Я вспоминаю тебя, хоть и никогда не видел.

Узнаю твой голос, хоть его никогда не слышал.

Прости меня, хоть я и не допускал ошибок.

Напиши мне, хоть я не читаю писем.

Полюби меня, хоть мне не знакомо это чувство.

Прощай, я прощаюсь с тобой, не здороваясь.

Смело воспрянув однажды духом,

Решился на решение, повергнутое обстоятельствами.

Голос дьявола шепчет под ухом:

«Выбирай между экскрементами и яствами…»

В такт разящая музыка.
До свидания, детство.
Чем командуют обстоятельства?
Кто командует ими?
Я счастлив быть в одиночестве
И я несчастлив быть там же.
Господи, объясни им когда-нибудь,
Зачем они родились на закате?!

Смерть несёт предпочтение.
Жизнь – несёт преимущество.
Смелость – несёт решение.
Трусость несёт самое себя.

Свет решает сомнения.
Ночь решает обязательства.
Ты помнишь, когда медленно
Звезды развернулись на запад?

Слухи рождают посредственность.
Эмоции рождают женщину.
Почему же, зная Вселенную,
Бог не догадался, что рождает Братство?

Закругляюсь с морализацией настоящего.
Начинаю морализовать будущее.
Плюньте мне в физиономию,
Те, кто родился не вовремя.

Рождаться надо ВОВРЕМЯ,
Не обременяя никого проблемами

(Простите за откровенность.
Стихи получились корявые…)

Когда построена стена
Между соотношением ритма,
Когда сидишь, впадая в отчаяние
От движения музыки, прибитый,

Когда окружающее отличается от действительности
Тем, что условность победила логику,
Логику, не имеющую здесь значения,
Среди интеллекта растительности,

Вспоминаю музыку, всеми забытую,
Всеми забытую мелодию стимула,
Когда движение не соответствует ветру,
Солнцу, ёлкам и осени, туды их в качель,
Когда ты понял, что мы в русле отставших,
Потому что ближе банджо и милей свирель.

Кручу головой, как призрак,
Когда построена стена.
Где же она, хоть и будущая,
Но все же МОЯ – жена?!

А, в общем, мне все равно
Что происходит –
Что пенёк не цветет
И змея не ходит.

Что виски не сок,
А разврат – не девственность,
Что Бог устал
И не несет ответственность.

Что люди теперь
Не рожают сами,
Что в раю популярны
Девки с усами.

Что лягушки и ящерицы
Не лопоухие,
Что уже давно
Исчезли суфии.

Что с крестами на шее
Убивают ближнего,
Что в храм ходит
Только обиженный.

Что когда танцуют –
Только топчутся,
Что подчиняться времени
Иногда не хочется.

И то, что Созданное
Ругает Создателя.
Я же сказал – мне все равно!!!
Мне все равно –
Я – Созерцатель.

Завывая под музыку
И пугая местность,
С рожей уверенной
Мчится посредственность.

Никому не нужная,
Ни от чего на зависящая,
Одинокая и гнусная,
Постная, как пища.

Улыбается тупо,
Мечтает о выпивке,
Во рту – рупор,
Не брезгует наживками.

Успех – вполовину,
Тишина – ровная.
Эмоции не сдвинутся
В сундуке кованом.

Стесняясь и мучаясь,
Завидует гениям.
В глазах недоученная
Борьба с забвением.

Взгляд критический
На все внешнее.
Комплексы личности –
В чакре промежности.

И вот в галерее
Таких убожественных
Страшно увидеть
Силуэт собственный…

Небо снится всегда.
Свинец снится редко.
Вижу меч –
Это голос предков.

Замечаю ветер,
Слышу отзвуки лета.
Сон – это жизнь,
И вовсе не примета.

Унесен песней,
Поутру забытой
(До чего же пресен
Рассвет унылый!),

Просыпаюсь скромно,
Покидая томно,
Этот мир укромный
За границей
Звезд.

На глазах – удивление,
И терзают сомнения,
И мучают подозрения
О происхождении
Слез.

Девушки красные,
А кони – пегие.
Есть закон
Сохранения энергии.

Ничто просто так не возникает
И никуда не денется.
Только где объяснение
Такой тенденции,
Что страсть, возникая
И поднимая флаги,
Сгорает бесследно
На дне фляги?

Во фляге, в общем,
Объемы малые.
Во мне же энергии –
Как пламя алое!

Сижу и думаю:
«Закон не действует –
Разбег прыжку
Не соответствует».

Понос лирики,
Дешевые эмоции.
К черту физику!
К черту пропорции!

Хоть я законам
Не соответствую,
Люблю я эту
Свою тенденцию…

Б.Канапьянову

Усталая лошадь спросила Цезаря:
«Почему всё не наоборот?»
Цезарь задумался и скрыл
Настоящий ответ.

Растерзанный суслик спросил беркута:
«Почему все не наоборот?»
Беркут насытился, а
Собеседника уж нет.

Дрожащий баран спросил у волка:
«Почему именно я?»
Волк изумился постановке вопроса,
Решив: «Оригинальный обед».

Роза, раздавленная ногой верблюда,
Пыталась сражаться, истекая кровью,
Колола шипами жесткое тело.
Верблюд обругал почему-то
Ночь.

Когда ты поймешь предназначение
Свое, проснувшись однажды под утро,
Хотя ты и разобрался во всем гениально –
Никто не сможет тебе
Помочь.

Простите, друзья,
Под вечер осенний.
Я – может быть, не я,
Когда принимаю решение.

Но вы знаете, что я воин,
Униженный обстоятельствами.
То, что каждый делать волен,
Того не воссоздать с приятельницами.

Простите меня за присутствие,
За пассионарность мышления.
Ваша аура содрогнется,
Увидев величину забвения.

Простите за простоту откровения.
Мы навсегда прощаемся,
Как исчезает суфий,
Выдавая суть сокровения.

Боже, я так привык к одиночеству,
Что это становится пороком.
Не ограничивайте мой полет
Положенным сроком.

Все равно я сделаю по-своему,
Скучая по вам и любя вас.
Так будьте всегда вольными
И встречайтесь, как в последний раз.

И будут горы опорой.
И будет пост очень прост.
И будет Солнце смеяться временно
Над тем, что я в мир принес.

Простите, я вам не соответствую.
И, Бог с ним, я не решаюсь на большее.
Я вас, как Бог приветствую,
Бог, который над братьями меньшими.

2 октября 1997г.

In taberna quando sumus1
Потребляем водку бодро.
Погасить хотим мы скуку
Juvenes dum sumus!2

Научили нас мышленьям –
Vivant professori!3
Улыбнулись судьбы века –
Vivat Academia!4

Чувства будут Alegretto5
Девушки сияют бурей.
Курим трубку Moderato6
Mecco forte7 мы танцуем!

Разобравшись в впечатленьях,
Виночерпии Хайяма
Нам нальют вино в бокалы,
In taberna quando susmus!
__________________________________________
1Когда сидим в таверне (лат.) (строчка из гимнов Carmina Burana)
2Пока мы молоды (лат.) Строка из студенческого гимна.
3Да здравствуют профессора (лат.) там же.
4Да здравствует Академия (лат.) там же.
5Очень быстро (итал.) – темп в музыке
6Умеренно (итал.) – темп в музыке.
7Очень громко (итал.) – музыкальный термин.

Если ты поверил,
что нам нужна власть,
Знай – я обманул тебя.
Если ты уверен,
что мы – воплощение силы,
Знай – я обманул тебя.

Если ты думаешь,
что мы едины в интересе,
Знай – я обманул тебя.
Если ты помнишь,
что мы верим в стабильность,
Знай – я обманул тебя.

Если ты полагаешь,
что нам важнее перемены,
Знай – я обманул тебя.
Если ты уверен,
что мы думаем о тебе,
Знай – я обманул тебя.
Если ты решил,
что нам не нужно твое общество,
Знай – я обманул тебя.

Только однажды в порыве откровенности
Я сказал, что звезды подчинились чувствам,
Что сон возбудился нашим примером,

Я сказал тебе и был честен,
Только ты – заблудший – мне не поверил.

Один, входящий серым утром –
Как солнце воли и надежды.
Другой – крушитель эгоизма,
Закон любви и враг невежды.

И третий – сила исполина,
Очаг стремления и шага.
Четвертый – ревность преисподней,
Краса невест и тонкость мага.

И пятый – символ обаяния,
Опора дня и ласка ночи.
И я, шестой – десятигранник –
Пишу стихи, потупив очи.

Где есть любовь, там есть сомненье.
У них шести
Есть боль судьбы,
Надежда жить
И сладость единенья.

Кому известна инфекция,
Проникающая постепенно в разум,
Кому известна ситуация,
Возникающая сто раз за ночь к разу,

Кто решил быть один
Несмотря на обстоятельства,
Кто возник среди огня,
Отвергая чужие посягательства,

Кому не ценна гибкость,
Не отягощенная интеллектом,
Кто помнит меланхолию,
Гуляющую по ночным проспектам,

Кто силен внутри,
И не обезображен старостью,
Кто чувствует соль игры
За завесой искусственной радости,

Кто разыгрывает иллюзию
Собственного эгоизма,
Кто умудряется засунуть в сердце
Психологию онанизма,

Кто просыпается рано,
Содрогаясь от неприятия явлений,
Хоть и совсем не пытается
Влезть в механизм человеческих представлений,

Тот поймет нас, сидящих тихо,
Оставшихся в границах этики,
Победивших эгоизм заброшенности,
Любящих Солнце, врагов патетики,

Ищущих архитектуру любви
И просто тепла общения,
То есть просто людей вымысла,
Не соответствующих обычным представлениям.

Что еще есть в нелогичности рассвета?
В трагедии радости и комедии горя,
В страдающем и любящем море?

В прощании тонком,
Как саван новорожденного,
В любви и преданности
И анализе прошлого?

Только один раз, пожимая их руки,
И с сожалением изображая прощание,
Я, осознав свою ненужность,
Вдруг пойму, что это – РАССТАВАНИЕ.

Время опять назад
Пятится.
Вчера была суббота
Сегодня опять
Пятница.

Начиная говорить,
Начинаю с точки.
Заканчивая поэму,
Ищу строчки.

Сначала изумление,
Потом – новость.
Сначала взятка,
Только потом –
корысть.

Сначала сон,
Потом – усталость.
Мне бы отвлечься
Самую малость!

Смотрю на реку,
Текущую вспять.
Надоело действовать,
А потом решать.

Катится шарик,
Впереди – скарабей.
Напьюсь к черту
И позову друзей!

Вселенная проста, как мое мировоззрение.
Мое мировоззрение просто, как простота Вселенной.
Мир был создан в фантазии физиков?
Или в семь дней его создал Нетленный?

Мысли просты, как логика жизни:
Сон – предсказание или физиология?
Разум – чудодействие или природы капризы?
В мечтах или в прошлом – Perpetuum mobile?1

Мечта ли мы предков или нами что-то потеряно?
Стремиться вперед или вернуться к истокам?
Куда надлежит нам стремиться во времени –
К морали новой или к воспетой пророками?

Надежда – в мечте или в том, что осязаемо?
Почему две ноги – не быстрее воображения?
Глупее ль мы тех, кому сдаем экзамены?
Комфорт – победа или все-таки поражение?

Вопросы простые, но до скуки вечные.
Слова критиков наказывают как розги.
Но все же – я раб Вселенной беспечной?
Или я ей верчу, как хочу, своим мозгом?

Вселенная проста, как мое мировоззрение,
В нем разобраться бы самому лично…
А пока меня мучают глобальные подозрения,
Пойду, приобрету себе галстук приличный

_______________________________________
1Вечный двигатель (лат.)

Мальчики-воины, погибающие в полночь,
Идущие под флагом, замыкающие цепи,
Поющие гимны, незнакомые с горечью
Не взращенные в страхе молодые вепри.

Шагающие в марше, оглушенные страстью,
Закованные в униформу добровольцы похода.
Сжимающие мечи, на конях черной масти,
Презирающие сомнения и вопли природы.

Интеллект в латах, лишенный покоя.
Затмение проповеди в воинственном кличе.
Дети дороги, вундеркинды-изгои,
Презревшие слабость мещанских обычаев.

В очах – идеал бессмысленной битвы.
В сердцах – только подвиг единого мига.
Только за павших поются молитвы.
Только живые зовутся «тиграми».

Мальчики-воины, уходящие в вечность –
Вечное пополнение населения рая,
Так и не вкусившие Любви и Нежности
Блаженные дети горного края.

В азарте марша, захлебываясь вдохновением,
Не оглядываясь никогда на материнские слезы
Расцветают, как подснежник ради мгновения,
Когда реальность битвы воплощает грезы.

Вам нужен лишь подвиг и чужда обыденность,
Иначе – вы просто отсутствие идеи,
Иначе – вы просто судьбы униженность,
Лицемерие логики, покой постели.

Вас не удержать, уходящих в дорогу,
Стоящих выше всей морали на свете.
Прощайте навеки, любимцы Бога,
Мальчики – воины, погибающие на рассвете…

Или от лени разума,
Или от недостатка воображения,
Иногда не получается
Объяснить существующее положение.

Что-то происходит с логикой,
Или просто эмоции ее побеждают.
А может проблемы образования
В виде пропущенных лекций всплывают?

Может это отрицательные черты характера
Перевешивают положительные –
Эгоизм, тщеславие, пошлость и
Недостаточное духовное развитие?

Так что же правит миром –
Генеральный план или стихия обстоятельств?
Свобода поступка или этика?
Или пожизненный свод обязательств?

Каков должен быть объем мотиваций
При том или ином поступке?
На чем сосредоточить потенциал весь свой –
На объявлении войны или мелкой покупке?

Иногда война бывает столь незначительной,
А покупка столь важной.
Или абсурдность поэмы бывает сильнее
Государственной дисциплины бумажной.

И вот сталкиваются сотни мотиваций,
Тысяча потенциалов обычных
На участке борьбы ежечасной,
Борьбы общественной и личной.

И сразу задумываешься о критериях,
О шкале какой-то оценки действий.
Но ведь шкала, собственно, не единственная,
Их сотни – где какая естественней?

Стоишь как в клетке, окруженной критериями.
Выходишь из нее – становишься асоциальным.
Надо ли всю жизнь искать двери,
Чтобы, выйдя, просится назад, к нормальным?

Ergo, должен быть метод универсальный,
Инструкция по пользованию систем оценок.
Что это – внутренний стержень воспитания,
Запрограммированный в нас с пеленок?

Может Любовь к устоям общества,
Перемалывающего ежедневно сотни «Я»,
Казня руками социально устойчивых
Сопливо-интеллигентские поползновения?

Или это Любовь просто?
История знает сотни примеров
Победы чувствующих нежно и тонко
Над конформизмом и силой лицемеров.

Но любовь вполне социальна в общих чертах.
Имеет причины, цели и результаты,
Хоть и различна в разных контекстах
В трагедиях, драмах и эмоциональных затратах.

Любовь, к сожалению, не критерий, наверное,
А сама всегда нуждается в анализе
Опять же ряда поступков, ею мотивированных –
От первого взгляда до брачной записи.

Тогда, значит, это Любовь к Богу
(Я имею в виду критерий истинности) –
В религиозной мировоззренческой комплексности,
В Пантеоне, Троице или Единственности.

В зависимости от того, какой ты веры,
Мнению какого пророка ты предан,
А, следовательно, мнению его сподвижников,
А потом их последователей и их credo.

И опять получается невидимая клетка
Конкретных мнений и их трактовок.
Чтобы ты был управляем, может быть,
К исполнению чьих-то людских заготовок?

Хорошо, откажись от религии в системе.
Иди к Богу самостоятельно
В монашеской рясе с дервишеским посохом,
Побрейся наголо, откажись от прилагательных,

Выйди в дорогу без цели и прошлого,
Забудь о детях, родителях, жене своей,
В покое разума, со взглядом умиротворенным,
Одержимый только одной идеей.

Откажись от музыки, любви, профессии,
От всего – что там еще осталось?
Того, что есть твое «Я». Только неясно
Зачем тогда это «Я» рождалось?!

Зачем оно сидит и мучается –
В ПОИСКАХ СВОЕГО ЖЕ ОТСУТСТВИЯ?!
Что же тогда – наши рождения
Происходят без Божественного напутствия?

А есть еще одно мнение – помните? –
Критерий узнаешь лишь умирая,
На Страшном Суде или Суде Кармическом,
Что станешь ты кроликом либо поданным рая.

А чтобы не стать тебе чем-то неэстетичным,
Вроде барбекью для Черта или тараканом в Африке,
Опять же – слушай трактовщиков и интерпретаторов,
Гигантов в мантиях и властвующих карликов.

А можно, конечно, уйти в природу,
Поселиться в лесу в какой-нибудь хижине,
Или на острове с лосями и попугаями,
Кушая лишь то, кого не считаешь своими ближними.

Зачем тогда рождаться двуногими,
Без шерсти, рогов, копыт и вшей?!
Да что тут спорить, все равно не хватит
На всех островов в океане и шалашей.

Ну, хорошо, скажете, если ты такой умник,
Придумай сам системное мышление.
Заставь поколения подчиняться клетке
Твоих идей и твоего воображения.

А не можешь – не мучай окружающих
Тяжестью своих мотиваций.
Встань, иди, сделай что-нибудь,
Заслужи осуждение или овации!

Во всяком случае, это будет считаться жизнью
Полной поворотов судьбы и приключений.
Если вот так сидеть и философствовать, можно
Пропустить моменты наиважнейших решений.

Да нет, подождите, давайте поспорим!
А никого, оказывается, и нет вокруг.
Оказывается, я совсем один сижу
Сам себе сценарист и сам себе драматург.

С кем же я это, собственно, в чужеземный полдень
Веду нескончаемый сей диалог?
Сам с собой в моем маленьком мире,
Или кто-то являлся сюда, в мой чертог?

Или я решил переумничать все общество,
Победить в споре в отсутствии спорщика?
А потом его дисквалифицировать за неявку
На диспут публичный в кирпичном ящике.

И вот встаю со стула, надеваю одежду,
А с ней и миллион условностей.
Что скрывать – иногда это удовольствие
Маневрировать в мировоззренческих тонкостях.

Маневрировать вполне корыстно,
Извлекая пользу для себя и близких.
Чаще это даже выгодно – не думать
И мыть золото на человеческих приисках.

Пусть огорчают временные поражения.
Медленно плывя по реке жизненной,
В перерывах между социальной активностью
И рассуждениями о человеческих признаках

Сидеть, поедая плоды труда своего,
Доставшиеся тебе от распределения
Мирового, происходящего ежеминутно,
Не испытывая особенных угрызений,

И, замечая, что таким ты нравишься больше
Окружающим, без своих дилемм,
Делаешь выводы, что любят, в общем-то
Тех, кто не создает проблем.

Ну, надо же до чего додумался?!!
Просто какое-то социальное свинство.
Все равно не дам никому покоя –
Ни себе,
Ни родным,
Ни друзьям,
Ни единственной…

Музыка
Врывается в мозг
Описывает зигзаги
Будет залежи воображения
Возрождает болезни мысли
Убивает болезни сердца
Отрезвляет, когда пьян
Опьяняет, когда больно
Усыпляет, когда получится
Возвращает к прошлому
Трактует его по иному
Раскрашивает в цвета иные
И будущее тоже рисует
Раздражает неотрегулированным тембром
И мыслью, что плохая аппаратура
Командует ногами
Вопреки стереотипам
Управляет коробкой трансмиссии
И настроением пассажиров
Ночных, убегающих от музыки
Одной – к другой по сути
Присутствующая даже когда отсутствует
Как физическо-электронное явление
Появляясь как пение
Или мелодия скрипнувшей двери
Или ритмом капающего крана
Это желание другой жизни
Или стремление вернуть свою
Безнадежно утерянную
Свадьба барабана с ногой солдата
Свист сверчка на похоронах гения
Крик счастья – если втроем, то терция
Я, ты и ребенок, орущий ночью
Поющий свою ненаписанную песню
Ту, которая тебе не нравится
И ты поешь совсем другую
Чтобы он уснул временно
А тебе приснилась симфония
Которую ты утром забудешь
И будешь жалеть страшно
Потому что утренняя мелодия по радио
Вышибет из тебя тему ночи
Музыка – «я люблю тебя»
Музыка – «я докажу всем вам»
Музыка – «я от вас отличаюсь»
И музыка – «я лучше не умею»
Шел, услышал – сменилось настроение
Прошла изжога, поменялось мнение
Она – идет под музыку красивее
Он – строит дом быстрее
Они – богато выглядят в опере
Сверкая опереньями
Те – стали богатыми
Эти – добились популярности
Вот эти – погибли, рисуя ноты
А эти – прожили дольше и в радости
Даже вот он имеет к ней отношение
Хотя бы потому, что ее не любит
Но в душе сам с собой марширует
Под четыре четверти
Музыка, создавшая имена
Которых никогда не было
Возвеличивающее неизвестных
Корпускулярно-волновое явление
Костюмированная и привлекательная для инвестиций
Причина смерти и повод к жизни
Отличающая своих от чужих
Стаккато пульса и аккорд Вечности
Вот такая ты пришла ко мне на рассвете
Напомнив о моей любимой женщине
И я проснулся и заорал на Вселенную
Как Господь Бог когда-то утром
На ангелов с хитрыми лицами
«Отвечайте, кто из вас, проказники,
Спрятал восьмую ноту?
Восьмую ноту, я вас спрашиваю?!»
И мне в ответ тот, который не такой совсем
Ну, помните?
Ну, тот, что падший
«Ты всегда кричишь беспричинно
Демонстрируя непримиримость
Оглянись вначале внимательно
И реши, хотя бы временно
Хотя бы временно
Есть ли в ней необходимость?»

Глядя на новую тему природы
И человека с чужой наружностью,
Не наблюдая ничего знакомого
По всем направлениям окружности

Следя за безбрежьем божественного воображения
И человека с чужой наружностью,
Вижу углы Земного шара,
Рассуждаю о своей здесь уместности и нужности.

Убеждаю себя, что я БОЛЬШЕ песчинки
И умнее, хоть ей это и безразлично.
За сотни лет сна у арабского берега
Замечает ли она людские различия?

А так не хочется быть гонимым стихией,
Так же как не хочется быть гонимым разумом,
Своим или чужим – все относительно –
И словом, неосторожно сказанным.

Хватит ли божественного воображения
Или человека с лицом родным
Придумать край, пусть с дождем и громом,
Но край, где ты всегда любим?

И в этом неистовом соревновании
Человек, Сатана и Бог
Пытаются усыпить воспоминания
О том мире, что без меня одинок.

В краю благословенном и на вид беспечном,
Где ощущаешь собственную здесь временность,
Где по правилам надо выглядеть обеспеченным,
Скрывая нищету духа и растерянность,

Где за размеренностью не видно сражений
Внутри организма, называющего себя мною,
Где нет зеркал, но есть тысяча отражений
В пустынном зное и гимне прибоя.

Словно ящерица, греясь на Солнце и пожирая мух,
Нахожусь в состоянии полукомы,
Сдерживаю эмоции и усмиряю дух
В тоске по любимой и родному дому.

Встретим крушение
мира
На подступах преисподней.
Вспомним боль друзей,
Друзей по воле
Господней!

Выпьем чарку вина
За них, созерцающих
слёзы!
Ведь, собственно, не их
вина,
Что их в мои поместили грёзы.

Смейтесь, блаженные,
любимые почками!
Плачьте, счастливые,
презирающие критиков!
Любите сыновей,
гордитесь дочками!
Живите воспоминаниями,
стихом и событиями!

Смерть безуспешно
стучится в окна,
Грустная и одинокая,
не понятая нами.
Мы ее пригласим,
если захочется только,
Только после того,
как поживем
Вольными!…

Я лежу ничком.
Я вдыхаю землю.
Мне поют песни,
А я не внемлю.

Цели и обязанности
Мы обгоняем вместе.
Но почему же горы
Стоят на месте?!

Тело – тюрьма,
Решившая самостоятельно,
Что моя душа
Должна жить в ней обязательно.

Пытаясь спасти душу,
Хочу переселить ее в кого-то прекрасного.
Изворачиваюсь, как демон,
Спасаясь от Бесстрастного.

Тело – сирота,
Обиженный пониманием.
На него незаслуженно
Обрушен максимум внимания.

Оно – только оболочка,
Хоть этого не понимает
Или слишком акцентирует
На теле свое осязание.

Как мастерски оно скрывает,
Подлое и бессмысленное,
Силу переживаний
И монументальность мысли.

Оно не поможет,
Когда что-то теряют,
Телесами невозможно
Доказать глубины познания.

Бессмысленно и глупо
Одевается модой
Тело, существующее
В изоляции Квазимодо.

И нам приходится
За ним ухаживать ежедневно,
Брить его и мыть,
Восхищаясь и грустя попеременно.

При оценке ценностей,
По логике – оно не важно – тело,
Потому что в душе – смысл,
В душе, а не в телесах тленных.

Почему же, умничая вечерами,
Я любуюсь пластикой
Дев, прекрасных как облако,
С почти совершенными телами?!

Парадокс? – Но это –
между нами…

Смерть воспринимает
Все пожелания.
Жизнь – только часть.

Смерть порождает беспечность
И Вечность.
Жизнь – борьбу за власть.

Жизнь порабощает
условностями общества,
Но все рождено
Из небытия.

Жизнь соблазняет
красотой неразрешенности,
А смерть – это Вечность.
Посередине – я.

Подойду к любимой,
прекрасной, как лето,
Обниму ее душу
И умру на час.

Нет ничего невозможного,
но это временно,
Поэтому я жив,
И живу сейчас.

Соотношение временного
и бесконечного
В жизни беспутной –
Граница сознания.

Лишь стоя на границе
холодной Вечности
В бесполезности выбора
Возникает отчаяние.

Сладость рассвета и нега заката –
Все происходило с другими когда-то.
И мой критерий –
лишь только Вечность,
Короткая жизнь и мечта солдата.

О, как прекрасна грусть,
Разыгранная мимом.
О, как великолепен Карфаген,
Разрушенный Римом!

О, как бесподобно Время,
Особенно его распутство!
Как беспечно мы верим,
В моменты, когда мы отсутствуем.

Как постижим порыв,
Сильный в своей непостижимости.
Как прекрасен гений
В плену своей одержимости!

Как бесполезен миф
Невозможности происходящего.
О, как глуп Сизиф,
Разочаровавший Следящего!

О, как беспутна молодость,
Сгорающая в цветении.
Как беспощадна нежность,
Задыхающаяся в вожделении.

Как сильна любовь дерева,
Стоящего в одиночестве,
Помнящего о любви
И не верящего в ее возможность.

Как жестока геометрия,
Проходящая по медиане сердца.
Как глупа социальность решения,
Когда в это решение не верится.

И – как глупо все бесполезное,
Не осознающее своей никчемности.
Как глупа традиция
На фоне всемирной бренности!

Рассуждая о вечном
Среди друзей единственных
Кажусь беспечным,
Среди чувств бессмысленных.

Если нужно Мерило
Каких-то естественных благ…
.. я соберусь с мыслями,
Изобретая свой циферблат.

На горе, растущей из недр,
Возмущающей пейзаж бытия,
Сидит социальный негр,
Вам удивительно? – но это я!

Среди хмельного угара
И радости приготовления пищи
Мы тратим часть дара,
Который кажется нам лишним.

Мы тратим его безрассудно,
Пользуясь силой и молодостью,
В страхе сомненья подспудном,
Что сегодня мы не символы праздности.

Мы уверены. что та энергия,
Что мы тратим сегодня заслуженно,
В будущем нам не пригодится,
Что СЕГОДНЯ – есть ее нужность.

Я гляжу глазами старческими
На происходящее вокруг меня,
Как Дон Кихот Ламанческий
В ожидании ВЧЕРАШНЕГО дня.

Я совсем не делаю выводов.
Я просто констатирую происходящее:
Мы подобны мальчикам-иродам,
Тратящим настоящее…

Слабый маленький мальчик,
Зашедший в комнату обсуждения
Поведения божественной субстанции

Позволил себе спросить,
Имеют ли значение и стоимость
Его жизненные акции?

На что ему ответили
Вполне справедливо и беспристрастно
Нашему мнению соответственно:

«Не лезь, свинья плебейская,
Общественным порядком недоуничтоженная,
Амеба незначительная,

Историей неупомянутая
И никогда не будущая упомянутой,
Больное воображение действительности.

Сын разведенной девки,
Внук неудачливого правителя,
Генофонд болезней, чуждых нам,

Дочь алкоголика, больного психа,
Проститутка, врожденная по мироназначению,
Противоречие понимания благополучия,

Вдова погибшего
В бесполезной войне,
Дура, жена уволенного,

Племянница умершего,
Соответственно, не вспоминающего о живых
Преступника,

Внук кретина, попершего против
Порядка общественного,
И благополучия завистников,

Брат обреченного,
Забывшего национальность родственников
И их материальное положение,

Гражданин общества,
Стесняющегося, что его имеют
Во все дыры ежедневно и вежливо.

Ты, убожество воображения,
В нашем, так сказать обществе,
Существующем столетиями,

Не имеешь ни черта,
Сын бывшего дворянина,
А сегодня ты тварь помойная,

Не имеешь ни процента от дивидендов,
Распределенных справедливо,
Господом нашим праведным,

Этот мир без тебя придумавшим,
И придумавшим его – БЕЗ ТЕБЯ,
Тебя мы уже сами додумали,

Потому, что на твоем контрасте
Мы понимаем себя благополучными,
И более ближними к Господу,

Потому что он уродов не выдумывал,
А выдумывал он красоту прекрасную,
Где ты – недоразумение.

А выдумывал он легенды красивые
Про людей, достойных подражания,
А не про тебя, жалко тебя…»

Так сказали ему правители,
Мироустроители мира нашего
По Его образу и подобию.

И ушел этот ублюдок, бастард,
Забытый в Библии, Коране и Торе,
Почесывая свою тупую голову.

И вернулся он к своим делам бесконечным,
Как накормить степь и укрепить горы,
И нарыть сто колодцев временных.

И ушел пролетарий исторический
И стало грустно Господу,
Созерцавшему диалог дурацкий.

И стало грустно ему – надежде нашей,
Но не принял он решения,
Как и не принимал никогда, если вы заметили.

И отвернулся от балды необразованного,
И зачем, спрашивается вообще поворачивался?
Отвернулся как это привычно нам.

И возрадовались цари общества,
Опять Он ничего не заметил,
Этот Всевышний, в себя влюбленный,

Сам причина всего происходящего,
Сам породивший таких кретинов,
Чтобы ими управляли самозванцы и деспоты.

И возрадовался порядок общественный,
Сто тысяч лет существовавший под Господом,
Изобретшим всех нас – человечество.

Но вдруг пролетарий общественный
Осознал себя в деле праведном,
Облеченным задачей существенной.

А чего бы ему так не думать,
Если Бог, сотворивший действительность,
Отвернулся от парня намеренно?

И пошел он крушить архитекторов,
И поэтов и всяких там брахманов,
Будучи уверен в своей безысходности.

Победил он, как я помню, временно,
И друзья мои – дети тех обманутых,
Вовлеченных в маразм справедливости…

И даже правил немножко действительностью
Пролетарий духа небесного,
Убежденный и нас убедивший.

А потом убежал постыдно как девственник,
Потому что править надо брахманам,
Их – несчастных – тому и учили.

На правление народов всяких,
Разноязычных, склочных и пассионарных,
Разбуженных герценами и чегеварами.

И зачем учили, спрашивается?
Ведь они изнывают от раздвоенности,
Освященные божественным издевательством.

Они – эти брахманы – болеют,
Болеют непониманием действительности
Действительной системы распределения,

Согласно которой – всем поровну, как бы,
И горя, и денег, и возможностей,
И туподчинения и ответственности.

Их тоже придумал Властитель наш,
Бог, как я помню – он называется,
Страх, как я помню – чем он пользуется.

Он их придумал лучшими из лучших,
Этих брахманов-повелителей,
Образованных, интеллигентных и уверенных,

Настоящих столпов общества нашего,
Знающих слов, больше, чем в словаре,
И излучающих популярность.

А в принципе они похожи –
Эти брахманы и нищие юноши,
Отягощенные знанием божественным.

Они все патологически уверены и сомневаются
В правоте своего существования,
В осмысленности божественного решения,

И так мило и до слез противно
Отдыхают они вместе на национальных праздниках,
Посвященных иллюзии равенства.

И даже гордятся своим участием
В поставке пищи и книги для праздника,
И в восхищении от наград и премий.

Вернемся же к теме ранее начатой,
Про вопрос о жизненных акциях,
И о вопросе о распределении

Прибыли с дивидендов общества,
Существующего за счет моего прощения
И моего понимания происходящего.

Так вот вчера я видел мальчика,
Вот того, о котором рассказ мой,
К сожалению очень сбивчивый…

И такое это мерзкое зрелище
И сам мальчик и хозяин его,
А особенно дочка его, грызущая ногти.

И подумал я и потом вслух говорю всем,
Да забудьте нас к матушке дьявола –
Всех тут мной перечисленных,

Включая мирового распределителя
Включая эксплуатируемых и их хозяев,
Включая их жен и детей даже.

Где Господь не разобрался в оркестре,
Руководимым его пристрастиями,
И где шайтан подрабатывает ночью,

Где люди вошли в образ, но не стали подобием,
Где какая разница, кто брахман,
И кто пролетарий действительно.

Забудьте нас все, к кому обращаюсь я
Среди ночи сентябрьской нагло,
Не смея заснуть из-за мыслей.

Забудьте нас вообще – развлекайтесь!
Тем более, что в мире, сотворенном, я не помню кем,
Больше и не кого вам будет вспомнить…

Символом моей беспечности,
Дающей о себе знать,
Только когда к сожалению,
Я прекращаю спать

Является только отсутствие,
Высмеивающее смерть,
Потому что, собственно
Смерть – только треть.

Другие части, в общем-то,
Это жизнь и Суд,
То, где я себя чувствую
И то, куда меня призовут.

То, где меня оценивают
И то, где меня продадут.
Продадут, умничая,
Про мой статут.

Продадут, вспоминая
Про грехи временные,
В рабство постоянное
Чертям сиреневым.

Или ангелам вечным,
Вспоминая бой,
Где я сразился победно, бл..,
С самим собой.

И так получится,
Что суть судьбы
Аж на две трети
Есть суть борьбы,

Где ангел ленится,
А дьявол ждет,
Куда сын матери
С утра пойдет.

И им так все равно,
В рассвете дня,
Зачем спою я песнь,
Наш мир пленя.

Зачем случится то,
Что – мой режим,
Зачем зажжется то, чем
Я одержим.

Скучают мальчики
На том Суде,
О том, ЧТО сбудется,
КОГДА и ГДЕ.

Все, что возникает мучительно
В любви к весне,
Все станет значительным
На том Суде.

То проникновенное,
Что дарил я вам,
Пересчитают по числам
И по головам

Без всяких корректировок
И апелляций,
Без кубизма, рок-н-ролла
И абстракции.

И в оценке этих деятелей,
То бишь ангелов,
Будет оценка деятельности
Их оппонента – дьявола.

Ведь именно там,
Где они проспали,
Не явились вовремя,
Не распознали,

И существуем мы –
В промежутке,
В борьбе сомнений,
Смертельных и жутких,

В среде НЕЯВЛЕНИЯ,
В среде обиды,
Где их собственные послы
Им не в’идны.

И после явлений
Любви великих,
И после потери
Родных и близких

Они оценят нас,
Смеясь беспечно,
Одним решением –
Навсегда,
Навечно …

Ты Сам сказал, что мир беспечен!
Ты сам сказал, что есть прозренье!
Ты Сам сказал, что я не вечен!
Ты Сам сказал, что Черт – в забвении!

Ты Сам решил, что друг – не вечен!
Ты Сам сказал, что жизнь – в аскезе!
Ты Сам сказал, что смысл – не в речи!
Ты Сам сказал – несчастны Крезы!

Ты Сам решил – любовь – решенье!
Ты Сам решил – она – рабыня!
Ты Сам простил все прегрешенья
Всем королям ТОГДА и НЫНЕ!

Ты Сам позволил быть измене.
Ты Сам позволил гениальность,
Решил монетам быть в размене,
Позволил хамам мат и сальность.

Ты Сам Себе придумал время,
И нас – глупцов – ему подспорье.
Ты Сам вручил солдату стремя,
Матросу – смерть в холодном море.

Ты Сам придумал хлеб и голод,
Того, кто заболел холерой.
Ты Сам придумал хмель и солод,
Того, кто боль мешает с верой.

Ты Сам решил: он – финн, я – немец.
А тот умрет в борьбе за веру.
Тот – ест миндаль, а этот – перец.
Есть зверь с числом и всадник с мерой.

Есть Вавилон, есть и деревня.
Есть песня и ее забвенье.
Есть книги и распутство древних.
Есть страх, интрига и уменье.

ТАК ЧТО Ж ТЫ ХОЧЕШЬ СРЕДИ ЗНОЯ?!
КАК НАМ ВЕРНУТЬ ТЕБЕ НАШ ДОЛГ?!
КРАСОЙ ТИРАНОВ, СНОМ ИЗГОЕВ?!
ЧЕМ ПРИБЫЛЬ С НАС
ТЫ ВЗЯТЬ БЫ СМОГ?!

Счастье преданных христиан,
Что они не помнят беспечности Ирода.
Счастье благословенных мусульман,
Что они не помнят пиров Хашимитов.

Счастье последователей Будды,
Что в бесконечных сказаниях
Нет ни одного слова
Об интригах при дворе Шакьямуни.

Счастье вечных евреев,
Что экзистенциалист Авраам –
Не финансист Европы
И не депутат Кнессета.

Счастья спящих русских,
Что Невский – полу татарин.
Счастье монголов,
Что Чингисхан был неграмотным.

Счастье Америки,
Что они – воплощение безбожия,
Счастье их, что для остального мира
Они – это ОНИ – вечно чужие.

Счастье для Далай-ламы,
Что он мученик истории,
Которая его оставила на обочине
Его родного края.

Счастье для нас –
Сирот со многими родственниками,
Что ежедневная мысль о них
Скрывает наше одиночество.

Счастье для всех нас,
Что есть телевидение,
Которое придумает,
То, что мы придумать
Не в состоянии.

Счастье для врага моего,
Что он думает,
О том, что я
Думаю о нем.

Счастье друга моего,
Что он думает,
О том, что враг его
Думает обо мне.

Счастье великих,
Что мы – только материал,
Живущих на хлеб мелкий,
Падающий с их рукава.

Счастье гениев,
Несносных в общении со мной,
Оскорбляющих мои представления
О правилах поведения.

Счастье твое,
Моя любимая,
Что ты – это опять же
Символ моей гибели.

Счастье ваше, сектанты,
Что вы не постигли
Вечности этих, как их там?
Вечных учений.

Счастье ваше, пролетарии,
Что за сто лет мучений
Вы, собственно говоря,
Ими и остались.

Счастье ваше, ангелы,
Что позорного облика
Вашего, не способного ни на что,
Не увидел падший.

А счастье падшего,
В том, что он не увидел
Беспомощности ангелов
(А надо было не спать)

И счастье Всевышнего,
Что однажды утром,
Проснувшись, не засыпая,
Он, собственно, не разобравшись,

Назначил Тебя – Мной,
А меня – тобой. О, Великий!
А мы – рабы логики,
Распоясавшиеся в умении,

На этой ошибке утренней,
Роковой только для нас,
Построим теории
О которых с забвением

Ты – мой собеседник,
Будешь талдычить мне
Самозабвенно, как водопад,
Ночью, на фоне звезд.

И убедишь меня, тупица,
А я подчиняюсь.

А какой у меня выход?
Молюсь я, молюсь…

Дикий ворог
Смело пляшет,
Лижет творог,
Землю пашет.

Мысли – солод,
Слово – виски.
Друг мой – внук
Партийной чистки.

Четки – повод,
Пули – дуры.
Ноты – провод,
Смерть с натуры.

Жизнь – панно,
Художник – дрянь.
Стих – говно
В такую рань.

Сексу – ночь,
Процессу – утро.
Хану – дочь.
Индусам – сутры.

Тюркам – меч,
Весло – варягам.
Русским – печь
И гимн под стягом.

Делу – время,
Пляскам – час.
Телу – бремя,
Бочке – квас.

Рот вопит,
А поры – дышат.
Разум спит,
А тело – пышет.

Ты – придурок,
Он – маньяк.
Здесь – окурок,
Там – пятак.

Жижка – чех.
Толстой был граф.
Плач – не смех.
Слон – не жираф.

Холод – тесть,
А голод – мать.
Пальцев – шесть,
А может пять.

Бэмби сдох,
Шекспир влюблен.
Мир оглох,
А бой продлен.

Друг – бедняк,
А враг – король.
Мао – хряк,
А Энгельс – тролль.

Возжелай
И укради,
Возлюби
И подведи.

Ни фига себе, средь ночи
Родились дурные строчки.
Поэтически – все верно,
Только в сердце – что-то скверно.

Гениальность расцветает,
Как алоэ на горшке.
ЧЕЛОВЕКА не хватает,
Чтобы дал мне по башке.

Я – гений, поэтому Бог против меня.
Против моего моря, против моего огня.

Я – Солнце, поэтому их противопоставили мне,
Моему сердцу, моей болезни извне.

Я – образ, поэтому тело не нужно мне,
Моей судьбе, моему пути во мгле.

Я тайна, голодный бред в вине,
Я – гордость, я белый смерч в огне.

Я – пена, остаток красы морской
И счастье, бесплодный сон людской.

Я – песня, избыток чувств и слов,
Поэма – случайный бред волхвов.

Есть Бог – случайная игра теней,
Есть я – простой отец детей.

Прости, не понял я тебя.
Простого Бога,
Самого себя…

1

Весенним теплым ветром,
Смеющимся во мраке,
Баюкаю сомнения свои…

2

Надеждами весны рожденный,
Он так и не расцвел –
Обжегшись солнцем – кактус.

3

Суммарное отличие меня
От остального мира –
Есть только ты, любимая моя

4

И ты подвёл меня,
И обманул надежду,
Весёлый призрак солнечной долины.

5

Я поменялся с нищим домом и одеждой,
Но, возродившись сам,
Убил другого.

6
Вздохнул, закончив написанье буквы.
Как карандаш
Поточит снова жизнь меня.

7

Лишь на секунду разомкнул я
Жар объятий.
Разлукою воспользовался ветерок.

8

Дождь длинной каплей в сердце
Клюнул.
Заметил я листок календаря.

В ином виновный виночерпий
В инстанциях виниловых венцов
Винчестер в интерьере вынимает,
Виня в инакомыслии вино.

В фирме, известной качеством веников,
Гражданскую совесть оценили так –
«Слишком дорого – тридцать серебряников!
Продай нам пророка – получишь пятак».

В фирме другой, где мой друг единственный
Служит сейчас генеральным ослом,
Сказали: «Есть путь и вполне не бедственный –
Получишь сберкнижку и уедешь послом».

В третьей компании, на всех непохожей,
Телохранитель – вчерашний поэт –
Сказал, созерцая свой ноготь ухоженный:
«Парабеллум» продали – возьми арбалет».

В фирме четвёртой – на нашей же улице –
Старый философ шептал мне в лицо:
«Надо внушить этой дуре – курице –
Она – лишь вторична, первично – яйцо!»

В пятой сказали: «Какая нам разница,
Кто там святые, а кто там ворьё.
Срок исполненья заказа – пятница,
А мы тут им всем стираем бельё».

В шестой – в пансионе девиц благородных –
Кричал подполковник, закованный в бюст:
«Я всех расстреляю за грех первородный!
Мои идеалы – Мидас и Прокруст!»

В седьмой же – объятья хозяюшки томной
Мне до утра не давали заснуть.
А утром она мне сказала: «Паломник,
Отведай вина и иди. В добрый путь!»

Однажды, так как предсказали в Писаниях,
Произошел эпизод – на небесах незначительный:
Протрубили ангелы в тех одеяниях,
Что подробно описаны веры ревнителями.

И, зевая от скуки и посторонних мыслей,
Взошел Судия на престол, сооруженный наскоро,
Поглядел на живых с присвоенными числами
И на мертвецов с приросшими масками.

И, помолившись самому себе – больше некому,
Приступил он к тяжбе Себя со своим творением,
Еще раз разрушая стереотипы тех, кого
Он создал понимающими людские отношения.

И мертвецы с живыми в одной очереди,
Томясь в ожидании решения по своей личности,
Удивлялись слухам, приговорам и перечням,
Из зала суда Изначальности над Вторичностью.

«Представляешь, а этот-то был слугой Падшего!
А мы его почитали, как праведника и Учителя!»
«А этот разбойник, бродяга из леса нашего –
Оказывается, был Господним мстителем!»

«А эта – спала с племянником собственным,
Не снимая короны, в неприличной позе…»
«А тот – вампир с душой убожественной,
Стоит по Его правую сторону с красной розой».

Повис над водой заколдованный крест,
Повис, будто символ уснувших небес,
Спокойный ручей любуется нежно
Игрою лучей, синих капель-повес.

Апрельская ночь бархатистою мглой,
Мистическим глазом – холодной луной
Меня убеждает, что символы вечны,
Они беспристрастно владеют судьбой.

Преданья и сказы седой старины
Нам шепчут со страхом, что мы не вольны
Судьбы миновать, избежать предсказаний
Таких, что нам в знаках небесных даны.