будете делать? Если вы не раб и не животное? И вот тут выясняется, что выбор-то небольшой.

Так что те, кто посочувствовал нападавшему, не просто ахающие и охающие мещане. Это люди, которые неоднократно проворачивали в головах все возможные ситуации беспредела по отношению к себе и свою возможную реакцию. И приходили к одному и тому же ответу. Представляете, они не мечтали о красивом, а моделировали свою персональную войну. Все эти симпатии сегодня — это не больше не меньше, как моделирование своей персональной войны за справедливость. Пусть даже и с государством. Раньше таких людей были десятки, а сейчас это практически все. Слишком велика стала вероятность попадания каждого под жернова произвола и несправедливости.

На первом месте – вопрос выживания

— ЧП такого рода в стране случаются не первый раз, но общие подходы к их оценке со стороны власти практически не меняются. С вашей точки зрения, в каком направлении наше общество должно двигаться после трагедии 18 июля? Какие выводы должны сделать власть и общество? Какие практические шаги должны последовать далее? Что-то же должно поменяться, или все останется по-прежнему?

— Свое мнение я предельно чётко изложил в интервью интернет-изданию «Эксклюзив».

Есть лишь один способ избежать логического развития революционного процесса – это  начать немедленную политическую модернизацию страны. Прежде всего, нужно начать уже в сентябре с принятия нового закона «О партиях», а с ним и все последующие по смыслу изменения, даже конституционного уровня.

Ответ на вопрос «зачем?» очень прост: если народ погружен в процесс самоорганизации, то существует лишь одна цивилизованная форма этой политической самоорганизации – перевод политических противостояний в поле партийной конкуренции. Если её не будет — ждите нецивилизованных форм мести и прочей инициативы.

Если весь энтузиазм будет направлен на реальное, а не фантомное партийное строительство, то можно ожидать того, что цивилизованная политика повлечёт за собой цивилизованные процессы (переходы, передачи, реформы и пр.). В противном случае в силу вступят правила хаоса. Как это сделать правильно и умно? Есть люди, которые знают и умеют. Есть люди, которые завалят уже на старте – нам не привыкать.

Когда я говорю это, мне энергично возражают: «Да никогда Ак-Орда не пойдёт на такие меры». Я и не возражаю: скорее всего, не пойдет.

Что ж, сейчас в стране на первом месте у всех стоит вопрос выживания. У кого-то в период транзита, а у большинства уже сейчас. Ставки слишком высоки, чтобы бездействовать. Это понимает и средний класс, и городской житель, и человек из аула. Все готовятся защищать себя всеми доступными способами от произвола и хаоса. Никто не верит, что кто-то это сделает за них. Будет полиция в этом участвовать – хорошо, нет – придётся самим, пусть даже вопреки полиции. Вот вам ещё одна причина необходимости самоорганизации. И очень жёстко сформулированная самой жизнью.

Более того, очень скоро придёт понимание, что кардинальные изменения и приход постназарбаевского периода – это необязательно положительные изменения. Бывают диктатуры и хуже, террор жёстче. Так что популярная сейчас линия поведения «ой, дождемся, пока он уйдёт» – это очевидная ограниченность интеллекта на уровне болезни мозга. Но эта пассивность быстро развеется, стоит ещё пару раз прозвучать выстрелам на улице или увидеть в новостях судебно-полицейский произвол. Жизнь активно подкорректирует.

В сущности, сейчас на первый план выйдет этот лозунг – «защищать себя», а он, как известно, из сферы базовых интересов человека. Это не великие абстрактные ценности вроде суверенитета, родного языка или земли. И это не абстрактная манипуляция про «спокойствие и безопасность, сплотимся вокруг лидера». Пусть лидер сам себя сумеет защитить: сумеет или нет – это не факт уже для широкого круга людей. Наше общество стало небезопасным во всех смыслах.

Это чувство на грани базового инстинкта. Такое мироощущение прозвучит очень резко и сильно – и уже звучит. Выживание в хаосе – вот тот алгоритм поведения, который медленно, но верно вступает в силу.

Идеология самозащиты и самообороны не позволит людям из верхушки общества проживать в комфортной мысли «халык — мал». Тут народ способен выдать такой уровень энергии — аж до хруста костей. Игрушки и притворства закончились.

В целом же, кто и чья инициатива и энергия окажутся сильнее – тот выживет или пожнет плоды политических изменений. Массы или персоны. На фоне исторических закономерностей выбор уже не особо-то и велик. Ни у простых граждан, ни у властей — все одинаково прижаты к стенке и должны защищать себя. Вопрос лишь в одном — разумно или инстинктивно, на уровне рефлексов?

О многих важных вопросах мы беседуем с известным политологом Дастаном Кадыржановым.

— Неожиданная кончина президента Узбекистана заставляет задуматься и нас. Что произойдет в Казахстане, если внезапно что-то случится с нашим президентом? Какие формы может обрести борьба за власть? Как будет проходить транзит власти?

— Немного пугает категоричность поставленных вами вопросов. Я думаю, никто, кроме обладающих сверхъестественным даром пророчества, не в состоянии в точности предсказать то, как это может или должно случиться.

Мы можем только рассуждать о некой типичности того, что может нам преподнести в качестве урока уход из жизни узбекского лидера.

Первый урок. То, что Узбекистан был в известной степени авторитарным государством, в котором нити управления были жестко централизованы, все равно не обеспечило полной предсказуемости транзита власти для приближенных и семьи Ислама Каримова.

Об этом свидетельствует та растерянность официальных СМИ и идеологического аппарата страны, благодаря которой мы долго и мучительно получали информацию об истинном состоянии здоровья узбекского лидера. Не уверен, что и по сей день мы обладаем знанием настоящей последовательности событий.

Урок второй. Информационная – а я уверен, внутриполитическая растерянность узбекских властей – это следствие того, что мы имеем дело с институтом «пожизненного президентства», которое, может быть, и не четко оформлено в правовом плане, но в смысловом является основной характеристикой формы правления и в нашей стране.

«Пожизненный» концепт президентства делает прогноз транзита власти не просто не обсуждаемым публично. Он даже делает его в своем роде неприличным с этической точки зрения. Ведь вы всегда, по сути, обсуждаете продолжительность жизни лидера. А это в любой культуре по меньшей мере невежливо.

Такая этическая парадигма наносит очень сильный ущерб отечественному прогнозированию и плодит растерянность и непродуктивность в качестве неизбежного следствия.

Урок третий. Очень четко проявляется максимальная и неизбежная уязвимость такого значимого привластного конструкта, как президентская семья. Вначале резко рушится ее политическая субъектность, затем и все ее системы безопасности, которые она длительное время выстраивала в стране. Все они оказываются на поверку не более чем бутафорией. Особенно в азиатском государстве.

Это пока первые уроки транзита власти. Не стоит полагать, что этот процесс в Узбекистане, выстраивание там нового внутреннего баланса, будет носить короткий временной характер. Я уверен, что скоро мы сможем созерцать весь спектр последствий того, как из власти исчезает тот ключевой элемент, который составлял основу всех ее социально-политических отношений в течение трети века.

— Ни Назарбаев, ни политический режим, который он построил, добровольно отрекаться от власти не собираются. В чем цель нынешнего политического строя – власть ради власти и богатства? Какова природа казахстанской власти? Неужели там не волнуются за общество, государство, независимость?

— Мы с вами часто говорили о природе нынешней власти в Казахстане и о том, как она сформировалась в условиях дикого капитализма в стране и геополитического влияния извне. Поэтому не будем повторяться здесь.
И ваш вопрос о судьбе независимости в их руках немного наивен. По крайней мере, потому, что она просто де-факто всегда была в руках нынешней правящей группы. Альтернативную судьбу нашей независимости мы можем выстраивать только гипотетически. Ну или в рамках оппонирования власти, пытаясь предложить или навязать ей свою точку зрения на какие-то вопросы.
В сущности, то, что суверенитет и нынешняя политическая власть представляют собой два сросшихся субъекта, является одной из платформ, которые во многом консервируют ситуацию в стране. Многие понимают сейчас, что трудно думать о том, чтобы нанести ущерб одному, не затронув другое. На этом строится и гигантская спекулятивная часть сегодняшней власти. И что бы ни говорили люди, упрощающие видение вопроса, это реально так. И этого не избежать. Нередко, расшатывая основы политического могущества режима Назарбаева, вы задеваете и устои суверенитета.

Как ни парадоксально, часто игра интересов срабатывает и в обратную сторону. То есть, проявляя прагматизм в защите собственных личных интересов, даже подчас и корыстных, представители правящей группы привносят и пользу для нации.

Знаете, вообще баланс личных и национальных интересов – это часто тема обширных философских размышлизмов, которые во многих случаях заканчиваются умозрительными выводами.

Мы с вами можем сделать лишь такой вывод: если у вас нет возможности ни с чем сравнить чье-то правление, то вы будете иметь меньше возможности умнеть. Разве такое соотношение уровня интеллекта нации в условиях непрерывной личной власти не очевидно?

— Какие процессы могут заставить уйти нынешнюю власть? Будет ли в Казахстане мирный переход от авторитаризма к демократии?

— Согласно существующему положению вещей, нынешняя власть, ее глава и многие другие персоны могут уйти только добровольно. Если мы с вами говорим о той правовой системе, в которой мы живем, и о сложившейся вокруг нее политической практике.

Все остальные возможные пути противоправны или возможны лишь гипотетически, вроде импичмента.

При этом называть методы вне правовой и политической системы, да еще на страницах издания – это может быть расценено как уголовно наказуемый факт. Поэтому давайте в вопросах ухода власти проявим сдержанность.
Будет переход мирным или связанным с какими-то катаклизмами – этот вопрос именно сейчас и формируется. Ответы не возникнут сами по себе, их нужно всячески готовить. Он зависит от множества факторов как внешнего, так и внутреннего характера.

В принципе, мы с вами этим и занимаемся – пытаемся в каких-то аспектах повлиять на власть, на общество, чтобы во время перехода власти в той или иной форме базовые ценности, национальный суверенитет нашей страны не получили ощутимого ущерба.

Теоретически общая для всех платформа пока существует в стране — никто не хочет социальных потрясений и катаклизмов. Но все больше набирает тренд «не любой ценой». Есть определенные пределы, когда и стабильность перестанет играть роль безусловной ценности. Увы, этот ресурс все-таки не бесконечен.

— В этом году Казахстан отмечает 25-летие независимости. Какое государство и общество за это время мы создали?

— На мой взгляд, мы слишком любим подводить всякие итоги. Увы, часто в ущерб тому, чтобы смотреть вперед. Наша монументалистика уже не успевает за нашими 10-, 20-и теперь вот 25-летиями.
Там опять предлагают какой-то шпиль поставить.
Я понимаю, что многие люди у власти хотят использовать всякую мало-мальскую возможность, чтобы, воспользовавшись какой-нибудь датой, выцыганить себе внимание главы государства или какие-нибудь дополнительные фонды «на увековечение». Но что-то слишком часто на моей памяти возникают эти подведения итогов.

Не забывайте, я ведь успел пожить и при СССР, который исправно отмечал разные юбилеи Великой Октябрьской социалистической революции, образования СССР и массу всяких «исторических вех». Но даже тогда подведение итогов больше выглядело как некая отчетность КПСС перед «очередным шагом вперед». То есть ощутимо не носила ретроградного отпечатка.

Сегодня слишком много стараний предъявляются разным датам, чтобы закрепить в сознании людей некие идеологемы, стремясь превратить их в догматы. Прямо скажу, не получается. Выходит чаще всего пустая трата казенных денег.

Так что я бы порекомендовал Нурсултану Абишевичу (если он станет читать «Трибуну») посмотреть в глаза разным любителям подводить итоги и сказать им: «Я что-то не понял, какие такие итоги? Вы что, прощаетесь со мной, что ли? Идите работайте, а то я сам подведу ваши итоги».

И что неймется справлять именно 25-летие? А до 30 слабо подождать? Назовите, господа чиновники, вескую причину, почему не можете подождать до 30-летия, и вам самим станет страшно.

— Как земельные протесты подействовали на власть? Извлекла ли она уроки из народных волнений?

— Судя по выступлению президента в парламенте, можно уверенно сказать, что да, определенные выводы власть сделала. Те ли выводы сделаны – это вопрос. Ведь проблема была многоаспектной, а ее изначально пытались свести к узкоаграрной теме.

Очень серьезной вещью стало, на мой взгляд, то, что Земельная комиссия работала под пристальным вниманием общественности. Очень многие вещи стали очевидными для широкого круга граждан. Особенно важно, что комиссия не стала центром политического мейнстрима. Этим центром стал баланс между ее работой и тем, как подвергались гонениям лидеры массовых выступлений – Макс Бокаев и Талгат Аян. Между тем какие политические акты происходят со свободными СМИ и другими политическими деятелями в стране.

Только вкупе с ними четко вырисовывалась картина, где и в каких аспектах комиссия была декоративна, проявляла откровенный коллаборационизм, а где проявилась в роли гласа народного. Очень рельефно стала понятна роль некоторых персон в отношениях власти и общества – в том, какую запланированную роль они исполняют, какие им выставлены рубежи.
Не думаю, что тактически или стратегически Акорда вышла победителем из той ситуации, которая сложилась к сегодняшнему дню. Да и ситуация пока не нашла своего окончательного решения.

Вот, к примеру, в экономику страны собираются интегрировать 51 китайское предприятие. Что за маниакальное желание завести сюда Китай оптом? Почему бы это 51 предприятие не отдать разным ведущим экономикам мира – Японии, Корее, Германии или Франции? Многое позволяет думать, что некие отношения с Китаем имеют очень большой скрытый пласт, чтобы выносить его на разные публичные комиссии и обсуждать во всеуслышание.

Да и с землей тоже получилось не очень красиво. Начали прорисовываться контуры, что власти собирались не только массово отдавать земли иностранцам, но и закрепить существующий статус-кво с теми иностранцами, которые де-факто работают в стране.

Очень многие смыслы оказались сильно искаженными. Ведь если иностранные компании прекрасно работают, создают рабочие места, приносят доходы в казну, способствуют экономическому росту регионов – почему бы не выработать к ним позитивное отношение? Прежде всего через публичный рассказ, какие они замечательные? По какой-то причине такой публичный рассказ невозможен. Либо картина неприглядная, либо законы были вероломно нарушены, поэтому опять остается ощущение, что все то, что происходило публично, все-таки больше декоративная завеса, нежели желание изменить суть ошибочных явлений.

Повторюсь, история с землей, Китаем, иностранцами, натягиванием законов на уже реально сложившуюся ситуацию, с декоративными исполнителями и борцами за народную волю и их заключением, пока еще далеко не закончилась выступлением президента в парламенте.

Не забывайте, не закрылся и главный вопрос: а что же в стране со свободой уличных выступлений и митингов – с одним из базовых цивилизационных прав гражданина? Ответили ли на это представители комиссии, президент или парламент? Пока нет. Так что история далека от завершения.

— Председатель КНБ заявил, что обсуждается вопрос о запрете салафизма. Чем это поможет в борьбе с радикалами?

— Чем это поможет в борьбе с радикалами – этот вопрос нужно адресовать не мне, а тем, кто доказывает такую целесообразность.
Насколько я помню, не только председатель КНБ это заявлял. Это мнение продвигали в общественное сознание представители ДУМК и некоторые государственные и общественные деятели.
Если смотреть в целом на ситуацию не только с религиозным экстремизмом, но и в общем с религиозным сознанием в стране, то здесь для государства важен баланс.
В целом если вы запрещаете одно направление, то как достигнете того, чтобы другие направления религиозного сознания не оказались под необоснованным прессом запрета?
Это важно, потому что салафитские пропагандисты высокопрофессиональны. Они мастерски преподнесут линию своего запрета в качестве общеисламского наступления. А разве наше государство борется с исламом? Нет. Но насколько оно сможет многосторонне, компетентно и, самое главное, убедительно это преподнести обществу в качестве объяснения и обратить ситуацию в свою пользу? Вот тут у меня есть большие сомнения.
Но и тянуть с этим вопросом, очевидно, нельзя. Что ж. Понадобятся сверхусилия, чтобы создать такой баланс, при котором вы запрещаете что-то, но при этом даете что-то взамен представителям религиозного сознания. Это очень серьезный цивилизационный вызов для нашего общества. Справимся ли мы? Многие страны с гораздо большим опытом работы с такой сферой, как свобода совести, не всегда выходят победителями.
Если же смотреть в целом на политический радикализм, то он в нашей стране далеко не ограничен экстремизмом исламского толка. Поэтому не стоит всю проблематику терроризма вешать на одну религиозную секту и на один законодательный запрет. Это слишком узкое видение вопроса. Если вы хотите жить в безопасном государстве, то эту безопасность придется строить всем вместе – и не только на уровне запретительной политики.

О социальной справедливости, о том, к чему приводит пропасть между доходами бедных и богатых, и как построить социальное государство, рассуждает известный аналитик и политолог Дастан Кадыржанов.

— Из уст казахстанских чиновников не слышно таких слов, как «социальная справедливость». Есть ли социальная справедливость в Казахстане?

— Вопросы о справедливости в общем и о социальной справедливости не так просты, как может показаться на первый взгляд. Поэтому предлагаю немного коснуться азов.

Понятие справедливости – это очень сложное философское понятие, которое входит в представления об общечеловеческих ценностях или общечеловеческих идеалах. Так же, как и идеалы, полная справедливость считается чем-то абстрактным и даже где-то утопичным. Разнообразие ее трактовок так велико, что может показаться, что понятие «справедливость» из-за своей неопределенности носит даже некое пессимистическое содержание. Вроде недостижимости полной свободы или абсолютного счастья.

Однако в западной культуре считается, что справедливость все же может быть установлена целенаправленным усилием общества. В этом плане она становится близкой к понятию «равновесие». Равновесие признается вполне достижимым состоянием, поэтому ни о каком пессимистическом содержании понятия «справедливости» в западной культуре, как правило, нет речи.

В исламской культуре справедливость не устанавливается, а «восстанавливается как утраченное равновесие или гармония». Осознавая этот факт, вы можете сделать много выводов по поводу того, почему именно ислам так активен сегодня в вопросах политического противостояния светским государствам. В геополитическом плане тоже. И почему для мусульман важен именно процесс личного участия в реконструкции социального равновесия.

В одном труде прочитал интересную вещь – что в китайской, корейской культурах и на санскрите отсутствует слово или термин «справедливость». Представления о справедливости передаются совершенно другими словами и способами.

Общим для большинства культур является то, что справедливость является морально-этической категорией. Она присуща человеку разумному и, по сути, находится в зависимости от цивилизационного развития того или иного сообщества. Иными словами, общество, которое является вопиюще несправедливым, представляет собой пример низкого цивилизационного развития, близкого к варварству.

В сущности, говоря о справедливости здесь, мы, конечно, ведем речь о понятии «справедливое государство».

Опять же понятно, что, обладая определенными научными представлениями об этногенезе и истории государств, мы видим, что «точки совершенства» в построении гармоничного общества никто никогда не достигал. Однако длительные периоды равновесия в тех или иных государствах иногда продолжались десятки или даже сотни лет. И не всегда гармония и равновесие были присущи определенной формации. Скажем так, иногда государство молодо, оперирует новыми понятиями или категориями, а на деле представляет собой варварское образование, менее гармоничное, чем какая-нибудь кочевая империя Средневековья.

Справедливость не всегда тождественна понятию «равенство». Многие из старшего поколения помнят так называемую социалистическую уравниловку. Во времена СССР она не прямо проистекала из советского общественного строя. Достаточно сказать, что уравниловка нарушала основной социалистический принцип «от каждого по способностям, каждому по труду». В сущности, перестроечники боролись в основном за восстановление принципов социализма, но не удержались и полностью снесли систему. Но там сработал совершенно иной комплекс факторов. Как говорится, равновесие — так уж во всем, а не только в принципе распределения материальных благ.

Другим доказательством отсутствия тождественности между справедливостью и равенством может быть равенство в бесправии. В отчуждении от благ, от национального богатства, от справедливого суда. Это равенство трудно назвать справедливостью или хотя бы принципом социального государства.

И вообще, справедливость можно представить как равновесомый акт — «принцип талиона» Аристотеля. Вот, например, если мне нанесен ущерб путем систематического ограбления моей доли национального богатства, то это должно быть полностью, а не пропорционально восстановлено. В ином случае никогда это государство не станет «идеальным» или (по Аристотелю) аристократическим, то есть управляемым лучшими. Разве может грабитель быть лучшим?

Ладно, бог с ним, с Аристотелем. Вернемся к нашей действительности.

Не совсем верное утверждение про чиновников. С формальной точки зрения понятие «социальная справедливость» вы встретите в их выступлениях или в речах официальных партийных деятелей довольно часто. Однако в упоминании этих терминов вы действительно увидите некоторую специфику.

Она заключается в том, что о справедливости, социальной или какой-либо, как правило, рассуждают в рамках пересказа или пропаганды выступлений президента Назарбаева, не рискуя выходить за рамки того, что говорил глава государства.

Все. О чиновниках больше нечего говорить.

Проанализировав же выступления президента с 1986 года, я пришел к выводу, что социальная справедливость, да и справедливость вообще никогда не была его мировоззренческим коньком. Вы найдете много рассуждений на тему экономики, руководящей силы, рыночных отношений, об иностранных инвестициях и пр. Но логика социальных взаимоотношений всегда оставалась одинаковой: у руководства есть некоторые ошибки, а вот от народа всегда требуются дисциплина, ответственность, исполнение поручений власти. И при этом нужно «оградить народ от амбициозных устремлений», «демократия не вседозволенность» и т. п. Это касается как коммунистического периода, так и последующих периодов строящейся и реализованной автократии.

Доктринально понятие справедливости появляется только в 2012 году в, мягко говоря, конфликтной концепции «Общества Всеобщего Труда», которое в народе быстренько обозвали характерным названием Arbeit macht frei.

В этой концепции есть такие строки в главе «Социальная модернизация: цель, задачи, принципы»:

«…В‑третьих, принцип ПАРТНЕРСКОГО УЧАСТИЯ.

Вся работа должна строиться на основе тесного взаимодействия государства, бизнеса и граждан. Задача власти здесь в том, чтобы обеспечивать рациональный баланс интересов государства, общества и личности.

Именно в этом заключается подлинная справедливость».

В сущности, возразить этой формулировке нечего. Можно даже усилить эффект, прибавив, что эти принципы могут лечь в основу фундаментального общественного договора, но…

Но если вы внимательно вчитаетесь в программу, то увидите, что ни о каком договоре в этом документе речи и нет. Государство там – безусловный инициатор и движущая сила, принцип «общей ответственности» показательно стоит выше принципа «партнерского участия». Каждый гражданин обязан быть «полезен», а если он признается неполезным, то и партнерства ему не видать. Даже, обратите внимание, баланс здесь назван рациональным. О Аллах! Ну уж точно рациональность баланса не будет определяться пареньком из Актобе. А вот его акимом – точно.

В этой программе вообще поражает то, как по-иезуитски соединены между собой принципы либерализма для богатых и властей и грубый принцип трудовой повинности умершего социализма образца СССР и Германии 30‑х годов прошлого века.

Вам кажется, что это все – неуместная казуистика с моей стороны? Ну уж нет. Такой теоретический бардак – это не просто незнание. Это попытка сказать нам, что мы все равно ничего не поймем, да и нечего нам лезть в сложные материи.

Хотя прежде всего это бардак в собственных умах. Теоретическую базу наших властей швыряет от социалистических доктрин до псевдолиберальных, вроде последних квазиреспубликанских стремлений «разгрузить бюджет путем продажи» национальных заповедников.

Вот здесь мы поднимаем еще один важный принцип достижения гармонии и равновесия: не говори то, что не собираешься выполнять. Потому что, повторюсь, справедливость – это морально-этическая норма, а значит, не исполнять ее просто нехорошо, непорядочно.

И сколько раз мы слышали о равенстве в правах? О равенстве перед законом? О нерушимости норм Конституции? О свободе слова и уличных шествий? О недопустимости преследования по политическим мотивам? О праве избирать и быть избранным? О равном доступе к национальным богатствам? А, нет, простите, последнего никто не обещал.

— Западные аналитики много пишут о социальном расслоении, неравенстве доходов. К чему приведет пропасть между богатыми и бедными в Казахстане? Насколько сильно социальное неравенство ощущается у нас?

— Не западные, а любые и отечественные аналитики пишут о социальном неравенстве и о его возможных последствиях.

Как формируются представления о том, что у нас в стране построено несправедливое государство?

Во‑первых, несколько поколений просто помнят, как все начиналось. Они, собственно, свидетели того, как так называемую приватизацию в стране начали осуществлять люди с теоретически равными возможностями, а на деле обогатились те, кто держал в руках рычаги власти. У них далеко не было никакого преимущества в интеллектуальном плане или в плане личных способностей. Тех, кто продемонстрировал такие преимущества вне властной системы, либо насильно интегрировали, либо распылили по миру и в персональную эмиграцию. Государство – лучший бизнес, это самая точная характеристика общественных отношений современного Казахстана.

Во‑вторых, люди просто ежедневно сталкиваются с элементарной бытовой несправедливостью, разновидности которой чрезвычайно широки – от полицейского беспредела до тотального беззакония. Бюрократия, купленные судьи, охамевшие «племянники и сынки», откровенное казнокрадство буквально каждого госчиновника… Это же не офорты Гойи – это просто нормальные ежедневные картинки жизни простого казахстанца. Даже пожарные успевают вымогать во время пожара! Это же не социальная картина, а какая-то диагностика патологии!

И как в этой ситуации пытаться сохранить хладнокровие в обсуждении «справедливости как нормы высокой морали»?

В‑третьих, просто просмотрите показатели стран по неравенству доходов, коэффициенты Джини или отчуждения от благ цивилизации, соотношения бедных и богатых, там цифры сами говорят за себя.

К чему это может привести? Ну, собственно, к тому, к чему привело. К крайне высокому запросу на смену типа общественных отношений. Который я уже называл революционным процессом.

Лишение человека базового запроса на элементарную справедливость, просто в рамках здравого смысла, ничто не сможет подменить. Ни велеречивая пропаганда, обещающая вот-вот изобильную жизнь, ни шельмование понятий. Никакой заработавший Кашаган или Международный финансовый центр в Астане не способен засыпать денежным потоком основной цивилизационный запрос нормального человека. Пора понять, что желание быть обеспеченным и стремление не утерять человеческий облик все же лежат в разных плоскостях.

Одно на другое невозможно поменять, как от нас требуют «экономистыпотомполитики». Эти два фактора должны быть между собой в равновесии. Никто уже не хочет благополучия путем утери достоинства. Этот рубеж уже пройден, и даже бесполезно его обсуждать.

— Как нужно добиваться социальной справедливости? Какие политические, экономические реформы для этого необходимы?

— Каждый добивается социальной справедливости в силу своего понимания гражданского долга. У кого-то его нет, кто-то прячется за мещанским конформизмом, кто-то трусит, кто-то решителен. Большинство просто жизнь заставляет противостоять… нет, даже не системе, а множеству систем, которые выстроены у нас во вполне античеловеческом духе. Вот равнодушных уже практически нет, это о чем-то говорит.

Что делать? Если следовать теории, то есть два основных типа социального государства: либеральное и социал-демократическое. Остальные модели, так или иначе, имеют признаки этих двух идеологических и ценностных систем.

Ученые определяют основные параметры социального государства по-разному, но общими пунктами являются:

— развитая правовая система, обеспечивающая реализацию демократических свобод, а также равное распределение бремени гражданских обязанностей;

— равное распределение преимуществ (а не только бремени) совокупных национальных благ;

— справедливый суд как базовый инструмент, обеспечивающий вышеописанные признаки равенства и регулирование интересов;

— общественный договор, в совокупности соответствующий общим культурно-цивилизационным представлениям о морально-этическом состоянии такой нормы, как справедливость;

— развитая система страховых социальных отчислений, эффективная налоговая система, позволяющая формировать бюджетные отчисления на социальную сферу, определяемые цивилизационным уровнем развития общества.

Как видите, никакой эксклюзивной роли власти, государства тут в помине нет. Оно просто должно исполнять свои функции на службе обществу, а не отбирать школьные обеды и пенсии, как ему заблагорассудится. Ну кто, скажите мне, верит сегодня в партнерское отношение государства к гражданину? Хотя бы с 2012 года, когда был провозглашен этот принцип партнерства?

Конечно, в этом интервью мы не касаемся таких сторон справедливости, как ее трактовка с точки зрения интересов различных групп и людей. Понятное дело, что многим казнокрадам кажется вполне справедливым то, что они присвоили средства и вывели их за границу. В особенности «умиляет» такая логика: «А что? Так все делают!» или «А мне это санкционировали!»

Здесь только одно могу добавить: круг тех, кто считает все происходящее справедливым и морально-этичным, стремительно сузился в последнее время. До узкой группы. А может уже и до отдельных людей.

Главные редактора газеты «Жас Алаш» Рысбек Сарсенбай и «Трибуна» Жанболат Мамай приглашают министра образования и науки Ерлана Сагадиева на открытую встречу с общественностью. Они требуют от министра разъяснения по поводу программы трехъязычия. Встреча «Сагадиев, кел!» должна состояться 22 октября в Алматы.

Напомним, с 2019 года все школы страны перейдут на обучение на трех языках, что по мнению общественности и родителей учеников, приведет к тотальному уничтожению казахских и русских школ. В связи с этим мы хотели бы задать вам следующие вопросы:

— Какой урон программа трехьязычия может нанести по образовательной системе страны? Какие цели преследует министерство, переводя все школы на обучения на трех языках? Есть ли достаточно ресурсов и кадров для реализации этой программы?

— Самое интересное то, что по факту в Казахстане и в советское время, и в последующем образование было именно трехъязычным. То есть в учебных программах любой школы в какой-то мере присутствовало изучение казахского, русского и одного из иностранных языков.

Вопрос всегда стоял по вопросу качества преподавания, а также баланса языковых знаний у выпускников различных школ. Так выпускники казахских школ, как правило, уступали в знаниях русского языка, а часто и иностранного. Выпускники русских школ, как правило, не имели даже базовых знаний государственного языка. Я не говорю о частных случаях, а скорее о некой стереотипно сложившейся закономерности.

Поэтому в подходе к количеству изучаемых языков мало что изменилось. Новация лишь в том, что стратегически «иностранный» язык чётко зафиксирован как английский. Выбор турецкого, французского или немецкого становится лишь вопросом личного выбора ученика в силу разных причин.

В некотором смысле система начального образования стала инструментом воспроизводства незнания казахского языка, а обучение остальных держалось скорее «на сознательных реликтах», нежели на некой системности. Область «отличных» знаний была отдана больше на откуп личным стремлениям и целям учеников и их родителей.

Угрозу многие увидели в следующих факторах. Во-первых, декларируется равный подход к языкам, скажем так, разных по конкурентной ситуации. Казахский, увы, продолжает свою борьбу за расширение среды общения, русский является одним из шести языков ООН, а английский уже вообще универсальный lingua franca в мире.  Следовательно, и подход к обучению должен быть различным.

Поэтому у радетелей казахского языка сформировались существенные опасения по поводу того, что казахский язык, поставленный в равные условия с другими двумя, существенно утеряет свой потенциал развития. Хотя министр и заявляет, что главной задачей трехъязычия является, прежде всего, «тотальное» распространение именно казахского языка, настораживает это логическое несоответствие. Тем более, что практика показала – от разных образовательных авантюр всегда страдал именно казахский язык.

Во-вторых, я заметил некую напряженность среди тех, кто на все вопросы смотрит «геополитически». То есть в замене привычного доминирования двух языков, русского и казахского, они видят усиление западного влияния. Не стоит забывать и о такой стороне проблемы.

Что касается целей программы и подготовки кадров, здесь Сагадиев предельно открыто говорил о них в своих выступлениях, как и чего он хочет добиться и с помощью какого кадрового потенциала, так что смысла повторять его слова не вижу. Речь шла еще о неких новых «продвинутых» методиках преподавания языка. Но здесь, как человек, окончивший языковой вуз, скажу – эффективны они или нет должно стать видно уже в ближайшие год-два. Чтобы методика себя проявила не нужно десятилетий. Вот вам и срок политической отчетности по данному вопросу.

— Насколько обоснованны опасения общественности относительно судьбы казахских школ? Приведет ли трехъязычие к уничтожению школ на казахском языке и чем это чревато?

— Я не думаю, что вопрос стоит так уж резко, что казахские школы прямо-таки обречены на вымирание. Это излишний драматизм.

На мой взгляд, у программы трёхъязычия есть два фактора успеха – это создание единой начальной школы без деления ее на русские и казахские сектора. И второе – это видимая успешность в том самом «тотальном» обучении казахского, о котором заявляет Сагадиев.

Первый фактор – это вопрос эффективного управления. Второй гораздо больше – фактор исторической ответственности за судьбу родного языка. Если первый не получится, можно будет исправлять, корректировать. Ошибок во втором факторе  министру не простят.

Можно добавить и третий фактор успеха – это сохранение «казахстанского русского языка», который, несомненно, является фактором высокой конкурентоспособности казахстанца именно на международном уровне. Для этнических русских этот вопрос естественен, я больше говорю о казахах. Если смотреть на вещи прагматически и без излишних политических шор, то русский и турецкий языки должны стать непременным знанием у наших граждан. Ну, это как минимум.

— Поддерживаете ли Вы инициативу по приглашению министра на встречу с общественностью? Должен ли он разъяснять данную программу? Намерены ли Вы принять участие на этой встрече и задать ему вопросы? 

— Я не просто поддерживаю, а горячо убеждён, что министр должен участвовать в таких встречах. Как вы видите, многие вопросы требуют от него разъяснений, уточнений и даже, если хотите, детального разжёвывания. Прежде всего потому, что общественность это не просто апологеты языка или политики, а потому что это родители тех детей, которые рискуют стать жертвой неудачного эксперимента, если итог будет негативным.

Я думаю, что от министра в большей степени будут требовать личных политических гарантий именно о судьбе казахского языка. Что именно государственный язык займёт своё необходимое место в своей же стране, а не «поделится» им в ущерб своему статусу с двумя другими языками.

Рысбеку и Жанболату желаю занять конструктивную позицию и дать понять министру (если он придёт), что любая фундаментальная программа невозможна без партнёрства с общественностью, с радетелями и родителями. Мы, общество, я думаю, всегда готовы, но власти всегда дают нам повод сомневаться в том, что они слышат общественные чаяния. С чего-то надо начинать, если МОН будет первым, то замечательно. Если нет – общество сейчас другое, может и стать серьёзным противником.

И ещё добавлю – чисто идеологически слово «трехъязычие» является крайне неудачным, поскольку все равно ни русский, ни английский язык в глобальном смысле не нуждаются в помощи казахского министерства, а вот государственный именно нуждается. Поэтому о равном технологическом и методическом подходе не может быть и речи. Если бы программа реформы образования называлась бы как-то вроде «казахскоязычный гражданин, свободно владеющий русским и английским языком» – это было бы правильнее, на мой взгляд. Если Сагадиев добьется именно такого итога, то мне, как говорится, тогда только пиалушку кымыза для полного счастья.

— В Атырау идет судебный процесс над Максом Бокаевым и Талгатом Аян. Является ли это дело политически заказным процессом? Почему атырауские активисты подверглись преследованиям?

— Возможно это некая месть за то, что Ак Орду заставили испытать давление со стороны общества.

Если вспомнить, тогда протест по всей стране захватил не только «привычных» оппонентов власти – возмущением были охвачены многочисленные слои населения Казахстана. Это породило страх в Астане, и именно этого, скорее всего, власти и не могут простить. Что в кои-то веки безмолвный народ вдруг оказался способным не просто выразить свое мнение, но и оказывать весьма ощутимое давление. Причём в Ак Орде то хорошо понимают, что вопрос стоял гораздо шире земельной проблемы. По сути, был выдвинут в повестку дня вопрос о состоятельности политического режима вообще.

Поэтому, на мой взгляд, нет даже особого смысла вникать в тонкости ведения судебного процесса. На макроуровне видно лишь одно слово – «возмездие», оно и формулирует социально-политический заказ Ак Орды к судебной системе.

Стоит отметить, что тема «возмездия» не достигнет своей устрашающей цели. Народ поймёт только одно – нельзя доверять власти, в частности ею же сконструированной Конституции. Политический режим с легкостью откажется от любых, провозглашенных самой собою ценностей. Это, собственно, говорит об истинной стоимости этих ценностей. Именно по этой причине в стране будет все меньше мирных собраний, а все больше выстрелов на улице. Кто от этого пострадает в итоге? Народ? Казахский народ вечен – он Мәңгі Ел – а вот его вожди нет. И их соучастники тоже нет.

— Насколько правдоподобно звучит версия с «финансированием» Тулешова земельных митингов? Как в обществе относятся к причастности «пивного магната» к атырауским протестам?

— Вообще вся история с Тулешовым выглядит как некая мистификация, цель которой – увести внимание от того, что на самом деле произошло с этим «пивным магнатом». Чем он так усиленно разозлил власти предержащие, что на него готовы повесить даже прилёт планеты Нибиру.

В данном случае это проблема самого Тулешова и его приближённых, если они у него действительно есть – как довести до общества истинную картину того, как и почему он стал изгоем номер один. Пора бы уже покончить с этой пирамидой фантазий и выдумок. Ей-богу, эти фантазии уже порядком надоели, они оскорбляют гражданский интеллект. Но видимо вся его большая свита, или семья, или участники его огромной олигархии, либо не в состоянии этого сделать, либо элементарно не хотят. Либо их попросту нет!?

Но простите, как тогда он мог без преданных единомышленников организовать целую попытку госпереворота, передавать деньги, развивать конспиративную сеть, пытаться избраться (!) вице президентом!? В общем, картина, как в фильме «Собачье сердце»: «- Позвольте, а как же он мог служить в Очистке!? — А я его туда не назначал. Его вон Швондер туда рекомендовал».

— Макс и Талгат отказались подписывать процессуальное соглашение с прокурорами. Как Вы относитесь к их стойкой позиции? Есть ли хоть какая-то вина активистов?

— Я не вижу вообще никакой их вины. Им сейчас пытаются вменить какую-то мелкую корыстную цель – вот, мол, взяли деньги и за деньги всё организовали. Да никто… я особо акцентирую – никто не поверит, что Макс и Талгат корыстные люди. А вот, что судьи и обвинение двигают всю эту безумную машину из-за корыстных или карьерных благ – в этом уверены все. Я даже уверен, что они внутри себя предают сами себя – ну, не верю я в их преданность той системе, которая делает из них политических лакеев. Её можно бояться, но быть преданной ей – никогда.

А знаете что самое интересное? Что ни факт организации, ни даже факт наличия на руках организаторов каких-то целевых (!) денег на митинг – всё это вообще не пахнет чем-то антиконституционным. Организовывать общественное мнение и мирные собрания – это активное гражданское право, данное нам законом. Ведь не объявляется же незаконным создание партий и общественных объединений, СМИ? А там есть и организация, и деньги, и вполне внятные призывы менять что-то во власти. Ну, давайте тогда запретим и партии вообще. Чем мы будем отличаться тогда от СССР и Третьего Рейха? Деньги для митинга могут быть для плакатов, флагов, биотуалетов каких-нибудь… Где тут криминал!?

Так что власть пытается разрушить моральный облик Талгата и Макса, объявив их не гражданами, свободно выразившими свою волю и волю народа, а корыстными наймитами. Но просто власть забыла одно – выдвигая и продвигая моральное гражданское обвинение надо самой оставаться морально безупречной. А с этим дело совсем плохо.

Что касается стойкости… Стойкость и последовательность в поступках всегда достойны уважения. В условиях неправедного, шитого белыми нитками суда, это без преуменьшения подвиг.

Сегодня в социальных сетях идет бурное обсуждение неравнодушных людей – идти на признание вины или нет. Аргументы разные с разных сторон. Со своей стороны я могу сказать лишь одно – в моей жизни есть один прецедент, когда я пришёл к человеку с просьбой «смягчить» свои принципы. Этим человеком была Гульжан Ергалиева, которая держала голодовку в знак протеста против произвола властей по журналу ADAM bol. Там речь шла о том, что голодовка на определенный день начинает вызывать необратимые процессы в организме. Я представил Гульжан Хамитовну и на её фоне увидел жырные рожи её мучителей, пожирающих свой незаработанный сверхкалорийный ужин, запивающих его дорогущими алкогольными напитками и …. их полное животное равнодушие к тому, на что готова женщина-гражданин. Тогда я собрался и пришёл в редакцию с просьбой к Гульжан Хамитовне просто сохранить себя для будущего. Я тогда сказал ей, что многие осудят и даже попляшут на этой теме, но мой, может, одинокий голос будет на её стороне, и он будет наполнен пониманием. Мне это далось тогда нелегко. Гульжан Хамитовна не остановилась тогда и выдержала все объявленные сроки голодовки. Я высказал своё мнение, а она приняла своё решение.

Здесь трудно провести грань истинности – что важнее непреклонность или человеческая жизнь? Здоровье? По этой причине я не могу определить свою позицию для другого человека. И это не трусость и не попытка убежать от внутреннего выбора. Не считаю себя обладающим таким правом произносить его. Внутри себя для меня уже давно все решено.

— Ваши пожелания Максу и Талгату, которые, как нам известно, читают каждый номер «Трибуны».

— Увы, нам не удалось познакомиться лично. Но это, я уверен, лишь вопрос времени.

Так что, Макс и Талгат, – у вас всё можно отобрать – и свободу, и права, и правду. В принципе наше государство сейчас этим и занимается – бахвалится тем, что может взять всё и отобрать, невзирая ни на какие моральные или правовые ценности.

Но есть вещи, которые внутри вас, и поэтому туда не дотянутся ничьи злобные руки.

Внутри вас они не смогут уничтожить вас самих. А в нас – нашу надежду. Веру. Да, наш народ духовно обессилен и обескровлен, доведен до состояния реальных бесправных рабов, которым пытаются запретить даже думать о таких высоких понятиях, как земля, Родина, право, достоинство. Но, повторяю, наш народ вечен. А они – нет.

Братья, соберите весь свой внутренний потенциал – ума, жизненного опыта, здоровья, чести и здравого смысла. Все решения вам придется принимать самим – сейчас такое время – одиночества убеждений. Только вы сами знаете о себе, кто вы.

Смотрю в окно – там мальчишка идёт, сары-бала такой… Это он ваш настоящий судия – наше будущее. А те, которые ими назвались сегодня – эти просто притворяются, пресмыкаются. Но благодаря таким, как вы, все понимают это! Даже сами ваши гонители! И вечный народ, тем более, всё знает и понимает.

«Не зря эксперты сравнивают американскую политику с гигантским кораблем, курс следования которого невозможно изменить резко. Во-первых, по причине того, что деятельность таких ведомств, как Пентагон, Госдеп или ЦРУ, строится на долгосрочном стратегическом планировании. Те планы, которые реализуются сегодня, закладывались даже не при Бараке Обаме, а, скорее, еще при том же республиканце Рейгане», – анализирует итоги американских выборов известный политтехнолог и аналитик Дастан Кадыржанов.

— Как победа Дональда ТРАМПА на выборах президента США повлияет на мировую политику? В чем будут отражаться изменения?

— На первый взгляд, конечно, многим показалось, что официальная американская политика в результате победы Дональда Трампа неожиданно вступила в некий период неизвестности или непредсказуемости. Но это лишь на первый взгляд. Чем дальше от нас день 8 ноября, тем более проясняются некоторые контуры будущего правления Трампа.

Во-первых, Дональд Трамп не является каким-то самовыдвиженцем – он является представителем Республиканской партии США, с политикой которой мы более-менее знакомы. 19 июля в Кливленде прошел общенациональный съезд Республиканской партии, на котором была презентована предвыборная политическая платформа партии. Там же Трамп был объявлен кандидатом от республиканцев на президентских выборах. По этой платформе мы можем довольно детально судить о том, как выглядит политический заказ президенту Трампу со стороны его партии. А значит, в какой-то мере и его электората.
Этот документ быстро развеивает все те иллюзии, которые выросли (или взращивались) за время предвыборной гонки. Вы увидите довольно четкие и прагматические формулировки, без всяких фантазий. Например, на тему влюбленности Трампа в Россию или лично в Путина.
Конечно, личностный фактор нового президента сыграет определенную роль. Некоторые наблюдатели сравнивают его с Рейганом по степени неизвестности того, как будет вести свою политику «президент-актер» (так думали о Рейгане многие в канун его вступления на президентскую должность). Однако Рональд Рейган сегодня признается в США одним из величайших президентов этой страны.

Кто-то описывает Трампа как типаж мужчины-мачо, который непременно выстроит свое поведение в подчеркнуто лидерском ключе. Это может быть важно, особенно в тех вопросах, где предыдущая администрация Белого дома не достигла результатов именно в силу своей низкой энергичности, если можно так выразиться, или недостаточной решимости.

Но все-таки от некоторых фундаментальных черт политики США в целом и Республиканской партии в частности Трампу будет трудно отходить. Да и не нужно. В этом нет никакого прагматического смысла. Никто не ставит под сомнение главный внешнеполитический фактор – то, что Соединенные Штаты Америки являются геополитическим лидером на этой планете. И они, вне всякого сомнения, продолжат энергично отстаивать этот статус.

Не зря эксперты сравнивают американскую политику с гигантским кораблем, курс следования которого невозможно изменить резко. Во-первых, по причине того, что деятельность таких ведомств, как Пентагон, Госдеп или ЦРУ, строится на долгосрочном стратегическом планировании. Те планы, которые реализуются сегодня, закладывались даже не при Бараке Обаме, а, скорее, еще при том же республиканце Рейгане.

Умение осуществлять долгосрочное планирование геополитических процессов на планете и есть основа лидерства США, поскольку оно позволяет правильно сформулировать долгосрочные цели и стратегии их достижения. А также параметры успешности и неуспешности их реализации. Пока международное общественное мнение крутится вокруг отдельных политических событий, Белый дом видит ситуацию и выстраивающиеся балансы в целом.
Это что касается внешней политики.

Самое интересное то, что во внутренней политике часто бывает наоборот. Американцы знают цену быстрых и энергичных мер, которые могут привести к ощутимым, видимым результатам. Они не питаются такими иллюзорными прожектами до 2050 года, какие популярны у нас. Здесь взаимоотношение американского общества и властей предельно сконцентрировано на интересах конкретного человека в конкретный отрезок времени. И такой подход как раз наиболее традиционен для республиканцев. Поэтому спрос с работы администрации Трампа начнется сразу после некоего условного адаптационного периода дней в сто. После этого американское общество никому не дает спуска.
Ну, это мы хорошо знаем по администрации Обамы, который пришел к власти на волне гуманистического экстаза, но этот экстаз быстро закончился, и все эмоции были быстро отодвинуты в сторону после его адаптации в Вашингтоне. Американцы умеют выставлять высокие требования своим лидерам. К слову, это одна из фундаментальных частей демократии – не обожать главу государства, а требовать с него как с государственного служащего на службе нации.

— Можно ли по итогам американских выборов констатировать, что в мире идет подъем национализма и с новой силой возрождается идея нации-государства?

— Главный итог американских выборов заключается в лишнем подтверждении такого философского тезиса, как то, что демократия – это не состояние, а именно процесс. И процесс эволюционный. Поэтому часто демократия – это и определенная непредсказуемость. К примеру, я сам был вполне уверен в победе Клинтон, потому что она была уж очень логична. Но демократия как процесс востребовала изменений, и voila — добро пожаловать, г-н Трамп!
Хотя я бы не назвал это уж совсем непредсказуемостью – скорее, отсутствием запрограммированности. Да, именно так и выглядит классический демократический выбор, когда кому-то его итоги в радость, а для кого-то, возможно, даже крушение идеалов. Но над всем этим возвышаются такие фундаментальные ценности, как прозрачность выборных процедур, уверенность в том, что сам процесс волеизъявления не является фарсом.
Заметьте, сегодня американцы выражают свой протест итогам выборов, но никак не основам американской демократии или государственности. Да, раздаются отдельные голоса, утверждающие, что голосование выборщиков является неким анахронизмом. Но опять же, никому не придет в голову менять эту процедуру неким иным путем, нежели законным – через суды, Конгресс или плебисцит.

К слову, голосование выборщиков – это ведь не просто процедура, это часть американской истории. Не будем забывать, что Соединенные Штаты учредили именно несколько штатов, поэтому в политической системе США учитывается не только представленность народа, но и штатов как субъектов политики. Это хорошо можно пронаблюдать на примере структуры и работы сената.
Что касается национального тренда… Я считаю, что не стоит так сильно выпячивать именно национальный тренд. Во-первых, мы рискуем впасть в подмену понятий – в этническое понимание национализма, которое, наоборот, запутает нас, нежели даст более или менее ясную картину происходящего.

Америка – классическая страна гражданского национализма. Именно с США этот тренд и начался. Немногие помнят, что Французская революция и ее идеалы начались позднее. И именно американская война за независимость во многом сформировала идеи гражданского общества во всем мире. Интересно и то, что идеи гражданской нации тесно соседствуют с борьбой за независимость.

На постсоветском пространстве пока происходит путаница во взглядах между этнической и гражданской формой национализма. Часто это происходит по причине того, что носители этих взглядов «флюгерны» по своему политическому поведению. Они чутко улавливают изменения в общественном сознании, и их риторика часто впадает то в этническую сторону, то в гражданскую. Не все, конечно, но подавляющее большинство.

Поэтому то, что европейские «ле пены» быстро и энергично поздравляют Трампа, о самом Трампе, в общем-то, ничего не говорит.

Вернемся к США и республиканцам. Мы здесь имеем:

1. Вполне обычную ситуацию, когда доктрина республиканцев больше направлена на внутренние интересы США. То, что вы называете национализмом, в данном случае означает приоритетность внутриполитических и внутриэкономических национальных интересов над геополитикой. Американская нация вообще исторически довольно самодостаточна. Поэтому на президентских выборах и в прежние времена ее, как правило, меньше всего волновала международная политика. Это лишь в последнее время она занимает все больший сектор в предвыборной риторике, но раньше так никогда не было. Поэтому этот приоритет Трампа на внутренние интересы я вообще не склонен считать какой-то новацией.

2) В то же время общий тренд смещения баланса с интегративных интересов на национальные все же присутствует в риторике Трампа. Его высказывания по поводу принципов участия США в НАТО вызвали даже вполне публичное беспокойство в руководстве Альянса. Во многом это связано с видимыми отдельными неуспехами некоторых глобальных интеграционных проектов, таких как Евросоюз (Brexit). А также с очевидным провалом таких интеграционных авантюр, как Евразийский союз.

Эти сигналы говорят о том, что сегодня многие альянсы нуждаются в тщательном мониторинге деятельности и принципов образования. И единственной печкой, от которой нужно плясать в интеграционных структурах, несомненно, являются собственные национальные интересы.

А что тут такого? НАТО, к примеру, – это организация времен холодной войны. Со времени исчезновения СССР кто подвергал ревизии ее роль? Никто. А тут один из основных учредителей НАТО поднял об этом вопрос, и все забеспокоились.

Евросоюз задыхается в мигрантской волне и конфликте традиционализма и толерантности. А что Штаты? Ну и что, что Трамп поднимает вопрос о незаконных мигрантах. Это совсем не тот ракурс, в котором видятся московские таджики или германские марокканцы. США – страна, которая основана мигрантами, и миграционные процессы есть основа ее процветания. Это, скажем так, не меняется. А то, что незаконно (речь идет не о мигрантах, а о незаконных мигрантах), то должно быть побеждено.

Не будем здесь касаться отдельных высказываний Трампа откровенно ксенофобского характера, вроде требования закрыть въезд мусульманам и прочая. Не будем забывать, что многие из этих высказываний – это откровенный предвыборный эпатаж, не более.

Про стену между США и Мексикой я за свою жизнь слышал раз десять, и ни разу этот проект не был реализован. Регистрация мусульман упрется в какое-нибудь препятствие в американском законодательстве, и о нем забудут. Если вообще вспомнят после выборов. Не будем забывать, что мы имеем дело с классическим правовым государством. Более классического просто не существует. Все правовые огрехи американской системы, о которых с пеной у рта любят порассуждать некоторые горе-пропагандисты, — это исключения, а не правила, как это присуще многим развивающимся обществам типа нашего.

Да, возможно, идеи национализма как концентрации на собственной нации-государстве и усиливаются в мире. Но в США это совершенно иной контекст. Просто именно в эти дни он немного контрастно смотрится на фоне политики некоторых государств мира, у которых в идеологии каша между внешнеполитическими амбициями и внутренними проблемами. В Америке, на мой взгляд, все продолжает быть более или менее четким: это – для нас, а это – для всех остальных.

— Как приход Трампа на пост президента отразится на Казахстане? Будут ли какие-то перемены в американской политике в отношении нашей страны?

— США – системообразующая страна в мире, поэтому так или иначе, конечно, отразится. Это страна, которая не реагирует на изменения в геополитической ситуации, она их формирует. Безусловно, Вашингтон продолжит форматирование многих регионов планеты в своих интересах.

Не стоит забывать о том, что Штаты считают себя активными идейными защитниками гражданских прав и свобод в мире, а также идеалов демократии. В особенности это касается именно идеологии республиканцев, которые фундаментально не приемлют принцип тотального давления государства на личность. Ничто и не говорит о том, что Трамп откажется от этих принципов — это означает изменить видение фундаментальной роли США в мире. А это не под силу даже президентам.

Конечно, под прикрытием этих ценностей мы будем продолжать наблюдать и вмешательство во внутренние дела других государств в той или иной степени. Но это отнюдь не значит, что все проводники гражданских ценностей заражены имперскими идеями и только ими. В основной массе это люди, которые убеждены в своих ценностях, и их убеждения достаточно незыблемы, чтобы даже иногда противостоять чисто имперским выходкам.
Поэтому страны и политические режимы, у которых плохи дела с гражданскими свободами, гарантированно продолжают оставаться под пристальным вниманием Белого дома.
В той же «кливлендской платформе» республиканцев целый раздел посвящен постсоветским странам. Причем в таких формулировках, за которыми легко просматривается и наша страна. Например, речь идет о государствах, которые «оказались между двумя авторитарными соседями, их путь к демократии был неопределенным (перевод ТАСС)». Конечно, большинство формулировок обтекаемы, вроде «уменьшить привлекательность радикальных идеологий» и прочая. Однако то, что нашим странам посвящен целый раздел, означает, что эти обтекаемые формулировки пройдут процедуру тщательной разработки именно практических мер, которые предстоит осуществить новому хозяину Белого дома.

Пока никто не отменял принципа в геополитике, по которому осуществляется вмешательство сильных мира сего во внутренние дела других государств. Это принцип «ограниченного суверенитета», который касается государств, признанных «несостоявшимися» (failed) и «слабых», «стремящихся к несостоятельности» (failing). Еще, согласно Стратегии национальной безопасности США 2002 года, такие страны признаются источниками угроз национальной и глобальной безопасности. Несмотря на то что, по мнению некоторых экспертов, такой подход уже значительно устарел и не оправдывает себя, мы опять можем столкнуться с феноменом «медленно маневрирующего корабля». В особенности по отношению к политике Америки, скажем, в Центрально-Азиатском регионе.

Потому что пока еще окончательно не сложился ответ глобального масштаба – оплотом и активным носителем каких ценностей станет Центрально-Азиатский регион? Что страны региона будут формировать внутри себя и какую политику будут осуществлять вовне?

Пока ясно одно: страны ЦА – это государства, потенциал которых велик, в том числе и интеграционный между собой. Велика (с региональной точки зрения) экономическая, человеческая и ресурсная база, которая, будь она направлена в позитивном направлении, способна не только противостоять вызовам, но и решать такие проблемы, как, скажем, афганская. Но это только в потенциале.
На деле каждая страна по отдельности увлечена строительством разнообразных автократий, в равной степени больна советскими фантомными болями и заразой дикого капитализма, коррупцией, геополитической завистью и изоляционизмом по отношению друг к другу. Результатом стала их патологическая зависимость от прежней метрополии, финансовая дисфункция, связанная с регулярным и циклопическим по масштабу вывозом средств за рубеж. Объемы выведенных средств некоторых стран уже превышают даже ВВП самих стран. Но самое главное – политические режимы ЦА катастрофически низко конкурентны по отношению к таким вызовам, как международный терроризм. В первую очередь из-за того, что не могут и не умеют конкурировать их идеологические системы.

Таким образом, регион ЦА становится ощутимо проблемным для «мировых регуляторов», а это не может оставаться без внимания.

Возможно, Белый дом сменит некоторые акценты внешней политики с hard power на soft power, что немного успокоит авторитарных правителей в мире. Но существует один аспект, который будет очень энергично меняться, – это международная информационная политика США.
Было бы наивным полагать, что в США не понимают, что администрация ОБАМЫ в какой-то момент потерпела сокрушительное поражение в информационном поле от Кремля. Не стоит полагать, что под информационное влияние Москвы попали только две-три постсоветские республики, это далеко не так. Пропагандистский пул Путин пробил просто фундаментальные дыры в несколько чистоплюйской пропагандистской машине Вашингтона. Предвыборные реверансы Трампа по отношению к России и есть косвенное признание этого. Трамп просто вынужден был чисто технологически ставить на «иное сознание».

Вот изменением этой ситуации новый состав Белого дома займется достаточно энергично. Я полагаю, что именно информационная война, противостояние вкрапленных в нее ценностей и трактовок и даже, если хотите, философии и станет основным локомотивом внешней политики Трампа. Тем более что этот человек весьма близок к медийной среде.

А в остальном, я думаю, каких-то фундаментальных неожиданных трансформаций внешней политики США не будет. По той причине, что она является отражением огромных и масштабных организационных усилий множества американцев, а не следствием прихоти одного, пусть даже очень харизматичного, человека.

Но при этом полагать, что в мире в ближайшее время будет скучно и монотонно, я бы не стал. И мне интересно, как на повороты геополитики будет реагировать такая, признаюсь, незаурядная личность, как Дональд Трамп.

— Каким вы представляли будущий Казахстан в момент обретения независимости? Какие были настроения, надежды в обществе в начале 90-х?

— О, это тоже гигантская по своей значимости тема – 90-е годы и начало Независимости. Коротко и в рамках одной публикации о них не рассказать.

В 1990-м году я закончил свой институт и вернулся в его же аспирантуру. Когда я заканчивал 5-й курс, то писал дипломную работу о роли бюрократии в революционных процессах истории. Эту же тему я хотел продолжить и дальше. В 1991-м году вышел закон Горбачева «о малых предприятиях». Я и мои друзья с экономического факультета МГУ тщательно изучили его и открыли в Москве свою фирму. Это было лихое время, в котором мы зарабатывали много денег, не буду скромничать. Казалось бы, работай, пиши научную работу, что ещё надо для жизни?

Это было не только время бездумного обогащения. Это был период резкого расширения круга общения. Тогда мы запросто здоровались с лидерами российского бизнеса, с будущими олигархами и даже с теперь уже покойными бандитами. Тогда мы шутили, что через нашу квартиру, которую мы снимали возле станции метро «Дмитровская», прошли все будущие члены правительства Казахстана и бизнесмены. Просто гостили – ведь многие из них учились в вузах Москвы, и мы естественно знали друг друга.

Мы с гордостью держали счета в первом в СССР коммерческом банке (!) и гордились, что его создали казахи. Да-да. Это Цетрбанк господина Байсеитова, его филиал в Москве.

Мы ходили на митинги Ельцина и Жириновского только чтобы понять – what’s going on. Мы создавали себе лобби среди депутатов российского парламента. Не забывали развлекаться и читать, читать, читать новые пласты книг и бизнес-литературу, которая тогда впервые появилась на советском пространстве. Мы становились богатыми или зажиточными людьми.

Всё изменилось в 1992-м году, когда я приехал в Алматы ранней весной. Это были не каникулы, а просто желание вдохнуть воздух Независимости. Тогда мой друг, Кайрат Сарыбаев буквально заманил меня в Министерство Иностранных Дел «просто познакомиться, в будущем пригодится». Так я познакомился с руководителем Консульского управления МИД РК Бигалий Турарбековым, который произнес мне вдохновенную речь, про Независимость и то, какую фундаментальную роль в нем играют МИД и Консульское управление в частности. Надо ли говорить, что я отказался от своей доли в московской фирме и через месяц заступил на службу 3-м секретарем МИД молодой Республики Казахстан.

Потом были годы работы в телевизионной и идеологической сфере, когда мы с друзьями создали производственную студию «ДАЛА ТВ». Историй и сюжетов из того времени масса.

— При продолжении такой же политики, как сейчас, есть ли будущее у казахского государства? Меняется мировая политика, правила игры, не соблюдается международное право. Как нам сохранить государственность в таких тяжелых условиях?

— Вы знаете при всей сложности международной политики алгоритм то всегда один и тот же. Он рисует вам три маршрута действий.

Первый. Вы согласны с международными правилами и ценностями. Тогда вы получаете максимальную поддержку тех, кто их устанавливает. Так вы сможете реализовать свои национальные ценности максимально.

Второй. Вы не приемлете международные правила и ценности. И у вас есть реальная сила, чтобы им противостоять. Здесь главное идейная платформа. Если её у вас нет – то соответственно и нет ресурса. Но вы реализуете свои национальные интересы.

Третий. Вы, извините за выражение, хитрозадый маневровщик, который пытается выиграть не будучи на одной стороне, а играя на противоречиях между двумя активными бойцами. Скорее всего, у вас нет реальной массовой опоры и судьба ваша предрешена. Когда вас будут вешать, этому не будет рада ни сильная сторона, ни её оппоненты, ни ваш собственный народ.

В международной политике можно быть прямолинейным рыцарем, благородным дворянином, преданным идее человеком и даже виртуозным дипломатом. Так или иначе это оценит огромная часть человечества и даже в стане противников найдутся люди, которые станут вас уважать. Но маневровых лживых паровозиков, которые стремятся нажиться на сложности ситуации в свою финансовую или пиар сторону никто никогда не станет воспринимать серьёзно. Человечество настолько же сложно, насколько и просто. Корыстных мельтешащих сволочишек не любит никто.

Так что в международной политике все так же, как и в жизни – личность и нацию всегда ценят не по результату выбора, а по уровню благородства этого выбора, порядочности и мудрости. Ничего не изменилось с давних времен. Кто думает по-другому, просто сам «маневровый паровозик». В человеческой истории Калигула, Фульхенсио Батиста или Фердинанд Маркос никогда не будут стоять выше Нельсона Манделы или Кемаля Ататюрка или даже в одном ряду с ними.

Предлагаем вниманию читателя програмное интервью известного политолога Дастана Кадыржанова. В первой части беседы он анализирует декабрьские события 1986 года и что пошло не так в годы независимости.

- Приближаются две сакральные и одна трагическая дата в казахской истории. Начнем с Желтоксана – декабрьских событий 1986 года. Как вы переживали те времена? Чем был для казахской истории Желтоксан?

- Я очень ярко помню события того периода. Помню и те эмоции, которые бурлили тогда в моей душе.

Сразу скажу, я не был на площади имени Брежнева. Причина проста – в это время я только-только демобилизовался из рядов Советской Армии и сразу, прямиком из воинской части, поехал восстанавливаться в свой институт в Москву. Учился я в Институте стран Азии и Африки при МГУ, там не каждый год осуществлялся набор на тот или иной восточный язык. До армии я изучал фарси, и если бы не восстановился сразу после увольнения в запас, рисковал потерять год или два, а то и вовсе сменить язык обучения. По этой причине я не стал заезжать домой в Алматы, ведь на дворе уже стояли последние дни ноября.

Мне повезло, и 1 декабря я, окрыленный удачей и тем, что снова вернулся к гражданской и студенческой жизни, с головой погрузился в подготовку к зимней сессии. В общаге меня подселили к взрослым дяденькам из так называемого спецфака. На специальном факультете моего института, ИСАА, стажеры с высшим образованием изучали восточные языки, чтобы впоследствии работать по специальности за рубежом. В комнате нас было пятеро: помимо меня два казаха – учителя физики, русский с Дальнего Востока и эстонец.

И вот однажды, когда я был погружен в учебу, в комнату вихрем ворвался Серик (это один из казахов‑спецфаковцев) и, потрясая кулаками, забегал по комнате, радостно крича:

— Наконец-то старик ушел! Он ушел!

Мы не сразу смогли разобрать, что речь шла о том, что в отставку был отправлен Димаш Ахмедович Кунаев. Мурат (второй спецфаковец-казах) деловито поправил очки, достал бутылку вина и сказал:

— Ну что ж… давайте это отметим.

Я, конечно же, не мог это «отмечать», ведь я являюсь внучатым племянником Димаша Ахмедовича. Но мои соседи не могли этого знать – я никогда этого не афишировал. Поэтому я под благовидным предлогом просто сбежал из комнаты.

Дело еще было в том, что для родственников Димаша Ахмедовича его уход уже давно не представлялся чем-то невозможным. Мы прекрасно знали, что он давно, еще со времен смерти Брежнев, регулярно писал заявление об отставке. Писал он и на имя Горбачева. Самое удивительное то, что именно по аргументированной просьбе Андропова и Горбачева Кунаев продолжал оставаться во главе республики и в составе Политбюро.

Потом я лично из уст Димеке слышал аргументы, почему он просил об отставке. Во‑первых, возраст. Димаш Ахмедович искренне считал, что его эпоха уже ушла с Брежневым и пора объективно передавать дело молодым. Во‑вторых, он не очень одобрительно относился к горбачевским методам работы. Дело было вовсе не в неприятии перестройки и не в том, что Кунаев якобы консервативен. Суть состояла в том, что при Горбачеве был резко нарушен баланс влияния в Политбюро между «националами» и «москвичами», который выстраивал еще «регионал» Брежнев. И этот баланс был нарушен в пользу московского диктата. Горбачев, хотя и был выходцем из Ставрополья, идеологически был целиком ставленником «московской» группы. Не зря в его биографии часто подчеркивали, что он и его жена являются воспитанниками МГУ.

Вопрос борьбы за баланс внутри Политбюро очень важен, потому что через него вы сможете понять более рельефно, как боролись между собой в СССР идейно-социалистический и колониальный тренды. В своем выступлении в программе у Владимира Познера на вопрос, что бы он изменил, если бы остался у власти в СССР, Горбачев открыто заявил:

— Я бы ликвидировал федеративное деление СССР по национальному принципу.

Так что, вне всякого сомнения, при Горбачеве «национальная» линия была обречена на поражение. Определенным символом ее разобщенности стало то, что региональные первые секретари, собираясь в столице СССР, перестали дружно останавливаться в гостинице «Москва», как было раньше. Многие помнят, что в последние годы правления Кунаев стал постоянно останавливаться в гостинице Казпостпредства, где в 80‑х годах было достроено специальное крыло. Так же стали поступать и другие «националы», которые обзавелись такими же флигелями в постпредствах. Центр шаг за шагом проводил политику разобщения «лидеров социалистических наций». Москва решительно желала переформатировать регионалов под себя, чтобы впредь голос из республик оставался вторичным. Благо рекрутировать таких персон стало довольно легко.

К 1986 году Кунаев олицетворял собой в Политбюро именно старый тренд «националов». Это не сегодняшнее название, а именно политический сленг, который тогда был принят в Политбюро. Поэтому его уход в отставку был лишь вопросом времени и тщательно готовился им самим. Тем более что к тому времени 16‑й съезд Компартии Казахстана уже состоялся и было абсолютно понятно, к чему стремится горбачевское Политбюро.

Поэтому я отнесся к факту ухода Димаша Ахмедовича совершенно спокойно – не  так эмоционально, как мои соседи по комнате.

Так закончился день 16 декабря.

Потом события завертелись в каком-то стремительном вихре. С утра в институте меня сразу вызвали к начальнику курса, потом к декану, а к середине дня я уже сидел перед самим директором ИСАА. Дело в том, что в те дни я был единственным казахом из Казахстана в институте. Были еще двое, но они жили и родились в Москве. Один из них, Данияр, также предстал со мной перед директором вуза.

К чести моих преподавателей могу сказать, что, видимо, восточный факультет наложил отпечаток на их восприятие действительности. Ни один из них не сказал ни слова негатива в адрес казахов, хотя к тому времени они уже получили информацию о том, что в Алма-Ате идут массовые акции протеста. Это важно на фоне того, что в дальнейшем, когда мне приходилось хлопотать за земляков в разных вузах (чтобы их не отчисляли, не устраивали на них гонения за «национализм»), пришлось встречаться с такими откровенными шовинистами, что «ни словами описать».

Не надо забывать, что Желтоксан вряд ли вынес наружу некий «оголтелый казахский национализм», которого просто не могло быть тогда. Он вынес наружу именно огромное число проявлений злобного, разнообразного по уровню артикуляции, но неожиданно массового великодержавного шовинизма. Его неожиданно стало можно выражать – потому что тогда он получил официальную поддержку партийных идеологических документов, да и конкретно судебно-репрессивной практики.

Забегая вперед, могу сказать, что именно этот фактор и превратил Желтоксан в предвестник гибели «единого советского народа», а в конце концов и СССР. Тогда все народы страны воочию увидели, во что по-настоящему свирепое и безапелляционное может превратиться великодержавный шовинизм, если дать ему официальную поддержку, пусть даже косвенную, но в общесоюзном масштабе. Вот тогда все «социалистические нации» и увидели воочию, через что им неизбежно придется пройти, если в СССР все останется так, как есть. Когда я носился в метро от вуза к вузу, у меня отчетливо сложилось впечатление, что нас, казахов, быстро и решительно превратили в «гонимое племя». Именно тогда родилась моя вторая песня про Алма-Ату, в которой была такая строка: «Мы, сыны волков, зачем гонимы в ночь…?»

Итак, 17 декабря утром я уже знал из рассказов преподавателей, что алматинские горожане вышли на площадь.

— Время расставит все по своим местам, – так сказал мне тогда директор ИСАА Роман Ахрамович, в прошлом белорусский партизан, жесткий, но справедливый руководитель, бывший на «ты» со многими членами Политбюро и с самим Громыко. — Я знаю, вы как будущий ученый обязательно разберетесь с истинной картиной того, кто там прав, а кто нет. У меня лишь одна к вам просьба: несколько дней просто будьте в общежитии и никуда не выходите. Постарайтесь не общаться с земляками, особенно если они вас позовут куда-нибудь. Это моя личная просьба.

Конечно же, я сразу пошел в переговорный пункт и попробовал дозвониться домой. Мне повезло! Но то, что я услышал, меня не обрадовало. Мама прокричала:

— Бізде көтеріліс! Әзірше ызбандама! – и бросила трубку.

Потом было бесполезно дозваниваться куда-либо. Сердце мое разрывалось. Я столько не был в родном городе, и то, что я по вполне прагматической причине не заехал домой после армии, теперь мне казалось предательством.

Вероломно нарушив свое обещание директору института, я поехал к друзьям-землякам в ДСВ (другое общежитие МГУ). Там уже происходил бурный обмен информацией, что как и когда нам делать дальше. Там же мы услышали отдаленные слухи о жестоком разгоне демонстрации… Конечно, нашему казахскому сообществу в ДСВ, которое считало себя последователями Алаш Орды и называло себя Жас тулпаром II, я когда-нибудь посвящу свой рассказ, и он будет не простым, но позднее.

Вернувшись в свое общежитие, я застал спецфаковцев за жестоким спором. От радости моих соотечественников, что «дед ушел», не осталось и следа. Бурлили комнаты и курилка. Все обсуждали вести и слухи из Казахстана. Здесь казахам не грубили — это было чревато, в любой общаге Москвы мы представляли собой внушительную силу. Однако мнений и контрмнений было достаточно. Вовсю звучало «превратили в сырьевой придаток», «нарушение принципов демократии», «равноправие наций только на словах» и т. д.

Наш эстонский друг во время горячих споров почему-то улыбался и даже похихикивал. Когда Мурат на него заорал:

— А ты чего ржешь, над нашим горем смеешься, что ли? – он спокойно сказал:

— Для вас это все внове, а для нас нет. Я просто радуюсь, что теперь многие вещи дошли и до казахов. А зная вас, что вы далеко не отпетые националисты, я теперь понимаю, что обратного хода уже точно нет.

В общем, температура споров зашкаливала…

Утро в институте началось вообще парадоксально. Студенты толпились перед занятиями в коридоре и курилках, многие накинулись на меня с вопросами. Вдруг на весь коридор раздался крик, и все увидели такое зрелище — высоко подняв над головой какую-то газету, сквозь толпу несся мой однокурсник и орал:

— Уррааа!!! В Алма-Ате студенты на площадь вышли!!! Казахи – вмолодцы!!! Вот это настоящие студенты, мужики!!! Не то, что мы – г…но, а не студенты!!!

Газетой была «Правда» от 18 декабря с маленьким текстом «Сообщение из Алма-Аты», где было написано совсем другое и другие выводы, нежели те, что сделал для себя и других мой однокурсник…

Потом было многое – и наши митинги у постпредства, и творческая встреча с Шахановым, и запрет от постпредства на организацию землячества, и наши требования к депутатской группе из Казахстана во время Съездов советов, казахские фестивали и викторины, стихи и песни про Желтоксан, драки с теми, кто посмел усомниться в нашей правоте, гонения и отчисления из вузов… Главное – я хорошо помню, как повели себя тогда те, кто сегодня стремится запрыгнуть на тему Желтоксана.

Извините, я и так слишком много рассказал про себя. Надеюсь, не зря, Желтоксан – это не только площадь в Алма-Ате. По всему необъятному СССР он охватил всех, кто является казахом или считает себя казахстанцем. Не остались в стороне и те, кто учился в тот момент в разных городах Союза, особенно в Москве.

Иногда мне кажется, что у каждого казаха внутри, в сердце, живет свой собственный Желтоксан. Своя история взросления. То, что заставило его стряхнуть с себя множество мифов и пропагандистских иллюзий. То, благодаря чему, даже несмотря на попытки нашего тогдашнего руководства сохранить СССР, история все-таки привела в итоге к Независимости. Увы, у нас, казахов, очень многое в истории происходит не «из-за», а «вопреки».

- На Западе чаще говорят о выступлениях в Тбилиси, в Прибалтике, но о декабрьских событиях 86‑го года молчат, не знают. Недооценена ли историческая важность Желтоксана в истории? Дали ли мы сами должную оценку этим событиям?

- Добавлю один аспект к тому, чем явился Желтоксан для пробуждения остальных народов СССР. Моя мама преподавала в то время в КазГУ философию и именно «национальный вопрос». Тогда эта дисциплина шла под маркой чего-то вроде «выравнивания уровней социалистических наций». Так вот, после декабря 1986 года на ее кафедре практически все спрыгнули с этой темы. На маме это стало сказываться вполне физически — ей пришлось одной закрывать все бреши в расписании, и ее все реже мы стали видеть дома. Конечно, как всякий юношеский максималист, я возмущался своими согражданами. Я считал, что они в самое сложное время струсили читать «национальный вопрос». На что моя мама спокойно возражала:

— Ты видишь только одну сторону медали. Но дело еще и в том, что эту дисциплину стало совершенно невозможно читать в Казахстане. Как бы ни был пропагандистски силен марксизм, он бессилен против реальных фактов.

Так что с Желтоксана вполне ощутимо стала рушиться самая главная основа СССР – идеологическое доминирование марксизма в теории национального вопроса. А это, извините, уже тектонический сдвиг в сознании.

Так что если на Западе не понимают важности Желтоксана, то это их проблемы, их уровня профессионализма в знании нашего общества. Мне в частности все равно, что думают о важности для нас 86‑го года другие. Гораздо важнее, чем он является для нас самих. А вот здесь мы видим, что история этой оценки еще далеко не закончена. Это объяснимо, потому что пока еще живо поколение тех, кто лично причастен, так или иначе, к событиям на площади имени Брежнева. И есть те, кто хочет тщательно скрыть характер этой причастности. Думаю, многие с этим согласятся, с этим выводом я вообще не оригинален.

Однако перед современниками Желтоксана продолжает стоять задача в сохранении духа тех событий. Важно не только из-за мужества выступивших на площади. Важно понимание и того, что развернулось потом – какой шабаш отступничества от своей нации. Репрессии, гонения, суды, наветы стали ужасом нашей истории в последующие годы, вплоть до самого обретения Независимости. Не нужно забывать, что Желтоксан – это не только два дня выступлений и жестокий разгон участников. Все, что последовало потом – от гибели Кайрата Рыскулбеова до создания властью квазижелтоксановцев, –  это история одного казахского народа. Народа, который очень стремится создать из себя нацию и остаться таким образом в истории человеческой цивилизации.

Не только исторические определения до конца не сформулированы. Не поняты до конца и уроки Желтоксана. Если мы забудем, как представители нашего собственного народа сводили личные счеты с теми, чей ребенок оказался на площади, мы вряд ли станем нацией с более или менее цельным самосознанием.

И дело далеко не в том, чтобы заклеймить тех, кто тогда прогнулся под систему. Суть, мне кажется, гораздо глубже. Она не в умении разделить нацию на «хороших» и «плохих» или видеть все исключительно в черно-белых тонах. Она, наоборот, в том, чтобы сделать нацию цельной. И теперь это касается не только казахов на этой земле.

- Какие события с тех пор стали переломными и привели к тому состоянию, которое сложилось сейчас?

- Дальнейший modus vivendi нашей нации определил самый главный вопрос формации – первоначальное накопление капитала и последующее закрепление его результатов.

Конечно, существует шутка про то, что начало формирования любого капитала – темная история, но это не более чем исторический эвфемизм. И задача этого искажения проста – оправдать все неправедные методы создания капиталов вообще. Увы, это не просто постсоветский атавизм сознания. Такой тип мышления, к сожалению, приводит к тому, что общество никак не может психологически преодолеть в себе период «дикого капитализма», непроизвольно подавляя таким образом либеральные идеи рынка, свободного и защищенного прочной правовой системой.

В нашей стране задача внедрения капитализма, в сущности, сводилась к одному – к распределению всех командных высот экономики в частные руки. Человечество к тому времени уже накопило достаточный багаж знаний по коллективной форме собственности. Их масса. Это и свободное движение акций, это и корпоративное и общенациональное владение, это и концессии на длительный срок. Но в Казахстане с 1995 года все эти подходы были отвергнуты и избран лишь один — приватизация в эксклюзивную личную собственность отдельных персон, причастных к власти или облеченных ею.

Под эти цели в 1995 году была проведена решительная политическая реформа, демонтирована советская система. Не путать с коммунистической или социалистической. В Казахстане была разрушена система местного самоуправления, вместо нее за 25 лет так и не было предложено и не реализовано ничего более или менее путного, не говоря о том, чтобы демократичного. Понятное дело, что высший уровень Советов – Верховный Совет – был архаичным, но низовые Советы после их декоммунизации были вполне нормальным механизмом местного самоуправления, который можно было наполнить новыми смыслами.

Роспуск Верховного Совета преследовал цель демонтажа советской системы лишь для публичной пропаганды. Главной целью же было демонтировать любую политическую силу в стране, способную помешать развитию авторитарного управления и, главное, под его маркой осуществить тотальную приватизацию «в одни руки». Была ликвидирована «парламентская» Конституция 1993 года, окончательно развернув страну в сторону строительства так называемой суперпрезидентской республики (спасибо за термин г‑ну Ертысбаеву). На деле это никакая не суперпрезидентская республика, а обыкновенный авторитаризм.

Тогда власти еще важно было фундаментальное научное обоснование своих действий перед обществом, и на арену выступила доктрина «разумного авторитаризма» Марата Тажина, которая в теоретическом плане нашла отклик во многих мозгах страны. Ведь речь, казалось бы, шла о разумном балансе между коллективным и авторитарным способами принятия решений. Учитывая «сложность момента», казахстанцы, оказалось, готовы делегировать право авторитарных решений президенту, дабы избежать излишних и нерешительных дискуссий, способных затормозить реформы общества.

Слово «реформа» тогда носило почти магический характер. Оно было основой идеологии президента Назарбаева, и это понятно – позитивных изменений тогда ждали все. Поэтому под маркой избавления от коммунистического тоталитаризма в тот момент истории можно было проводить все что угодно.

Был создан правовой механизм приватизации. Пока не был избран новый парламент, силу законов приобрели указы президента. Так появился целый свод законов, который специально был создан под правительство Кажегельдина.

На это правительство и его ведомства вроде Госкомимущества и была возложена задача сменить стиль приватизации со смутной «передачи прав в управление», всяких непонятных концессий и купонной приватизации (помните ПИКи?) на перераспределение прав собственности в отдельные указанные руки.

Это был основной исполнительный инструмент. Только прямым административным давлением можно было подавить сопротивление этому процессу со стороны так называемых красных директоров и трудовых коллективов. Этот союз был достаточно силен, потому что трудовым коллективам не так давно перестройкой было предоставлено право избирать руководителей предприятий. Более того, люди уже начали разбираться в тонкостях капитализма и лелеять надежды на то, что их место работы сможет превратить их со временем в массовых акционеров предприятий. Однако этим мечтам не суждено было сбыться.

Отсутствие в стране законодательного органа позволило президенту реформировать еще один важнейший инструмент приватизации – банковскую систему. Указы о банковской системе того периода, помимо задач оздоровления финансовой системы государства, решали другую попутную задачу – организовали финансовый источник для приватизации в стране.

Однако отечественных финансов для проведения масштабной приватизации тогда было явно недостаточно. Этот недостаток с лихвой компенсировался другим мощнейшим источником. Его название до сих пор Акорда произносит с благоговением: иностранные инвестиции. Вот тогда массовый характер приобрело появление в стране псевдограндов международной экономики, которые играли не только роль приватизаторов, но и создавали абсолютно новую систему накопления для казахстанской элиты – зарубежные счета и офшорные компании. Это было крайне удобно – народ видел лишь казахстанскую сторону вопроса, тогда как иностранная еще долгие годы оказывалась в густой тени.

Кстати, один из самых современных механизмов реальной демократизации собственности в стране – фондовый рынок – так и остался в Казахстане в периферийном состоянии по одной простой причине: ничто, а точнее, никто не должен был мешать процессу приватизации, ни один случайно появившийся претендент на собственность.

Итак, к 2001 году процесс первоначального распределения национальных богатств уже был фундаментально решен. Теперь по исторической логике дикому капитализму должен был последовать либеральный период. Ведь капитализм – это не только формация тех, кто создает бизнес, а еще и тех, кто его умеет сохранить и, главное, развить наиболее профессионально и эффективно. На Западе в 70‑х годах это ярко продемонстрировала «революция менеджеров». Многие исследователи считают, что именно благодаря эффекту от кардинальной демократизации капитала, которую осуществила эта революция, в таких странах, как США и Великобритания, не восторжествовал фашизм и не случилось социальной революции.

По идее, либерализация политической и экономической систем в стране должна была послужить тому, что естественным развитием и, главное, массовой демократизацией капиталов будут постепенно нивелированы «огрехи» приватизации. Постепенно управление национальными активами должно было перейти от «кумовского» к профессиональному принципу. Население все больше должно было становиться причастным ко всем национальным благам, постепенно превращаясь в солидарного политического партнера власти, а не быть ее эксплуатируемой массой. Выразителем такого типа идей и явилось движение «Демократический выбор Казахстана».

До 2001 года оппозиция была «сущностная», которая вообще не принимала идей дикого капитализма в своей основе. Не случайно главным оппонентом Назарбаева на выборах в 1998 году был предводитель коммунистов Серикболсын Абдильдин. Он как раз-таки был лидером того самого парламента 1993 года, который стоял на парламентских принципах управления государством. Староазатовцы, лидеры партий и движений «Азамат» и «Алаш», были больше мировоззренческой или культурно-этической оппозицией.

Оппозиция 2001 года в виде ДВК – это уже совершенно иное явление. Это протест, порожденный новой системой, независимым Казахстаном. Протест, в меньшей степени направленный на отрицание существующей системы, но решительно предлагающий свои маршруты дальнейшего развития нации. По этой причине эта генерация оппозиции оказалась одновременно и конструктивной, и радикальной.

Если отбросить все теоретические нюансы и личностные конфликты, то «оппозиция нового поколения» апеллировала к тому, что принципы, публично провозглашаемые властью президента Назарбаева, реально входят в прямое противоречие с практически исполняемыми действиями. Что высокая патетика реформ на деле является лишь пропагандистским прикрытием для сохранения нравов дикого кулуарного капитализма. И такая ситуация рано или поздно неизбежно приведет к полной профанации профессионализма, а значит, и к провалам общего государственного управления.

В принципе, при условии приведения провозглашаемых принципов с практическими в одно целое эта оппозиция могла бы и стать той самой «второй опорой президента», о которой на ранних этапах своей оппозиционной деятельности говорил Алтынбек Сарсенбаев. Однако его метания во власть и из власти очень ярко демонстрируют то, что он понял: это невозможно. А Алтынбек, как бывший министр информации и политик высокого ранга, досконально знал разницу между тем, что является пиаром и популяризацией с одной стороны и вульгарной пропагандой с другой.

Фактически ДВК представлял собой носителей нового общественного договора между властью и обществом, который прежде всего должен был зиждиться на взаимном признании прав народа и правящей группы как на национальные богатства, так и на политическое участие во власти. Власть же тогда уже практически открыто послала сигнал обществу: никакого договора между ней и обществом быть не может. Перспектива только одна – народ должен жить исключительно по правилам, которые ему формулирует власть. Если раньше это было ориентиром «по умолчанию», то теперь становилось вполне публично декларируемым принципом.

Фактически это было завершение периода этического противостояния с властью, когда в последний раз использовались термины «честность», «морально-этические нормы» и т.д. Моральные нормы подверглись гиперактивному шельмованию, когда власть – Акорда – запустила в массы образ «предателей президента», и стало окончательно ясно: к этическим нормам апеллировать бесполезно, они стали сферой подмены понятий.

Однако поражение ДВК стало объективным совсем не по причине его идейной слабости. «Нулевые» превратились для казахстанского общества в типичные годы «нефтяной болезни». Их, как сейчас говорят, «тучный характер» покрыл все трезвое понимание вещей туманом лжеблагополучия, основанного не на демократизации капиталов, а на вторичном перераспределении незаконных сверхдоходов от сырья среди населения. Тогда многим казалось, что пределов «казахстанскому благополучию» не существует.

Не разбудило казахстанцев и то, что в 2003 году в Грузии, в 2004‑м в Украине, а в 2005‑м в Кыргызстане случились революции. И дело не в том, что они глубоко верили в ту пропагандистскую чушь, которая неслась из телевизора. «Нефтяное проклятие» прежде всего бьет по разуму, формирует лень в поиске правды, приводит к внутреннему соглашательству с самим собой и с внешней несправедливостью.

Однако вплоть до гибели Заманбека Нуркадилова в 2005 году все-таки существовала иллюзия, что мы с властью живем в едином ценностном поле. Убийство же Алтынбека Сарсенбаева уже полностью перечеркнуло все — никакого общего ценностного поля не существует.

Последним всплеском иллюзии о договороспособности политического строя Назарбаева с обществом стала выборная кампания в мажилис 2007 года. Самое интересное то, что ее ход был практически образцовым с точки зрения правил конкуренции. Резкий слом произошел именно в сам день выборов, когда стала проявляться картина голосования. Согласно ей, объединенная оппозиционная партия ОСДП–«Нагыз Ак жол» стремительно набирает голоса гораздо больше, нежели предполагали акординские политические архитекторы. Причем отбирает их не только у политтехнологического «Ак жола», но и у правящего «Отана». На этот раз рухнула иллюзия не оппозиции, а власти в том, что она пользуется безоговорочной поддержкой населения. Удар был страшным, особенно на фоне президентских 91% на выборах 2005 года. Даже в условиях «нефтяного соглашательства» почти треть населения не хотела видеть «Отан» правящей и руководящей силой страны.

Вторая часть

- Что произошло потом?

- По ходу голосования результаты были резко изменены, и случилось страшное – Казахстан, как банальная банановая диктатура, стал страной с однопартийным парламентом. Сбылись негативные предсказания оппозиции о том, что неминуемо грядет депрофессионализация государственной системы, она высветилась в полную силу и нанесла резкий удар по имиджу нации в мире.

В 2007 году общая для власти и общества платформа практически исчезла навсегда. Общество осознало, что во имя интересов личных Акорда может пожертвовать и внешнеполитическими национальными интересами, не побоясь выставить страну в неприглядном виде перед международным общественным мнением.

Все дальнейшие события стали неизбежным последствием именно этого политического состояния. И не в последнюю очередь потому, что теперь Акорда принялась создавать иллюзии не только для народа, но и для самой себя. Вопрос о том, что культ личности в стране неизбежен, решился тогда окончательно и бесповоротно.

По сути, это и есть начало разворачивания революционных трендов в стране, которые стали решительно приобретать характер неизбежности. И основная причина их одна – это крушение социально-политической договороспособности правящего политического строя в Казахстане. Неизбежными стали жесткие внутриэлитные конфликты, разворачивание культа личности и тоталитарные черты казахстанского общества.

Как я писал раньше, тоталитаризм отличается от авторитаризма. Автократия реально зависит от желания одного человека. Тоталитаризм уже иная система: он жестко и неуемно репрессивен, и лидер уже утрачивает черты полного влияния на все процессы, происходящие не только в обществе, а главное — в бюрократическом аппарате. Бюрократическая машина начинает управлять им самим, а в качестве иллюзии предлагает туман культа личности. Это и есть катастрофическое последствие того, когда власть меняет собственный прагматизм на подмену понятий уже внутри себя.

Культ личности – это ведь не просто обаяние персоны и подхалимаж, это система принятия решений, в которых сама «личность», как правило, обречена на поражение. Поэтому не надо быть пророком, чтобы увидеть ближайшее будущее, – «регенты» хотят, стремятся стать реальными правителями. А при этом сам лидер нации становится для них реальной помехой.

Почему «новые бюрократы» так консервативны по отношению к существующей системе? Это легко объяснимо. Они консервируют «дикий капитализм» и не дают развернуться либерализации по одной простой причине: они способны создавать капиталы только на внеконкурентной и внезаконной основе, базируясь на ситуации, когда «государство – лучший бизнес» и капиталы создаются исключительно на разворовывании национальных богатств и с помощью административно-полицейского насилия. В свободной конкуренции эти же персоны вряд ли годны на что-то путное. Фактически они создали вторую гигантскую волну перераспределения капитала в стране, которая никак не дружит ни с законом, ни с общественным договором. И даже с интересами «первых буржуа».

И самое интересное – пока общество пребывает в политической разобщенности, именно регентско-бюрократическая среда является источником революционных трендов. Потому что в ее руках есть главный инструмент – создание иллюзорных мифов для высшего руководства.

Причем это замечательная способность бюрократических систем – без декларирования каких-либо ценностей и без выдвижения лидеров синхронно исполнять одни и те же алгоритмы. А все потому, что в основе этих алгоритмов лежат конкретные материальные интересы.

При этом вовсю развернулась главная опасность для развития нации – бюрократическая система вся сверху донизу тотально депрофессионализированна. По этой причине ожидать от нее чего-то полезного – слишком дорогостоящая наивность и политическая недальновидность.

- Пять лет назад произошли трагические события в Жанаозене – расстрел мирных бастующих. Почему власть, которая могла решить этот локальный вопрос мирно, за столом переговоров, пошла на столь жестокий шаг?

- Что касается Жанаозена, то здесь ничего непонятного нет. Рано или поздно люди, отдававшие приказ о стрельбе, столкнутся с обвинением в военном преступлении, их ждет Гаагский или иной международный трибунал. Этого никак не избежать. Тут не нужно обольщаться. Акорда или какой другой офис Казахстана никогда не сможет сформировать пояс безопасности для тех, кто совершил преступления, осуждаемые всем международным сообществом. И Кремль тоже не помощник в таких делах — из-за головотяпства «союзничков» идти против международного сообщества себе дороже.

Почему власть за длительный период протестов нефтяников не села за переговоры? Это не случайность. Это ее сущность, как мы говорили с вами выше, ее недоговороспособность. И кстати, еще и то, что она до самого конца не верила, что люди способны выйти на площадь и решительно не принять ее условий. Напоминаю, Акорда продолжает жить в своих иллюзиях, что граждане либо согласны с ее правилами и беспрекословно хотят их исполнять, либо просто уже не способны выражать свое мнение. Эти опасные иллюзии живы и сейчас. Поэтому с Жанаозеном здесь никаких сложностей в оценке нет и не может быть.

Неспособность к политическому компромиссу привела Акорду к открытому нападению на мировые цивилизационные ценности. Если вы думаете, что можете в XXI веке, не оглядываясь ни на какие международные нормы или общечеловеческие ценности, вот так запросто взять и расстрелять кого бы то ни было на демонстрации, итог один. И он, вот увидите, неизбежен. Потому что политический строй продолжает сохранять репрессивный характер. Словно нарочно президентский офис посылает и посылает в общество сигналы о том, что правила могут существовать только его и никаких других. Не понимаю, зачем так откровенно испытывать судьбу.

— Есть ли шанс что-либо изменить в нынешнее время?

- Ну, шанс есть всегда. Как и надежда. На мой взгляд, общественная мысль казахстанцев прогрессирует медленно, но все-таки неизбежно и в одном направлении. Да, она не успевает за темпами распределения и перераспределения материальных благ. Да, она не успевает где-то и за темпом ослабления защиты национальных интересов в мире.

Но, с другой стороны, наверное, всем хотелось бы, чтобы справедливость восторжествовала именно при их жизни. Это, если хотите, одно из главных качеств, которые делают из человека собственно человека. Этапы созревания, возможно, могут длиться дольше, чем ожидают многие. Однако есть закономерности, которых не изменить. Если даже вы не признаете их, зажмуривая глаза. Отрицая их, вы просто теряете то драгоценное время, которое могли потратить на решительное изменение ситуации в общенациональную пользу, а значит, и в вашу тоже.

Медленные темпы роста общественного сознания в Казахстане вполне закономерны. Как сказано выше, в этом во многом вина «нефтяного проклятия». Но теперь многие вещи стали пронзительно ясны для простых граждан. А после осознания, как мы понимаем, обязательно следует период действий. Вначале инстинктивных, а потом системных.

Несмотря на видимую неорганизованность, сегодня общественное сознание значительно опережает правящую группу как политическая доминанта. По одной простой причине: люди поголовно отказались жить в иллюзиях. Власти же страны продолжают деградировать в методах управления из-за того, что от своих иллюзий избавиться не в состоянии. Это очень заметно, когда они пытаются рефлекторно оседлать политические процессы, но на деле получается либо фарс с блогерами и попами гапонами из соглашательских комиссий, либо волна совершенно бездумных репрессий. Процесс саморазрушения правящего строя стал уже слишком очевидным, как и утрата политического лидерства в ситуации. Если его приспешники открыто заявляют, что отвлекали народ от гражданских прав темой «токал», то это какая-то упертость просто суицидального уровня.

— Что произойдет с общественным сознанием в самое ближайшее время?

— В данный момент происходит кристаллизация единого знания среди всех казахстанцев одной простой исторической и политической формулировки. Я назвал его Основной гражданский вопрос казахстанца. Он звучит так: «За всю несправедливость в распределении национальных богатств, за итоги первоначального накопления капитала, за отчуждение собственности у народа, за вывод циклопических средств за рубеж, за регулярное казнокрадство и тотальную коррупцию, за гигантский внешний долг, за отчуждение национальных и пенсионных фондов, за откровенные провалы в руководстве государством, за авантюрные сверхзатратные проекты, за отсутствие в стране правовой справедливости, за низкие моральные качества уже нового поколения нуворишей — за все это еще не расплатился в прошлом, но будет всячески вынужден заплатить и в будущем каждый гражданин Казахстана. И вынуждать его это сделать ежедневно будет огромная, враждебная, репрессивная и ненасытная государственная машина. Согласен ли ты с этим?»

Сегодня этот вопрос уже практически сформировался, и никакая астанинская пропаганда не в силах противостоять тому, что такая картина выстроится в голове у каждого казахстанца уже реально завтра. Просто потому, что ежедневно граждане страны видят, как их грабят фискальные органы, полиция, даже МЧС, как повышаются налоги, как их осуждают заочными судами, как лютуют суды и судебные исполнители, как арестовывают их счета и выезд, как повышаются и становятся разнообразными штрафы и многочисленные поборы. И в конце концов, они уже поняли, что цель всех государственных органов только одна — вытрясти с них последние деньги для себя и для казны, которая ими же завтра будет разворована. И бесполезно к кому-либо обращаться и апеллировать — посадят, осудят, будут преследовать, вызывать к следователям, искать хоть какую-нибудь вину, превратят в изгоев. И такая судьба неизбежно коснется каждого, каждой семьи, каждого круга друзей, каждого коллектива, рода, города или села. Заплатит каждый. И будет продолжать платить, и это и есть его судьба на долгое будущее.

Осознав сложившуюся ситуацию, каждый гражданин Казахстана сам для себя придет к решению, принимает он такое условие власти или нет. Какая-то часть населения «проголосует ногами», то есть эмигрирует, но эта волна, хоть и, возможно, качественна, вряд ли слишком массова. Остальные останутся наедине с собственным решением по своей собственной судьбе. А потом и с пониманием, что в одиночку не отстоять ни своего мнения, ни своих прав, ни тем более будущего.

Следующий этап тоже нетрудно прогнозировать. Это этап быстрой и масштабной самоорганизации. Но тут есть один новый нюанс по сравнению с прошлыми периодами. Попытаюсь его разъяснить.

Раньше в политике Казахстана доминировала концепция «я пойду». Люди сами принимали решение, что они пойдут в политику и будут противостоять системе. При этом гигантская доля их деятельности состояла в том, чтобы не только доказать обществу свою правоту и право действовать от имени этого общества. Главной задачей было раскрыть связь явлений в нашей действительности, чтобы доказать несправедливость политического режима.

Сейчас этот этап почти полностью закончился. Во многом он символизируется и тем, что многие из эпохи «я пойду», заявили: «Я больше туда не пойду». То есть заниматься политикой или нет – было в некотором роде их личностным решением. И за него бессмысленно упрекать, как за приход, так и за уход. На этом этапе власть благополучно ушатала всех, кто когда-то сказал: «Я пойду». Но это совсем не значит, что одержала победу.

Теперь начался этап «ты пойдешь». Он отличается тем, что уже никому ничего не надо доказывать, почему эта власть несправедливая и почему ее надо менять или в ней надо что-то принципиально изменить.

Теперь настал этап делегирования политических полномочий, но не делегирования в виде найма – такие случаи эпизодически и раньше были. Сущность этого явления – в появлении коллективной ответственности между тем, кто говорит: «Ты пойдешь», и тем, кому это говорят. Но требования состоят не просто в нормах безопасности, а уже в соблюдении бескомпромиссных условий. Иллюзий нет уже ни у кого.

Если бы в Казахстане было свободное политическое пространство, то мы бы получили публичное партийное движение. И тогда можно было надеяться, что политические баталии целиком сконцентрируются на цивилизованных формах. Так что, скорее всего, самоорганизация казахстанского общества пройдет далеко не в публичном поле. А это означает также и то, что будет появляться все больше экстремистских и радикальных групп.

Не стоит думать, что полем самоорганизации станет лишь какая-нибудь маргинальная среда возле базаров и мечетей. Это превратное понимание сути вещей. Не только и не столько там. Самоорганизация охватит даже Левый берег, группы, коллективы и даже ведомства.

Все это потому, что у самоорганизации будет много уровней.

Первый уровень – это «великие мира сего». Предположим, что в Казахстане существуют некие группы «агашек», которые за лихорадкой карьерного продвижения и обогащения все-таки не утратили чувства национальных интересов. Они собираются в некий узкий круг, долго думают, выбирают достойных, приглашают их и говорят: «Ребята, надо что-то делать. Вот вам наши ресурсы, влияние и обязательства бескомпромиссного следования идее. Идея вкратце такая-то и такая-то».

Это реально очень сильный уровень. Где-то он свидетельствует о силе нации. По таким примерно моделям начинались великие политические кампании типа войн за независимость в США, и много еще тому примеров.

В этой версии я лично сомневаюсь. Во всяком случае, пока. Почему – воздержусь от обидных слов.

Второй уровень – корпоративный. Не самые высокопоставленные люди, но все же обладающие средним ресурсом, находят в себе силы, чтобы прийти к какому-то мнению о том, что все-таки необходимо выдвинуть в общество эффективную и настырную политическую силу, на которую они сделают ставку.

Прообраз такой силы исповедовали в свое время создатели НПП «Атамекен» в тайной надежде, что бизнесмены корпоративно не приемлют того губительного бизнес-климата, который сложился в стране. Однако методы сгона единомышленников в один лагерь почти сразу свели эту идею на нет. Тем не менее бизнесмены – это именно та среда, которая в состоянии сформулировать идеи довольно эффективно и прагматически. Но тут есть одно «но». Бизнес у нас весь окологосударственный и околоквазигосударственный (это не я такие понятия придумал, не смейтесь), так что сама прослойка предпринимателей в Казахстане – это слишком расплывчатая категория, чтобы стать системно организованной.

Корпоративная картина только выглядит пессимистично, но очень в скором времени корпоративное делегирование обязательно состоится. Причем либо в региональном, либо в отраслевом срезе. Это организованная среда, привыкшая к организации и обладающая серьезным «низовым» организационным потенциалом, потому что в их руках есть часть административного ресурса. Общее для всех состоит в том, что нормальных профессионалов просто задолбала управленческая неэффективность государства. И надоело, что государство – это, как правило, некие случайные люди, не прошедшие горнила гражданского выбора.

Третий уровень – назовем его ментальный. Это дружеские и земляческие круги, религиозные и даже научные товарищества, клубы по интересам и даже футбольные болельщики. Сюда же можно отнести группы, объединившиеся по одинаковому типу испытанной на себе социальной несправедливости.

Третий уровень массовый. По своей сути это и есть найм широкими народными массами партий для выражения своих интересов. До партий и партийных взносов, конечно, еще далеко — это, в сущности, конечная точка политического найма и делегирования. Но уже сейчас появятся группы из «низов», которые выставят лидеров и скажут им: «Бери что хочешь, но иди и добудь справедливость. Мужчина ты или нет?» Этот процесс происходит прямо сейчас, за нашими окнами. Просто потому, что массы людей хотят не просто получить ответы о своем будущем — они хотят увидеть это будущее достойным. Что очень важно — по сравнению с прошлым изменится главное: «народные» группы будут создаваться не столько по принципу «исправить допущенную по отношению к ним несправедливость», сколько по принципу «добиться того, чтобы была искоренена всякая возможность повторения такой несправедливости»!

Как ни странно, этот этап уже стихийно идет. Вы полагаете, что все стихийные протестники и террористы – это люди самостоятельных решений? Нет. Уже нет. Это уже делегированные люди. Кто и как их успел делегировать – пока вне контроля государства и его спецслужб.

Спецслужбы работают с некими устоявшимися формами – салафиты, радикалы, мечеть, вербовщики, оппозиция, фейсбуковские бузотеры. Но не надо забывать: беседам на кухне и подпольным рок-концертам проиграли даже такие глобальные титаны, как КГБ и СССР. А теперь еще есть и социальные сети.

Не надо забывать и о том, что ряды полиции и спецслужб – это тоже далеко не однородная и бездумная среда, готовая без оглядки выполнять все указы, исходящие сверху. В отличие от простых граждан они, в силу своей деятельности, гораздо яснее видят всю противоречивую картину, сложившуюся в нашем обществе, потому что через них проходит масса специализированной информации. И наивно полагать, что они, так же как и все другие люди, не задают себе тот основной гражданский вопрос казахстанца, который я сформулировал выше.

В общем, иными словами, «ты пойдешь» – это создание нового уровня коллективной ответственности, за которым стоят и финансы, и иные организационные ресурсы, и прочные убеждения. Это новый этап квалификации в формулировании политического заказа, который подразумевает квалификацию не только политических фронтмэнов, но и политического заказчика.

Обязательно добавлю: не появятся отечественные заказчики, их место займут зарубежные.

То, что я говорю, – это лишь форма. Идеологическое наполнение будет совершенно разнообразным и необязательно радикально протестным. Может быть даже и наоборот – будут возникать открыто, как говорили раньше, «контрреволюционные» объединения. Однако общим трендом для них всех будет одно – желание что-то кардинально поменять.

Образ действий также кардинально разный – от открытых акций протеста до неповиновения и сопротивления гос­органам. Повторюсь, далеко не все выразители протеста будут борцами за справедливость в гражданском понимании вопроса. Впереди будет двигаться криминальная и религиозно-экстремистская среда, но она, как это сейчас стало очевидным, не будет получать широкого общественного порицания. Время самоорганизации – время джунглей, а там враг моего врага – мой друг.

Другой вопрос – а вдруг и сегодня, несмотря на очевидность предпосылок, казахстанское общество так и не созрело до этапа коллективного политического делегирования и ответственности, что тогда? Тут все очень просто – пусть и позднее, но созреет. Просто когда оно это сделает, будет меньше земли, меньше ресурсов, меньше независимости и больше трудностей. Закономерности закономерностями, но от выбора людей тоже зависит многое.

Есть такое понятие – «стать лидером политических процессов в стране». Оно должно быть постоянным в повестке дня любых амбициозных политических сил. Для того чтобы шагать впереди политических явлений, необходимо реализовывать не реактивную политику, а проактивную, то есть не реагировать на изменения, а формировать их.

Неизбежность описанных мною процессов можно объяснить в первую очередь тем, что сегодня политическая система Назарбаева значительно утеряла свою проактивность, способность работать на опережение и формировать повестку дня, соответственно создавая и возглавляя позитивные общественные настроения. Она объективно плетется за той повесткой дня, которую не сама формирует – от пожаров до политических судов. И это уже продолжается довольно давно. Складывается такое ощущение, что цены на нефть подорвали и политический креатив Акорды. Скорость производства иллюзий и авантюр сегодня стала просто зашкаливать, а вот реальное политическое лидерство практически полностью сошло на нет. Как известно, репрессиями не добиться ни лидерства, ни любви, ни доверия. Скорее, они превращают социальную опору режима в огромный и лживый, но крайне артистичный флешмоб.

Надеюсь, мне удалось достаточно подробно объяснить, почему власти и общество в Казахстане разговаривают на абсолютно разных языках и пребывают в совершенно разных ценностных системах. Надеюсь также, что, еще раз попытавшись заглянуть в прошлое, мы получили возможность немного заглянуть и в будущее. Чтобы принять решение, каким мы хотим его увидеть для себя и для нации.