15.10.2019 Г.

ЛИФТ

Башни и пастухи

Огромный, широкий луч солнца, раскалив стекло окна и заполнив собою всю спальню, пересекал небольшой коридор и настойчиво указывал прямо на кухню. Однако в этой настойчивости не было жёсткости рабочего дня. Наоборот, вся квартира светилась радостью летних каникул, летнего отпуска и той непостижимой энергией оптимизма, которую организм набирает за время отдыха. Арман, привычно, отрапортовав себе, что он готов и одет, двинулся туда, куда указывал луч.

По дороге он беглым, но цепким взглядом оглядел всего себя с головы до ног в ростовом зеркале, которое замерло в коридоре в позе внимательного ординарца. Конечно же, это не из-за самолюбования, а просто привычка государственного служащего, выработавшаяся у Армана за много лет службы и проживания в Астане. Чиновник должен выглядеть безупречно, опрятно и в каких-то вещах стандартно. Но, как ни странно, кое в каких мелочах, необходимо было следовать некоторым негласным правилам чиновничьей моды.

Трудно было проследить, откуда появлялись эти правила, кто стоял у истоков зарождения того или иного веяния. Но появившись, они словно настойчивая субстанция проникали во все слои, классы и учреждения астанинского чиновничества. И вы, путешествуя по коридорам казахской столицы, рано или поздно начинаете замечать, что самым модным способом завязывания галстука стал сегодня, к примеру, «двойной виндзор», пришедший на замену «азиатике». Что сегодня решительно в моде сорочки с отличающимися по цвету и раскраске воротником и манжетами. Что если вы обуты зимой в крепкие башмаки с лопатообразным носком, а не с ковбойски залихватским острым, то вы по степени модности застряли где-то среди «первых переселенцев» конца 90-х. Что огромные и плоские портфели вытеснены аккуратными чёрными полупланшетами, в которые помещаются пара-тройка папок формата А 4 и стандартный набор джентльмена — телефон, походное или простое зарядное устройство для него, набор ключей в зависимости от вашего статуса и ситуации в семье, очки в зависимости от возраста — солнечные или дальнозоркие. Даже портмоне часто живёт в этом портфеле. По той причине, что чиновникам часто приходится пересекать двери различных учреждений, которые охраняются (а в Астане это практически все). При этом они вынуждены по нескольку раз в день пересекать всевозможные рамки и сканеры. И если у вас всё аккуратно сложено в портфеле, то исчезает необходимость постоянно выгребать «металлические предметы» из карманов по требованию хмурых и невежливых охранников. Поэтому вы легко отличите на любой проходной в Астане астанинского чиновника от командировочного. В то время как командировочный ошарашенно озирается после каждого писка рамки и изумлённо глядит на кучу ключей, расчёсок, посадочных талонов, телефонов и авторучек, не понимая откуда это всё взялось в его кармане и что там ещё осталось и продолжает звенеть, астанинец легким изящным движением бросает портфель на ленту сканера, и молниеносно в полной тишине преодолев рамку, устремляется в нужный кабинет.

Глянув в зеркало и не увидев там привычного образа, закованного в темно серый костюм, Арман улыбнулся, и его настроение мгновенно приобрело краски того самого летнего луча, который, играя красками лета, продолжал вести его на кухню. Из зеркала на Армана взглянул загорелый и подтянутый молодой мужчина, одетый в одежду ярких курортных тонов. Да, так именно и выглядит молодой, перспективный столичный чиновник, которому в этом году удалось получить почти полный отпуск и провести его с семьёй в путешествиях и морских купаниях. О том, что организм и психика чувствуют себя абсолютно отдохнувшими, Арман понял из того, что мысли о предстоящих планах на работу перестали быть назойливо отгоняемыми источниками нервных переживаний, а наоборот — придавали ему некое чувство, подобное предвосхищению нового этапа профессиональной активности. Несомненно, человек в самом начале отпуска и тот, у кого осталось три дня до выхода на работу — это совершено разные люди. Проще говоря, он уже успел соскучиться по работе, но пока отгонял это ощущение подальше. Почему-то оно сопровождалось каким-то странным чувством стеснительности. Возможно это потому что…

Арман встряхнул головой, чтобы выгнать из неё всё более и не к месту усложняющуюся мысль и шагнул в залитую солнцем кухню.

*****

Вся семья была в сборе и с радостными возгласами поприветствовала Армана. Настроение раскрасилось ещё более яркими красками. Каникулярно-отпускной завтрак кардинально отличался от ежедневного будничного. В обычные дни кухня больше напоминает торопливо толпящийся вокзал, из которого периодически отбывают скоростные поезда. Первый скорый убывает в сторону садика, второй энергичной походкой отца отбывает в сторону его места работы («балам, я сегодня опять пешком»), третий сдвоенный отбывает по маршруту «дочкина школа — моя работа».

Арман иногда удивлялся, насколько сходство с вокзалом разительно. В одной небольшой кухне каждый умудряется двигаться по собственному маршруту и в собственном алгоритме. И если происходит столкновения — когда двое одновременно тянутся к чайнику, или две руки хватают одну и ту же ложку, или кто-то убирает масло со стола, а другой его опять достаёт — искры летят как из проводов электрички. Словно сближаются и резко взаимоотталкиваются две положительно заряженные микрочастицы. Отталкиваются, но снова быстро стают обратно на свои рельсы.

Полчаса столпотворения, и перроны пустеют под меланхоличное тиканье часов и редкие завывания астанинского ветра, разыскавшего какую-нибудь замочную скважину и пытающегося засунуть туда всего себя любой ценой.

Летом всё по-другому. Всё как в американском кино, когда члены семьи до начала активного дня успевают прожить и проговорить половину сюжета фильма. Дети вальяжно поедают неторопливо приготовленные женой оладушки или баурсаки. Отец за чтением оппозиционной газеты забывает о непривычно остывающем чае и, периодически вспоминая о нём, поверх очков просит подлить ему чуть-чуть кипятка. Дети успевают развязать сложнейший по аргументации военный конфликт, вокруг того, кто это сделает. Кто-то из них побеждает и заслуживает бесценную Аташкину похвалу, ради которой, собственно, это война и велась. Всё это происходит под строгим наблюдением жены Армана, Сании, которая чутко следит за тем, чтобы дети не применяли друг против друга ядерное или какое другое запрещённое оружие. Всю эту картину дополняет одна важная семейная деталь, если не сказать, традиция. Когда ходики на стене показывают ровное время, из их окошка шумно и с металлическим лязгом выскакивает кукушка и начинает яростно забивать в воздух гвозди своих «ку-ку». В эту секунду в большой просторной клетке, подвешенной под потолком кухни, словно просыпается ещё один член семьи — попугай Напа — и начинает неистово орать одну и ту же фразу: «Кукушка дура! А Напа — ууумный!»

Напа, (сокращенное от «Наполеон» из-за его величественного вида и гордой осанки), действительно умный. Он никогда не кричит, когда хотя бы один человек спит, дабы не дай Бог, не разбудить его. Но когда все проснулись и снуют по кухне, будьте уверены — с первым же на дню выскакиванием кукушки, Напа обязательно заорёт свою неизменную фразу.

О том, кто научил Напу этим не совсем приличным словам, никто не помнил или помалкивал. Тщательное расследование, проведённое Саниёй, не привело к успеху. Удалось лишь выяснить, что она появилась в первые же дни, когда в доме появились ходики. Тогда все пугались неожиданному металлическому ору кукушки, и не исключено, что первую часть фразу произносили от испуга все члены семьи. Под подозрение попадал даже отец Армана. Он был старым производственником, и у него было «всё в порядке» и с юмором, и с крепким словцом. Но, понятное дело, поскольку Аташка был вне юрисдикции Сании, следствие зашло в тупик. Решили прекратить расследование, но переучить попугая, навязав ему другую фразу — «Напа умный». Однако эта фраза не вытеснила первоначальной, а лишь прибавилась к ней. И постепенно все привыкли, что здоровенный ара, когда кто-то есть на кухне, никто не спит и кукушка исполняет свой механический долг, громко орёт это фразу, которая, если быть точным имитировала испуг человека и звучала так «Фу ты.. Кукушка дура! А Напа уууумный!».

Однако традицией стал не столько сам крик попугая, а то, что как только раздается предварительный щелчок ходиков перед боем, с лязгом распахивается дверца и громко звучит первое «ку-ку» — присутствующие на кухни набирают полную грудь воздуха и дружно кричат вместе с попугаем. «Фу ты… Кукушка дура! А Напа ууумный!».

Сегодня попугай заорал в тот момент, когда Арман пригубливал ароматный кофе, но отдавая дань традиции, он всё-таки пожертвовал наслаждением от первого глотка в пользу семейной традиции, проорал со всеми клич об умственных качествах птиц и вернулся к чашке любимого напитка.

*****

К кличу сегодня с удовольствием присоединился и Касымхан-ага, отец Армана, традиционно называемым в семье «Аташка». Касымхан-ага не любил этого обращения, поскольку считал его ужасным гибридом «казахско-русско-городского» сленга. Однако из-за массовости применения сторонники чистоты казахского языка пока терпели поражение, поскольку дедушек обезоруживали внуки. Аташки вздыхали, но понимая, что постепенно такие гибриды уже и так уходят в прошлое, смирялись.

Сегодня Касымхан-ага не читал оппозиционную газету, но не потому что изменил своей привычке, и не потому, что эту газету в очередной раз прикрыли власти. В это утро все семейство было поглощено теленовостями, которые показывал небольшой телевизор, стоящий на кухне. Все новостные сюжеты были посвящены одному интересному событию — В Астане, в обстановке необычайной помпы, с участием президента, наконец-то было торжественно открыто новое чудо света. Как говорили журналисты «в самом сердце Великой Степи» или «в историческом центре Евразии» взлетел к небесам уникальный небоскрёб — 101-этажный многофункциональный комплекс, названный в честь арабских партнёров «Бурдж Астана».

Касымхан-ага внимательно следил за развитием событий вокруг этого небоскрёба. В особенности вокруг споров не о самой стройке, а о том, как должно быть названо это сооружение. В первоначальном пресс-релизе арабские партнёры из Саудовской Аравии вполне в монархическом стиле предложили назвать небоскрёб «Бурдж Нурсултан».  Внутри страны, среди депутатов, конечно же, нашлось много очень активных энтузиастов этой идеи, которые не замедлили не просто поддержать её, но и подвести под неё массу «идеологических обоснований».

Однако в социальных сетях поднялся не просто шум, а просто цунами возмущения такой неприкрытой лести персоне президента. Это стало обычным в Казахстане, когда многие инициативы о прижизненном увековечении имени президента, разбивались о крайне энергичную волну протеста.

Параллельно волне протеста нарастала волна альтернативных предложений. Националисты-почвенники вообще высказались против арабских названий, предложив назвать небоскрёб «Хан Тенгри» или «Кок Тенгри». В этот раз арабы продемонстрировали крайнюю нервозность вокруг языческого, по их мнению, названия, не соответствующего канонам ислама. Они в свою очередь сделали новое предложение в виде «Бурдж аль-Казак», по аналогии с «Бурдж аль-Араб». Однако идеологи президентского офиса углядели здесь чрезмерно националистическое звучание и неожиданно предложили вообще космополитический вариант — «Астана Тауэр». Оппозиционная пресса моментально обозвала этот проект «Астана Бастилия» и разразилась массой статей на эту тему, проводя очень резкие и опасно символичные аналогии.

В итоге президент выступил с речью, в которой обличил все попытки назвать башню в стиле культа личности или «национального эгоизма» и раздосадованно предложил назвать небоскрёб общеприемлемым названием, которое устроило всех, поскольку, как выразились в социальных сетях, было просто «никаким». Так появилась «Бурдж Астана».

Вся эта история была абсолютна типична для современного Казахстана, и многие ожидали, что и открытие «чуда света» пройдёт в типичном режиме. Обычно объекты в стране открывались с помпой, телетрансляциями, участиями президента и иностранных гостей, после чего опять закрывались на достройку и доработку. Реально здание открывалось для работы и посещений где-нибудь через месяцев шесть-восемь. Однако в этот раз типичность дала сбой.  После того, как утром президент перерезал ленточку и волна гостей, журналистов и торжествующих граждан быстро растворилась, двери и этажи «Бурдж Астана» распахнулись для будничных визитов офисного планктона, туристов, жителей грандиозного сооружения и просто зевак.

*****

— Арман-балам, мне сегодня к нотариусу надо. Жазира Сламбековна переехала в этот… Бурдж Астана. На тринадцатый этаж. У неё там новый офис теперь. Свозишь меня сегодня туда?

Арман только сейчас заметил, что отец сидит уже одетый для официального выхода в город. Касымхан-ага был представителем того поколения, которое без костюма и галстука чувствовало себя беспомощным. И если любой выход из дома носил хотя бы маленький штрих официоза, то пиджак был просто обязательным. Да, если честно, ещё и надеваемым охотно и с облегчением. Это то самое поколение, которое, видя что Аташка собрался в гости в костюме и услышав от детей «вы лучше оденьтесь удобно», отвечает, что им «в пиджаке как раз удобнее всего». Поэтому Арман не удивился, увидев на отце галстук.

— Да, папа, во сколько?

— Ну, давай сейчас, если ты не занят.

— Нет, не занят, — Арман с удовольствием произнёс эту фразу, и мозг служащего автоматически на всякий случай пересчитал оставшиеся до конца отпуска дни. — Я как раз хотел к друзьям в новый офис заехать. Они там почти половину четырнадцатого этажа взяли в аренду.

— Кто из них? Талгат? Серик?

— Нет, младшаки наши — Тимур с Максимом.

— Младшаки… алматинцы что ли?

— Ну да, с нашего двора.

— Ааа…, — Касымхан-ага откинулся на спинку стула. — Тимур это не внук Кенеса Рысбаевича?

— Он. Да ты помнишь.. И Максима тоже. Которые на Аселькиной свадьбе фильм показывали про наш двор.

— Конечно, помню… Конечно… А ты в курсе, что Кенес Рысбаевич по маминой линии твой дальний родственник?…

—  Да, папа, — Арман продемонстрировал легкое нетерпение. — Ты уже говорил мне это несколько раз.

— Говорил да? — Касымхан-ага внимательно посмотрел на сына, как бы настаивая «ну, ещё раз скажу, ничего страшного, про родственников можно бесконечно говорить».

Дабы предотвратить разрастание темы, Арман быстро перевёл разговор на другое:

— Жазира, значит, на тринадцатом. Это рядом совсем. Я тогда тебя у пацанов подожду. Они только переехали, помогу им обустроиться. — Арман с удовольствием положил в рот добротный кусок мяса. «Обожаю летние завтраки, не то, что в рабочие дни — схватил, что попалось под руку и побежал», подумал он, старательно прожевал и повернувшись к отцу спросил: — А есть смысл к ней идти? Может она тоже еще не обустроилась?

— Я предварительно созвонился, — в голосе Касымхана-ага прозвучали нотки укоризны. «Как мог ты, сынок, подумать, что я пойду куда-то наугад, как современный журугрмек? Конечно же, я предварительно созвонился и выяснил, может ли она меня принять».

Арман пропустил укоризну мимо ушей. Он знал, что причина визита отца к ней абсолютно незначительна и не требовала сиюминутного решения. Просто аксакалу интересен сам факт посещения нового небоскрёба.

Касымхан-ага был в рядах тех «ветеранов труда» и «почётных граждан», которые выступали за название «Кок Тенгри» и потерпели поражение. За время баталий на страницах прессы, в соцсетях и на общественных площадках, аксакал прикипел ко всему, что было связано с «Бурдж Астана». По этой причине он просто не мог пропустить такую возможность не посетить здание в первые же дни его открытия.

— Всё, я готов, — Арман отодвинул было по привычке чашку, но вспомнил, что в отпуске в семье принято каждому мыть за собой посуду и понес её в сторону раковины. Сания аккуратно взяла чашку у него из рук: — Иди, иди, дорогой мой, я сама помою.

— Что бы я без тебя делал? — Арман театрально воздел руки к небу.

Сания улыбнулась, слегка толкнула мужа и продолжила игру:

— Бродил бы по миру со своими друзьями башибузуками, одинокий и голодный.

Арман шуточно изобразил «одинокого и голодного», и дети дружно засмеялись.

— Я на улице подожду, — Касымхан-ага тоже улыбнулся и, быстро встав из-за стола, энергично зашагал в сторону двери.

— Подожди, я сейчас быстро… Джинсы переодену, вдруг таскать у них что-нибудь придётся.

— Давай-давай, не беспокойся, время есть.

Арман немного занервничал. Вот куда ему торопиться? Соседи же смотрят. Ему хотелось, как положено, подготовить машину, церемониально подать её к подъезду прямо к тому моменту, когда отец выйдет из дверей. А папа всегда так — нет, чтобы посидеть дома и подождать, так нет же, выскочит раньше, стоит или вышагивает по тротуарчику. Арман чувствовал себя нарушителем каких-то канонов, хотя в сущности понимал — на самом деле отец любит вот так постоять во дворе, поздороваться с кем-нибудь или просто понаблюдать как в астанинском небе мечутся наглые чайки.

Арман переоделся, помахал детям, младшему скорчил рожу, отчего тот залился смехом. Потом он привычно обнял сзади Санию за талию, погрузив свое лицо в её прохладные темные волосы.

— А чем будет занята сегодня моя милая? — замурлыкал он.

— Ты забыл? Мы же договаривались, что я сегодня иду в салон и стригусь коротко.

Арман скорчил трагическую мину. Идея Сании постричься коротко ему совсем не нравилась, но лишь недавно он начал понимать, что уж точно любить меньше он её не станет, так что пусть поэкспериментирует. Тем более, что он давно обещал ей не возражать и не препятствовать.

— Станешь страшная — брошу.

Сания не отреагировала на уже «бородатую» для них шутку, мягко убрала его руки с талии и шепнула мужу на ухо: — Разве не пора что-нибудь обновить в нашей привычной жизни?

Арман скорее ощутил, чем понял, что речь идёт совершенно не о причёске. У него сладко свело живот, и тёплая волна возбуждения начала медленно растекаться по телу. Секунда, и туман застил глаза… В то же мгновение он почувствовал легкий щелчок по носу и туман рассеялся, явив ему насмешливые глаза жены:

— Аташка на улице ждёт.

Арман испуганно оглянулся, не увидели ли дети его постыдные ощущения. Но дети за столом были увлечены очередной битвой за территории. Он шумно вздохнул, чмокнул жену в щёку, сунул мобильный телефон в один карман, нащупал документы в другом и, шумя ключами, вышел во двор.

*****

Свернув с рукава развязки, Арман не торопясь выехал на самую высокую точку моста. Отсюда открывался великолепный вид на гигантскую башню, с которой сегодня сняли все леса и различные строительные покрытия. При определенном ракурсе стеклянный бок «Бурдж Астана» загорался отражённым светом солнца так, что, казалось, здание охвачено пламенем. В принципе это привычное зрелище для астанинских высоток, но Арману показалось, что на этом небоскрёбе отражённый солнечный свет принимает какие-то неуловимые зловещие цвета и формы. Нехорошее ощущение на секунду охватило молодого человека, но увидев, как Касымхан-ага каким-то совершенно обыденным движением опустил вниз солнцезащитный козырёк машины, Арман вернулся к привычному спокойному состоянию.

Касымхан-ага попросил высадить его у парадного входа. У здания имелся подземный паркинг, откуда можно было сесть на лифт и подняться вверх, минуя вестибюль. Но тогда пропадал весь церемониальный смысл знакомства с небоскрёбом. Поэтому Арман попросил отца дождаться и его, пока он поставит машину в паркинг и вернётся ко входу. Через несколько минут двое мужчин уже стояли напротив информационной стойки и с любопытством рассматривали лобби «Бурдж Астана».

Холл лобби оказался неожиданно небольшим и низким, хотя снаружи казалось, что их ожидает огромное пространство подобное нефам кафедральных соборов. Посреди холла возвышалась монументальная колонна, на которой висело электронное табло. Оно не ещё не работало, но было понятно, что на нём будет транслироваться реклама. Информация об учреждениях, населяющих башню, представляла собой монументальную стену, на которой названия, номера офисов и этажей набирались специально изготовленными для неё металлическими буквами. Выглядело очень основательно. Фамилии Жазиры пока не было, но было указано, что в офисах 13-го этажа в основном поселились нотариусы и адвокаты. Арман с удовольствием отметил про себя, что название фирмы его друзей уже красуется на стене. Он явственно представил, как младшаки настойчиво «разводят» с кем надо, чтобы их название обязательно появилось именно к открытию и к посещению президента и прессы.

После того, как каждый нашёл своё, Арман двинулся было в сторону лифтов, но Касымхан-ага неожиданно направился в сторону стойки информации. «Пойдёт узнавать, какой у Жазиры офис, » усмехнулся Арман. Он знал, что аксакалу посоветуют просто подняться на этаж и спросить. Знал также и то, что отец заранее знает, что ему ответит, но дело совсем не в этом. «Просто проверяет работу систем», подумал Арман и терпеливо остановился в ожидании отца.

Несколько минут он с удовольствием наблюдал, как девушки со стойки покрываются румянцем смущения и что-то старательно и наперегонки рассказывают аксакалу. Арман знал, что отец обязательно очарует девушек, но не сальными приставаниями и сомнительными намёками, а какой-то поразительной, утончённой вежливостью и безукоризненным чувством юмора. Он тут же представил, как девицы будут грустно вздыхать, представляя себе тот глубокий контраст, который отличает между собой этого пожилого дяденьку из прошлого века и их современных ухажёров. Ему даже захотелось немного побрюзжать сам с собой на эту тему, но он представил, как эти девицы выйдут замуж, нарожают от хамоватых парней мальчишек и станут их воспитывать такими, какими им запомнится Касымхан-ага, и этот образ успокоил его «вселенскую печаль».

Наконец, Касымхан-ага закончил беседовать с девушками и, кивнув сыну, направился в сторону лифтов, указывая ему, где они находятся. Арман уже изучил указатели, но всё таки подыграл отцу, изобразив на лице некую эмоцию, которая гласила «Ах, вот они где, оказывается, лифты, хорошо, что ты спросил у девушек, а то сами мы вряд ли нашли бы». Ну, а что? Разве не это составляющие хорошего дня и отличного настроения?

*****

Алматинцы не очень жалуют высотные здания. Видимо это врождённый страх перед землетрясениями. Но отнюдь не теми в 2-4 балла, которые случаются в Алматы раз в два-три месяца с наскучившей регулярностью. Речь идёт о врождённом страхе, связанном с тем, что вот-вот под городом-раем всколыхнётся земля, сотрясутся могучие горы и в Алматы произойдёт страшное, разрушительное землетрясение, подобное тому, что случилось здесь в 1911-м году.

Периодически чашу предгорьев Алатау, в которой расположилась бывшая столица Казахстана, сотрясают землетрясения-предвестники, силой в 6 баллов или около того, с гулом, сиренами и выбеганием горожан во дворы.

Однако самое интересное то, что землетрясений в Алматы приезжие боятся больше, чем коренные алматинцы. У коренных с годами выработался определенный иммунитет к страху перед раскачивающимися люстрами и падающей со шкафов посуды. Они боятся не этих частых «приветов» из перисподней. Для них совершенно естественно жить в ожидании «того самого землетрясения», которое давно уже уверенно заняло в умах алматинцев место настоящего и единственного Армагеддона.

Дело доходит до смешного. Часто в задушевных беседах или в откровениях в социальных сетях алматинцы признаются, что стараются надевать красивое бельё на ночь не столько из побуждения угодить милому или милой. Помимо этого в глубине своего подсознания они руководствуются тем, что «когда их найдут, они будут выглядеть достойно». Многие в ужасе от того, что «то самое землетрясение» застигнет их в туалете, и, опять же, «когда их найдут», это будет ужас как неприглядно. И уж вы сразу узнаете алматинца, который, если ему покажется, что земля слегка затряслась, мгновенно таращится на люстру. По ней быстрее всего можно понять, трясет или не трясёт.

У многих алматинцев с годами сформировалось нечто, напоминающее инстинкт, благодаря которому за несколько мгновений до землетрясения человека охватывает странное чувство — словно некая горячая волна накатывает изнутри организма, и эта волна через секунду словно синхронно сливается с толчком, пришедшим из под земли. В это мгновение алматинец замирает, как мы уже описывали, начинает пялиться на люстру и, подняв палец, обязательно спросит: «Нас трясёт или мне показалось?».

Это не инстинктивное предчувствие катаклизма, совсем нет. Чаще всего чувство оказывается ошибочным, и иногородние с изумлением взирают на алматинца, как бы говоря «сбрендил что ли? или это фобия какая-то?».  Да, скорее всего это нечто среднее между страхом и срабатыванием некого нервного выплеска, который выбрасывается то ли в виде адреналина, то ли еще какого гормона. Суть его, опять же, прежняя — постоянное ожидание «того самого катаклизма».

Добавьте сюда гипертрофированную любовь алматинцев к своему городу, и вы получите действительно полную картину Армагеддона для него. Ведь что может быть ужаснее в мире, чем исчезновение с лица земли этой жемчужины среди городов? Что может быть ужаснее, чем превращение этих двориков, проспектов и переулков в груду ужасных руин?  Ничего.

В ту самую секунду, когда они двинулись с отцом по направлению к лифтам, вот это самое непонятное чувство вынырнуло из глубин нервной системы коренного алматинца Армана, ударило в голову и застучало в ушах мгновенным и необъяснимым страхом. Молодой человек чётко в рамках врождённых привычек вскинул голову вверх, и его глаза панически заметались в поисках люстры или какого-нибудь иного висящего предмета. Увы, среди фундаментальных монолитов стен нового небоскрёба таких предметов не оказалось. Но уже в следующее мгновение мозг Армана очень сдержанно и уверенно успокоила простая мысль: «Это Астана… здесь не бывает землетрясений».

Молодой человек ещё раз оглянулся и, увидев, подтверждение этой успокаивающей мысли в обычном поведении окружающих, даже немного устыдился за свою тревогу. На секунду поймав чувство, что он очень соскучился по родному городу, Арман снова сосредоточился на спокойном созерцании и разглядывании нового творения человека, презревшего страхи высоты и неуверенности перед природой.

*****

Небольшие размеры вестибюля оказались обманчивыми. Разбегающиеся в стороны коридоры вывели гостей «чуда света» в холл просто циклопических размеров, в котором в причудливой конфигурации расположились лифты. Вернее было сказать та часть лифтовой системы, которая выходила на первый этаж и лежала в основе целой разветвленной сети. Карта этой сети висела тут же — на главной стене — и представляла собой огромный экран, выполненный в ультрасовременном стиле. На экране причудливо сочетались яркие цифровые и живые образы видео роликов, представляя собой очень подробную схему маршрутов, объясняющую визитёру, как наиболее удобно попасть на нужный этаж.

Гостю сообщалось, что небоскрёб оснащён самой современной системой транспортировки пассажиров и грузов. Количество лифтов разного назначения и величины достигала шестидесяти трёх! Особое внимание посетителей привлекалось к уникальным лифтам центральной шахты. Утверждалось, что это самое современное, что есть сегодня в мире. Их было три, и это были сверхскоростные лифты, способные за один раз доставить пассажиров на самый верх, а  именно на смотровую площадку, расположенную на 101-м этаже здания.

Однако здесь, у лифтовых шахт, у наших героев начались разочарования в «казахстанском» стиле. На большинстве лифтов висели таблички «Не работает», часть лифтовых башен вообще была огорожена жёлтой лентой, за которой ещё продолжались строительные работы.

— Не надо так открыто проявлять скепсис, — Касымхан-ага посмотрел на сына со снисходительным упрёком. Аксакал несомненно был вольнодумцем, но очень избирательным в плане критики властей, считая, что молодежь иногда чрезмерно нигилистична в своих суждениях. Упрёк в его глазах быстро смягчился на лучистую улыбку. — Мне тут девушки сказали… Ко дню открытия в офисы заехало не более одного процента арендаторов. Жилые зоны ждут отдельной церемонии открытия, а все остальные тоже ещё раскачиваются. Так что лифты специально запустили не все. Их ещё раз тестируют на безопасность.

Арман пожал плечами, как бы говоря — «всё равно разгильдяи. Каждый метр аренды здесь стоит очень дорого, чтобы вот так с первого дня безалаберно относиться к каждому рабочему дню», но промолчал. Он знал, что отец рассуждает так же. Просто пытается уберечь отличное летнее настроение от плохих эмоций.

Касымхан-ага уже полностью завладел вниманием и старанием администратора здания — молодого, с иголочки одетого парня с чрезмерно большим бейджем на груди. Периодически что-то бормоча в шипящую рацию, он терпеливо объяснял аксакалу и подошедшему иностранцу, как работают лифты сегодня. Арман искренне порадовался, как ловко парень переходит с казахского языка на безупречный английский.

Из разъяснений старательного администратора стало ясно, что сегодня включены лишь те самые три сверхскоростных лифта. Оказалось, что они могут работать и в обыкновенном скоростном режиме, чтобы развозить пассажиров по всему зданию. Сегодня открылись в основном этажи бизнес центра — с пятого по пятидесятый — и смотровая площадка на самой верхушке. Так что с таким объемом посетителей три ультрасовременных красавца пока справлялись легко. Тем более, что два их них были двухэтажными.

Администратор продолжал что-то бубнить про рекордную скорость лифтов, а Арман двинулся в сторону одного из двухэтажных лифтов. Такие конструкции в мире существовали уже давно, но ни в Тайбэе, ни в Дубае Арману так и не удалось прокатиться именно в них. Поэтому он был бы рад восполнить этот недостающий опыт на родине.

Но, к сожалению, выяснилось, что и сегодня это ему не удастся, поскольку правый был выделен специально для участников какой-то конференции, проводившейся в атриуме Бурдж Астаны. В атриуме были расположены различные конференц-залы и два концертных зала. Он занимал пространство в три этажа, начиная с 20 по 23-й. И туда сейчас спешили многочисленные участники, экипированные портфелями, бейджами, одинаковыми папками с профилем Бурдж Астана и одинаковым выражением лица, призванным обозначить причастность его хозяина к таинству каких-то лишь им понятным знаниям и ценностям.

Двери левого лифта были раскрыты и внутри него что-то пытались починить люди в яркой синей спецодежде с профилем Бурдж Астана на спине. Над их душой стоял другой администратор. Это была строгая девушка, которая нервно сжимала рацию в руках и периодически обращалась к старшему монтёру «долго ещё?». По всей видимости, поломка была незначительной, и лифт должен был запуститься с минуты на минуту. Но Арман решил, что ждать не стоит.

Он не слишком расстроился, что сегодня не покатается на двухэтажном чуде и вернулся обратно к дверям центрального лифта, возле которых отец уже успел познакомиться с каким-то молодым арабом, одетым в национальную одежду. Старик оживлённо «грузил» чем-то иностранного гостя. До Армана доносились некоторые арабские слова, отчаянно коверкаемые отцом на казахский манер, но все же демонстрировавших недюжинные знания Касымхана-ага в области ислама.

Было видно, как араб мучительно узнает арабские слова. Видно было, как мгновенно светлеет его лицо, когда узнавание всё-таки происходило, но новый термин снова сводил на нет всю его уверенность в успешности коммуникации. Молодой человек, очевидно, нервничал, и Арман отнес это на счёт того, что его напрягает общение с его отцом. Он поспешил на выручку иностранцу, сказав Касымхану-ага, что выбора нет, и придётся дождаться прибытия центрального лифта. Отец то ли понял намёк, то ли просто исчерпал тему, поэтому по-отечески похлопав араба по плечу, отошел в сторону. Арман заметил, что парня ничуть не обидела такая фамильярность. Он даже весьма приветливо улыбнулся старику. Но его выражение лица снова сменилось на тревожное.

Несмотря на то, что стало ясно, что не его отец является причиной этой тревоги, Арману как-то не понравилась эта тревога иностранного гостя. Неприятное предчувствие словно подсказало ему, что эта тревога каким-то образом касается и его, Армана. Это ощущение даже сформулировалось в некое подобие мысли, но Арман отогнал её прочь, как совершенно нелогичную.

Соседний лифт довольно быстро перевозил участников конференции. Он уже за второе прибытие вместил практически всех людей, оснащенных бейджами, и площадка ожидания почти опустела. Арман автоматически взглянул на часы и увидев на них время 11.07 привычной протокольной частью сознания отметил себе, что наверное мероприятие начинается в 11.00. и последний раз лифт собрал уже опаздывающих.

Через несколько минут оказалось, что центрального лифта ждёт совсем немного людей. И никто из них видимо особо никуда не торопился, поэтому ажиотаж, исходивший от участников конференции, улетучился мгновенно и снова уступил место размеренному покою летнего отпускного дня. Наконец двери лифта медленно отворились с каким-то новым незнакомым для Армана звуком, и он привычно протянул руку вперёд, приглашая отца зайти первым.

*****

Касымхан-ага, как и положено на востоке, с достоинством воспользовался тем, что ему уступают дорогу все младшие по возрасту. Однако будучи человеком, не чуждым джентльменских манер, войдя внутрь, он галантным жестом пригласил всех зайти.

Немногочисленные визитеры Бурдж Астаны по-летнему неторопливо шагнули в просторную кабину пахнущего технологическим запахом новизны чудо-подъемника. В кабине гостей встречала очаровательная улыбка девушки в костюме и с бейджем администратора. Впуская людей она защебетала заготовленную речь, но она не звучала как сухая заученная формула. Напротив, слова девушки придали посетителям чуда света еще немного праздничного настроения.

— Здравствуйте, — поздоровалась по-казахски девушка, — меня зовут Хиуаз. Я сегодня сопровождаю гостей нашего замечательного мега-центра Бурдж Астана. На самом деле в моем сопровождении нет постоянной необходимости. Наша система лифтов очень проста и доступна в пользовании, так что это только в честь праздника открытия и, возможно, в первое время, пока наши гости не привыкнут.

Касымхан-ага удивлённо вскинул брови вверх.

— Хиуаз? Это в честь…ээ..

— Да-да, — быстро и вежливо отреагировала девушка. — Это в честь казахской лётчицы, героя войны Хиуаз Доспановой. Папа назвал, — добавила она с какой-то искренней теплотой, и её щеки слегка зарделись.

— Молодец, айналайын, — Касымхан-ага по-отечески погладил Хиуаз по плечу, и все отчего-то почувствовали себя более уютно внутри этой блестящей коробки, сверкающей новизной и тонкостями современного дизайна.

Арман незаметно оглянул всех вошедших. Помимо его, Хиуаз и отца в лифте был знакомый уже нам парень-араб, юная девушка-подросток, в стандартных наушниках и одежде, которую скорее можно было назвать бесформенной, нежели спортивной. Ещё была парочка среднего возраста. Мужчина крепко обнимал свою подругу или жену. И выглядели они как классические представители внутреннего туризма, внезапно, из-за неожиданно нахлынувшего чувства патриотизма сменившие берега Французской Ривьеры на отечественные маршруты. «Алматинцы,» — не без теплоты чувств догадался Арман, — «из тех, кто не поддался переселенческой волне и обладает счастьем посещать Астану как гость, не то что мы.»

Дальше стоял угрюмого вида мужчина, сосредоточенно глядящий в свой телефон. Было видно, что делает он это не от того, что чем-то сильно увлечён. Скорее он был смущён чем-то. Но Арману было некогда, да и не хотелось разгадывать ребус его психологического портрета. Скорее всего какой-ниудь мелкий провинциальный чиновник или предприниматель регионального уровня.

Перед парнем расслабленно, почти кривляясь и толкаясь, шумно заняли свои полметра особи, которые представляли собой типичную «астанайскую молодую поросль». Лихие модные прически, одеты очевидно не по своим, а по родительским возможностям, торчащие из карманов гаджеты самого последнего выпуска выглядывали как раз достаточно, чтобы их не потерять, но чтобы окружающие всё же их разглядели. Однако они не были хулиганами или нахалами, просто было видно, что самоощущение хозяев положения состоит у них из нескольких составляющих, в числе которых и богатство и статус родителей и определенная уверенность, что будущее для них может меняться исключительно в лучшую сторону. Парни бойко перескакивали с казахского на русский язык, вставляя целые фразы на свободном английском.

Кто-то ещё стоял за спиной Армана, но молодой человек их не видел.

Что ж несколько мгновений предстояло прожить в этом мимолётно сформировавшемся коллективе. Хиуаз продолжая очаровательно улыбаться очень старалась, чтобы эти мгновения были для гостей Бурдж Астана как можно более приятными. Она терпеливо обращала внимание гостей на разные детали, не забывая вставлять разные цифры технических характеристик.

— Этот лифт сверхскоростной. Когда заработает вся система транспортировки гостей по Мегакомплексу, он в основном будет доставлять пассажиров на самые верхние этажи, начиная с 90-го.

Лифт

(рабочая версия)

Семья в Астане

Семья за завтраком. Реклама недавно открывшегося 101-этажного небоскреба «Астана-Плаза» Попугай, который ругает кукушку

Парень везет отца к нотариусу в Астана Плаза

Они заходят в лифт.

В лифте араб.  у араба фобия — он боится одного из признаков судного дня

Отец выходит на 12 этаже.

Парень едет на 13-й. Но лифт улетает наверх выше 101 этажа.

Персонажи: Человек который торопится на 20-й этаж. Девица подросток с наушниками. Женщина которая очень боится

Вновь заходят — парень и девушка, мужчина средних лет, который рвется воевать.

Лифт постоянно останавливается на разных этажах и на каждом этаже происходит какой-нибудь ужас.

70-й этаж — кто-то гигантский бежит и дышит.

43 этаж —

101 этаж — пепел похожий на снег.

Все погибают

Парень доезжает до 12 этажа, где в лифт как ни в чем ни бывало заходит отец.

Отец уходит пешком по делам. Парень возвращается домой.

Вместо кукушки сова.