Куда мы идём и что нас ожидает впереди?

Ua Mau ke Ea o ka ʻĀina i ka Pono –

Жизнь страны увековечивается в справедливости (гавайск.).

Официальный девиз штата Гавайи.

Куда мы идём, и что нас ждёт впереди? Это самый популярный вопрос, который я слышу в эти дни, когда времени со дня окончания избирательной кампании прошло всего ничего. Понятное дело, это вопросы не о планах на отдых и не о том, какая нас ожидает погода. Речь идёт о политике, о том, о чём в последнее время не говорит только лишь совсем ленивый и равнодушный. Просто по той причине, что многие представители нашего общества осознали достаточно чётко – от того, как и что происходит на политическом олимпе страны, буквально напрямую зависит то, как сложится твоя жизнь в ближайшем будущем. Цены, курс доллара, правопорядок, карантинные меры, возможность работать или потерять рабочее место, занятия в школе или в вузе, походы к врачу и количество денег, которые ты у него оставишь, каковы новые штрафы и за что, в чём повинен тот, кого недавно арестовали за коррупцию – всё, оказывается, включено в единый и взаимозависимый круг событий, который чаще всего именуют политикой, чем в своё время не слишком любило интересоваться большинство рядовых граждан. Но теперь многое изменилось в нашей стране.

Ах, да! Что ж я так сразу за дело, не коснувшись самого важного? Нужно было все-таки начать с того, что я с удовольствием поздравляю коллег и вас, дорогие читатели, с началом замечательного проекта The Pulse, в котором я с этого дня буду вести свою авторскую колонку. Надеюсь, что для наших сограждан и для иностранных исследователей Казнета, этот интернет-ресурс станет привычным местом ежедневного посещения. И надеюсь, что вы будете заходить сюда не просто в поиске полезной информации, но и потому что в общем у нас интересно.

В это постараюсь внести свой вклад и я.

Чему мы посвятим наши встречи? Как я написал выше, никуда не денешься –  придётся обсуждать злободневные события и тенденции отечественной политики и в целом самые горячие вопросы нашего бурлящего общества. Будем с вами погружаться в темы реформ и модернизации; пытаться разобраться в событиях и явлениях; обсуждать тренды, угрозы и вызовы; размышлять о том, что такое теория революции и кардинальные изменения в различных странах; что такое общественный договор и с чем его едят, как влияют инновации и современные информационные технологии на теорию государственного управления, а также на многие другие вопросы современной политической философии.

Политика – искусство взаимосвязанного

В политике нет ничего маловажного.

Бенджамин Дизраэли

Зачем это все знать, скажете вы? All is one, как утверждали хиппи. А если всё взаимосвязано, то равнодушным и не интересующимся сегодня быть легкомысленно, если не опасно.

Так что кому-то просто будет интересно осуществить некую навигацию по таким идеям с целью самообразования. Кто-то, возможно, найдет рациональное зерно или ключевую мысль для того, чтобы принять практические решения в своей жизни или в работе. Но в общем, это должно быть интересно с точки зрения простых человеческих вопросов, которые безусловно сегодня волнуют всех казахстанцев: «Куда мы, собственно, идём? К чему движемся? Куда нас ведёт история? К чему ведут наши формальные и неформальные лидеры? Что, в связи с этим, предпринимать в жизни простым гражданам?» и прочая.

Постараемся не обходить стороной самые актуальные вопросы политики у нас в стране и за рубежом. Выбор этих вопросов оставлю за собой, а не за тем, как эта тема отражается в информационных волнах общественного мнения. Возможно, иногда даже вопреки тому, что многие считают настоящей «злобой дня».

Почему? В новом информационном пространстве очень многое движется по законам подъёма и спада информационных волн – так по-научному называются всплески хайпа. А многие из нас уже хорошо представляют собой все недостатки «хайпового» подхода и мышления. Достаточно сказать то, что даже такой концепт как «слышащее государство» во многом организован по принципу реагирования на «информационные всплески». В этом его очевидная новизна, но на этом зиждется и отсутствие в нём фундаментальных идеологем и очевидная легковесность стратегии.

Надо также сказать и то, что некоторые темы очень часто оказываются в волне преизбыточного обсуждения. Ныряние в эту волну может повлечь за собой утерю реального видения повестки дня, чего, откровенно говоря, не хотелось бы.

«Глупцы замечают только промахи людей и не обращают внимания на их достоинства. Они подобны мухам, которые норовят сесть только на воспаленную часть тела» – утверждал Абу-ль-Фарадж, и несмотря на то, что он говорил эти слова несколько сотен лет назад, они странным образом совпадают с характеристиками современного обсуждения тем и людей в киберпространстве. Но ничего. Вполне возможно, что этос этого самого киберпространства только лишь начал формироваться и делает это прямо перед нашим взором.

Знание – Сцилла 

Человек познает сам себя только в той мере,

в какой он познает мир.

Иоганн Вольфганг фон Гёте

Центральной темой тех исследований, которые мы с вами, дорогие читатели, проведем на страницах The Pulse, как правило будут касаться одной из главных тем, над которыми я работал на протяжении долгих лет и на государственной службе, на исследовательском поприще и в политической практике. Это проблемы отношений «власти и общества».

Многие собеседники часто просят меня обратиться к моему опыту работы в области политических технологий, на государственной службе, в сфере Government Relation или в партийном строительстве. Что-то из этого опыта действительно интересно и сегодня. В большей степени потому, что ни та сторона (власти), ни другая (общества и оппозиции, стремящейся выразить его интересы) не добились безусловной политической победы. Первые не построили справедливое государство, вторые не смогли воспрепятствовать им в несправедливости.

Как и почему это произошло? Наверное, ответ на данный вопрос действительно важен. Но скорее важным является то, к чему это всё, в конце концов, приведёт.

И вообще, как обстоят дела со строительством «справедливого государства» у человечества в общем? Насколько достижима такая цель или это лишь вектор, обозначающий направление развития, а сама концепция государства не в состоянии привести нас к «Золотому Веку»? Ведь оно, как известно, представляет собой «аппарат насилия» (ремемба Ленин!), и со времен феодализма или абсолютизма у многих народов особо мало что изменилось.

Что представляют собой вне формационные функции государства (читай вечные для любого социального строя), а что является признаком дремучей отсталости, которой просто не может быть в современном государстве? Это реликты или постоянная необходимость? Да и с вопросом формаций сегодня как обстоят дела?

Куда движутся мировая либерально-демократическая мысль и почему многие считают, что ее кризис фундаментален? Почему на фоне этого кризиса комфортно чувствуют себя авторитарные режимы? Это норма, реальная альтернатива государственного строительства или временный пропагандистский успех современных диктатур? Что происходит в современных монархиях и республиках, а что в конституционных монархиях? Куда идти в госстроительстве в нашей стране? Мажоритарные выборы или парламентская республика? Двухпалатный парламент – это излишняя бюрократизация, излишество или иная система делегирования?

Большинство этих вопросов являлись долгое время предметом моих исследований, и их результатами, найденными ответами или оставшимися без ответа вопросами, я готов делиться с читателями. Будем искать вместе.

Поскольку политика представляет собой нечто субстантивное, то бишь пронизывающее собой все пространства, то мы с вами коснемся тем, которые могут показаться неожиданными. Если хотите, общего философского или мировоззренческого характера. Не думаю, что они испортят калейдоскоп нашего общения.

Мы обязательно будем касаться вопросов истории и культуры – ведь именно со взглядов на них начинается складывание основ мировоззрения, философия и миропонимание в целом. Формируется личностная зрелость людей.

Сегодня мы решительно теряем, по мнению многих, научный взгляд на мир. С чем это связано – с тем, что материализм повсеместно проигрывает эзотерическому сознанию? Тогда почему атеисты, деисты и теисты – это в совокупности самая быстрорастущая «конфессия» в мире? Почему тогда религиозных людей продолжает быть в два раза больше в мире? Приводят ли парадоксы квантовой физики к неопределенности форм сознания и к смешению их с религиозным типом сознания?

Что с историей? Что важнее – основываться на артефактах или на новых генетических исследованиях? Почему генетика до сих пор не признана полноценной вспомогательной наукой истории? История вообще наука или просто часть философии? Есть ли у нее реальные законы или только закономерности? Существуют ли вообще формации или это ушедшие заблуждения марксистов?

Что у нас с музыкой? Куда исчезла мелодика и от чего зависит разнообразие музыкальных жанров в разные эпохи? Рок-н-ролл – это уже классическая музыка или классика лишь то, что исполняется на классических музыкальных инструментах? Что общего между рэперами, акынами и менестрелями?

Повторюсь, это темы исследований, который интересуют меня лично, и я приглашаю вас вместе пройти по извилистым маршрутам поисков ответов на эти и на многие другие вопросы жизни. Критерий, в сущности, один – если это интересно и увлекательно – мы двинемся вместе по тропам познания. Ну, а если забредем слишком далеко – нас вернёт обратно наша действительность.

Насколько эти темы имеют отношение к тому, что мы называем политикой? Лишь на первый взгляд, они могут показаться оффтопом. Повторюсь, что на самом деле без определенной цельности в вопросах мировоззрения не бывает цельности и во взглядах на то, каким должен быть гражданин, хотя бы немного приближенный к идеальному члену общества или политик, идеально подходящий на роль лидера.

Все взаимосвязано. Тот социально-культурный или научный кирпичик, который выпадает незаметно из стен самосознания, уже завтра превращается в лавину, угрожающую краеугольному камню государства и общества. И тогда нас начинает учить уже не древняя история, а то, что происходит на наших глазах. В соседних и далёких странах. А завтра может стать действительностью и в нашей стране.

Так что поверьте мне – сегодня политика из сферы деятельности избранных быстро превращается в дело практически каждого человека. И это не эвфемизм, основанный на чрезмерной политизации современного казахстанского общества. Это реалии новейшего времени, в котором киберпространство и роботизация рождают совершенно новые взгляды на занятость в глобальном масштабе. (Об этом тоже обязательно как-нибудь поговорим).

В общем, как говорил один мыслитель: «Современные инновации неизбежно приведут к тому, что мир людей будет завтра полностью формироваться из профессиональных граждан, сведущих в вопросах политики». Не ищите в гугле, кто это сказал, это я сейчас придумал. Мысль, конечно, не тянет на афоризм – просто захотелось закончить нашу встречу на непринуждённой ноте. Удачи вам, дорогие читатели и до скорой встречи!

20.01.2021

Старый свет, «старые кейсы» и новая идентичность
На прошлой неделе громом с ясного неба прозвучала в казахстанских и мировых СМИ новость о том, что Европарламент на своей пленарной сессии большинством голосов принял резолюцию «О ситуации с правами человека в Казахстане». Строго говоря, она не стала неожиданной по общему содержанию – мы уже привыкли к тому, что казахстанская внутренняя политика с завидной регулярностью подвергается критике со стороны международных институтов. Не стал исключением и нынешний год, в течение которого в стране прошли выборы в Мажилис, и проведены они, как могло показаться для политических акул Астаны, в русле «шито-крыто». Ну, поругались, покритиковали, но караван с новыми депутатами уже отправился в свой самостоятельный путь. Миссия ОБСЕ? А что ОБСЕ – высказали привычную критику, да и уехали восвояси, так что можно продолжать дальше в том же духе.
Но, как выясняется, всё пошло не по запланированному сценарию, согласно которому администрация К-Ж.Токаева, не торопясь, проводит какие-то меры, а народ Казахстана вынужден смиряться с тем, что жизнь проходит, а положительные изменения, как прежде, происходят где-то, но пока не у него.
Хотелось бы написать, что всё пришло к неминуемой развязке, но к сожалению для Акорды, это никакая не развязка, а именно завязка сюжета, который только начал закручиваться на внешнеполитическом фронте. И, судя по тому, что там практически впервые для казахстанского истеблишмента прозвучало слово «санкции», этот сюжет начинает входить в свою горячую драматическую стадию.
Реакция МИДа не заставила себя ждать, и оказалась в высшей степени нервной. Привычный пакет заявлений о том, что европейцы вообще мало что смыслят в наших внутриполитических реалиях, сопровождался неожиданно грубым и недипломатичным заявлением, что «некоторые резолюции в Брюсселе принимаются евродепутатами «автоматически», без тщательной проверки фактов или изучения сути вопроса» (цитируем спикера МИДа Айбека Смадиярова).
Очень ловко были спроецированы наши обычаи, сложившиеся в дисциплинированных нуротановских или иных «парламентских» фракциях, аж на 598 депутатов Европейского парламента, отдавших свой голос за данную резолюцию. Сказать, что это грубость, значит не сказать ничего, ведь фактически эта фраза утверждает, что евродепутаты бездельники, не знают своей работы и подмахивают что попало, даже не вникая в смыслы. Браво. Видимо речь идёт о каких-то новых традициях общения отечественной дипломатии с европейскими коллегами.
Кризис идентичности в начале создания новой идентичности
Президент Токаев недавно заявил о некоем «третьем этапе» политических реформ в Казахстане, в рамках которой «в ближайшие десять лет необходимо сформировать новый имидж страны и новую идентичность нации». Идентичность означает отождествление себя с какой-либо глобальной общностью и с теми ценностями, которые в этой общности исповедуются. Поскольку в этой фразе президента речь идёт об имидже страны, то есть о её внешнем облике, то стоит предположить, что он подразумевал некие внешнеполитические ориентиры, которые нашей нации в будущем предстоит то ли сформировать заново, то ли укрепить.
Может быть, в этом прецеденте с Европарламентом мы обнаружим признаки этой новой идентичности? Давайте для начала проследим в какой ценностной общности развивался Казахстан в период своей независимости.
Ты помнишь, как все начиналось. Казахстан и Европа.
Когда перепосты этих материалов начались в социальных сетях, под публикациями блогеров появились привычные отряды гвардейских «нурботов», которые начали энергично писать реплики в стиле «вначале у себя разберитесь» и «не лезьте в наши внутренние дела». Может быть, они правы? Мы независимое суверенное государство, исходим из своих интересов, хотим сажаем, хотим разгоняем, но это наши реалии, и нечего в них лезть.
Безусловно, верно, но есть много «но», и главное «но» называется новейшая история Казахстана. А она сообщает нам следующее.
Одним из важнейших условий того, чтобы Казахстан получил независимость при самороспуске СССР, являлось то, что новые страны объявили: свое дальнейшее развитие они будут строить на ценностях Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) и Хельсинкского акта, на букве которого это совещание основывалось. Кстати, Хельсинкский заключительный акт был подписан в 1975 году и Советским Союзом в качестве полноценного субъекта европейской политики. Без этого условия никто не собирался отправлять новые независимые страны в свободное плавание, потому что отказ от тоталитаризма и авторитаризма был главным историческим смыслом роспуска СССР. А гарантии от возврата к автаркиям могли дать только демократические ценности.
На основе СБСЕ в 1992-м году была создана Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), которая приобрела трансконтинентальный характер во многом благодаря вступлению в неё стран Центральноазиатской части постсоветского пространства, потому что до этого в неё входили только европейские страны и США. С этого момента, несмотря на то что ОБСЕ формально является не международной, а региональной организацией, она приобретает по-настоящему глобальный политический вес.
Историческая роль ОБСЕ заключается в том, что она сформулировала комплекс европейских цивилизационных ценностей. В отличие от них иные геополитические ориентиры (азиатские или какие-то другие) не институционализированы на таком уровне. Коминтерн распустили ещё в 1943-м году, а Социнтерн я наблюдал лично – там тоже сплошь common values европейского типа. Так вот, Казахстан является полноправным членом ОБСЕ с 1992 года, практически с самого начала своей Независимости и с начала существования этой организации.
Более того, в 2010-м году наша страна председательствовала в ней, саммит ОБСЕ был проведен в Астане, там же была принята соответствующая Декларация. В результате её принятия президент Н.Назарбаев даже заявлял, что «Хельсинкский дух возрожден в Астанинской квинтэссенции».
Многие помнят, что председательство в ОБСЕ далось Казахстану непросто. Настоящим прорывом стал прецедент, который принято называть Мадридскими обязательствами, озвученными тогдашним министром иностранных дел М.Тажиным на министерской встрече ОБСЕ в Мадриде в ноябре 2007-го года. Считается, что с этого шага начался серьёзный сдвиг в сторону того, чтобы председательство Казахстана стало возможным. Немаловажную роль в поддержке кандидатуры Казахстана сыграла тогда и Москва, отказавшись настаивать на том, чтобы в повестку дня обязательно был включен вопрос о новом договоре о коллективной безопасности в Европе.
Невозможным председательство Казахстана представлялось, понятное дело, в силу здравого смысла, поскольку председатель организации не может не отвечать требованиям самой организации – это, согласитесь, нонсенс. Но мы вначале изобрели программу под названием «Путь в Европу 2009-2011 годы», чтобы клятвенно продемонстрировать свою приверженность европейскому цивилизационному пути. Эту программу постигла та же участь, которую ожидало большинство отечественных программ – о её исполнении (или неисполнении) просто не сочли нужным отчитаться.
Суть же мадридских обещаний заключалась в том, что если нашей стране дать шанс, то она обязательно будет соответствовать ключевым демократическим ценностям. Эти обещания касались четырёх направлений. К ним относятся (sic!): приведение в соответствие с нормами ОБСЕ законодательства о выборах, законов и мер по регистрации политических партий, закона о СМИ и реформирование органов местного самоуправления.
Казахстан сам (!) взял на себя обязательства исполнить это перед всем честным миром, и… с 2007-го года утекло много воды, но, как вы можете видеть, воз заявленных реформ и ныне там. Уже не тот министр иностранных дел и не тот президент, а проблемы все те же. И такое откровенное политическое раздвоение личности не могло рано или поздно не привести к тому, чтобы терпение Европейских институтов не лопнуло.
Что такое Европейский союз для Казахстана?
«ЕС со значительным отрывом является самым крупным торговым партнером Казахстана, на долю которого приходится 40% внешней торговли страны. Экспорт Казахстана в ЕС составляет, практически полностью, продукция нефтегазового сектора, наряду с другими полезными ископаемыми, продукция химической промышленности, продовольственные товары. Казахстан импортирует из ЕС машинное (40% всех импортируемых товаров), транспортное оборудование и лекарственные препараты, а также химическую продукцию, изделия из пластмассы, медицинское оборудование и мебель. В 2019 году объем экспорта Казахстана в ЕС составил 18,4 миллиарда евро, а объем импорта из ЕС в Казахстан — 5,9 миллиарда евро. ЕС также является первым иностранным инвестором в Казахстане, на долю которого приходится 48% валового притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) и около 60% общего чистого объема ППИ в 2018 году».
Эти строки взяты из справки Евросоюза о том, что 2 марта 2020-го года, буквально совсем недавно, вступило в силу Соглашение о расширенном партнерстве и сотрудничестве (СРПС) между Европейским Союзом и Казахстаном, подписанное в 2017-м и ратифицированное нами в 2019-м годах.
По мнению экспертов начало действия этого Соглашения было сильно смазано тем, что оно совпало с пандемией COVID-19. Так вот теперь оно, не успев выкарабкаться из реалий коронавируса, омрачено столь резким поворотом в отношениях. И что-то подсказывает, что с санкциями не просто угроза, но и часть политики, которая скоро начнет реализовываться ещё более энергично. И это вопрос отнюдь не исключительно прямых отношений между ЕС и Казахстаном, а с геополитической точки зрения нечто большее.
В фарватере России
Как известно, совсем недавно, на прошлой же неделе, между Россией и Европейским союзом возросла напряженность после того, как глава российского МИДа С.Лавров заявил о готовности России «разорвать отношения с ЕС» в случае объявления «санкций, создающих риски для российской экономики, в том числе в самых чувствительных сферах». Заявление прозвучало очень резко, Лавров даже употребил довольно угрожающую фразу «хочешь мира – готовься к войне».
Большинство евродепутатов считает, что разрыв отношении с ЕС для РФ означает «выстрелом в собственную ногу», поскольку в вопросе санкций политика Евросоюза не касается отношений между странами, а ограничивается лишь санкциями на индивидуальном уровне. Однако, учитывая то, о каких индивидуальностях идёт речь, Кремль счел нужным пойти на это угрожающее обострение.
Казахстан является союзником России, и в этой ситуации не означает ли это то, что наша идентичность целиком теперь будет формироваться по российским лекалам, поскольку с европейскими ценностями у нас очевидное фиаско? 12 февраля по сообщению МИДа в Москве состоялись какие-то межмидовские консультации на уровне заместителей министров Марата Сыздыкова и Александра Панкина. Отчет об этом мероприятии довольно сух, сообщается лишь, что обсуждались «актуальные вопросы международной повестки дня, а также перспективы сотрудничества в двустороннем и многостороннем форматах по линии СНГ, ОДКБ и ЕАЭС». Собственно, это и есть те пространства, в которых Россия и Казахстан проводит тесное союзническое взаимодействие. Так что может там обсуждался и общий европейский вектор? Вернее, вектор общего противостояния Европе? Мне и вам неизвестно.
Но известно, что российский геополитический проект в последнее время снова начал клониться в сторону создания «Союзного государства» Россия – Беларусь – Казахстан. Дмитрий Медведев снова заявил, что в сближении с Беларусью нет иной альтернативы переходу на единую валюту и к более высокому уровню интеграции. Насколько такая политика будет касаться и нас в ближайшем будущем? И является ли национальная валюта тенге частью нашей национальной идентичности? Вернее, будет ли ею оставаться в будущем, согласно планам нашего дуумвирата?
В тесном сближении с Россией в вопросах конфликта с Европой мы представляем собой весьма неподготовленный контингент, прежде всего потому, что наш союзник уже давно превратился в опытного бойца, имеющего дело с разноуровневыми санкциями. Кстати, то же самое можно сказать и о Беларуси, руководство которой также долгое время находится под европейскими санкциями.
Казахстан же не готов ни психологически, ни экономически к тому, что многие годы многовекторности вдруг резко приведут к включению страны в санкционнную политику Запада. Тем более, что раз европейские санкции касаются не государства, а отдельных личностей, то у нас настолько тесен круг ключевых персон, что их никак не обойти в вопросе того, кто реальный застрельщик всех нарушений прав человека и демократических свобод в стране.
И, наконец, главное – мы имеем также представление и о том, что Евросоюз сегодня выступает в качестве авангарда западной политики в целом, за которым, могут последовать соответствующие шаги уже Администрации Дж.Байдена.
Существует ли в нашем государстве достаточный запас прочности или что-то наподобие deep state, чтобы успешно выплывать из таких геополитических штормов? И интересно, в каких словах и выражениях это будет описано в новенькой Стратегии национальной безопасности, которую нам и елбасы пообещал написать Асет Исекешев? Какими национальными интересами из неё придётся пожертвовать ради того, чтобы спасти наших родных участников санкционного списка?
Что дальше?
Во-первых, по вопросу того, как вводятся санкции ЕС. Это довольно сложная процедура, поскольку они вводятся единогласным решением Совета Европейского союза. В случае, если хотя бы один европейский министр (из числа которых этот Совет состоит) проголосует против, такое решение блокируется. Прежде всего это касается Совета ЕС по иностранным делам.
Именно благодаря такой сложной процедуре, по мнению европейских чиновников, ЕС оказался неспособным реагировать на те вызовы правам человека, которые происходят в Китае, да и в других частях света. Бывший глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер в своей ежегодной речи «О состоянии Европейского Союза» прямо заявил: «Пришло время Европе взять свою судьбу в собственные руки, пришло время развить свою способность проводить мировую политику». Об упрощении процедур введения санкций уже продолжительное время высказываются многие видные европейские чиновники.
Из этого следует то, что такой консервативный порядок принятия решений может быть в ближайшее время изменён и очень не вовремя для наших политиков. Но может и случиться так – мы, как союзник России, рискуем пойти в одном ряду с тем новым пакетом санкций, который сегодня готовится к принятию в Европе, и о которых так гневно высказался С.Лавров.
Что касается России, то речь в планах Запада скорее всего идёт о том, чтобы вновь восстановить её в европейской орбите (remember СССР), и оторвать Москву от китайского вектора и его неототалитарных трендов. Союз Китая и России никак не входит в планы Запада и прежде всего Вашингтона. Понятное дело, что Москва максимально дорого отдаст свой отрыв от Китая. Цена нам неизвестна, но скоро обязательно проявится, потому что это объективно выгоднее, нежели сближаться с китайским драконом, прагматичным исключительно в свою сторону.
Что касается нас, то мы очевидно утеряли лидерские позиции в центральноазиатском регионе, в котором интерес явно склоняется в сторону Узбекистана. По ряду причин то, что осуществляет президент Ш.Мирзиёев представляется Западу более интересным, нежели то, как проходит аморфный транзит власти в Казахстане. Мы проигрываем рейтинги, даже военные, проигрываем образ страны, её цивилизационный облик.
Некоторые источники сообщают, что президент Токаев был крайне рассержен и не преминул это дать понять МИДу, откуда и вышло столь резкое и неуравновешенное заявление.
Однако, объективности ради нужно сказать, при чём тут МИД, ведь внешняя политика является лишь продолжением внутренней политики? Иными словами, постоянно сохранять «демократическое выражение лица», преследуя любое свободомыслие в стране, уничтожая конкуренцию идей, попирая права человека и демократические свободы, занимаясь грубой подменой интересов народа интересами всех слоев бюрократии, невозможно без того, чтобы такое притворство, в конце концов, не стало очевидно всем.
Так что вряд ли это провал МИДа, а скорее всех политических архитекторов и идеологов Астаны, которые сами окончательно заблудились в двух коридорах Акроды и Библиотеки так, что дуновения ветров в них в какой-то момент стали важнее имиджа, достоинства и безопасности страны в мире. Искусственные конструкции типа «слышащего государства», аналогов которого вы не встретите на пространстве стран, исповедующих ценности Хельсинкского акта, быстро оказались безоружными перед простым объявлением о введении персональных санкций. Умение красиво писать, затмевая действительность и смыслы, давно уже стало ключевым талантом нашего идеологического «истеблишмента». Но сейчас это умение прекрасно в своей бесполезности.
Мадридские обязательства продолжают звучать громче всех заявлений Акорды о каких-то реформах, их «вторых» или «третьих» этапах, которые происходят только в головах астанинской высшей бюрократии. Звучать громче в том плане, что они не выполнены. И европейским лидерам наконец-то стало понятно, что их никто и не собирался выполнять.
Как говорил в свое время одни известный правозащитник, обращаясь к европейским носителям ценностей: «Вы так долго притворялись дураками, что в Астане наконец поверили в это». Вы десятки лет закрывали глаза на то, что происходит у нас, потому что их прикрывало ваше же экономические присутствие в нашей экономике на 40 процентов. Так что теперь выслушивайте о том, что евродепутаты «подмахивают» серьёзные документы, даже не вникая в них. Такие высказывания в некотором роде закономерны не только из-за нас.
А в том, что речь действительно идёт о «старых кейсах», здесь наш МИД оказался прав. Только они потому и старые, что остаются неизменными как со времени вступления страны в ОБСЕ, со времени мадридских обязательства, так и с того момента как в стране сменился президент. Вся наша политическая система – это без преувеличения «старый кейс». И сегодня именно это и есть основа нашей реальной идентичности.

Ашаршылык, геноцид и миссия казахов

Я понимаю, что повестку дня сегодня задают выступления президента К-Ж.Токаева на НСОДе, где он поручил запретить продажу и аренду сельскохозяйственных земель иностранцам, а также провозгласил в качестве ориентира внедрение 14-ти глобальных индикаторов, разработанных Управлением Верховного комиссара ООН по правам человека. Но если честно есть более фундаментальная тема, которую невозможно обсуждать в режиме «тийіп-қашып», оставляя необоснованные недомолвки на будущее, а может даже будущим поколениям.

Мне кажется Ашаршылык – это один из самых фундаментальных вопросов истории, к которому мы, казахи, будем постоянно возвращаться и рассматривать его не только в русле научных исследований, но и обязательно в ракурсе политики. Хочет этого кто-то или нет, так будет если не всегда, то очень долгое время, в зависимости от результата нашей деятельности и от состояния нашего самосознания.

Об Ашаршылыке я знаю не из книг – когда я рос книг и статей про это не было. Я знал обо всем с рассказов старшего поколения – дореволюционных аташек и апашек. Мой дед, Камал Кадыржанов, добирался до строительной площадки Балхашского медеплавильного комбината зимой 1932-го года, вначале «поезбен», потом «дрөвнимен», а потом пешком, зимой. Мы спрашивали его, а как вы в буран находили дорогу в степи? И он говорил, что по пирамидам трупов, которые складывали вдоль дороги.

Некоторые события этого страшного времени, рассказанные мне моей нагашы-апа, официально дочерью врага народа, вошли в мой роман «История про Хорошего и Доброго Парня». Особенно мне врезались в память эпизоды, когда на группу ошалевших от страха людей напали голодные дикие собаки, сбившиеся с волками в одну стаю, как в отряд продразверстки кто-то стрельнул из аула, а когда красноармейцы вошли в него с боем, выяснилось, что стреляли два истощенных подростка, защищая полностью вымерший аул… Их я тоже описал там. Много я слушал о письмах Сталину, что он, дескать не знает и надо ему сообщить о творящейся несправедливости, много об уничтоженных аулах, которые поднимали голодные бунты, за что были стерты с лица земли.  Да и за то, что вообще посмели написать такие письма. Слушал о восстаниях, об отважных банды и о жестоких и бесчеловечных кәмпеске.

Обсуждать это в советское время было запрещено, но всё равно в школе мы осмеливались спрашивать учителей, а как насчет правды? И в ответ слышали: «просто был голод, многие от него умирали, не только казахи. Ну, были определенные перегибы, но самое главное, что наша славная Коммунистическая партия нашла в себе силы и смогла осудить эти ошибки».

Ошибки?! Ошибки, это когда на домофоне вместо 45 набрал 44, это ошибка. Когда на трамвай другой сел и уехал в другую сторону, это ошибка. Но когда с такой ненавистью и оголтелым энтузиазмом уничтожается миллионы представителей целого народа – это не ошибка и никакой не перегиб. Это преступление перед человеком. И почему оно до сих пор не признано таковым – надо внимательно и последовательно разбираться в этом и не просто искать ответы, но и находить их.

Моя книга появилась много лет спустя, а тогда, в советском детстве, я спрашивал старших: «ата, апа, почему об этом никто не рассказывает в открытую?» Мне отвечали, сейчас не время, а вот, когда ты вырастешь, люди захотят знать правду и она станет достоянием людей.

И вот мне 54 года, нет уже большевистского режима, наша страна независимая, но я снова слышу те же сами прежние слова. Это был просто голод, ребята, давайте не будем драматизировать, это были ошибки и перегибы, не более того, забудем, едем дальше.

«Не политизировать» или что такое геноцид

Прежде чем искать ответ на вопрос, с чего это вдруг г-н Ашимбаев разразился такой просьбой, практически суицидальной для его репутации, давайте попробуем разобраться, что это вообще может значить в его понимании – не политизировать?

Прежде всего, речь идёт о том, чтобы не стремиться к тому, чтобы Ашаршылык был признан в качестве геноцида. Что ж, давайте попробуем разобраться в том, что такое геноцид, каков его правовой статус на сегодня и по каким параметрам мы можем считать Ашаршылык геноцидом, а по каким нет.

Путем несложного поиска вы выясните, что понятие «геноцид» появилось в научной литературе и в международном праве благодаря польскому юристу еврейского происхождения Рафаэлю Лемкину. Именно он является автором этого термина, а также автором проекта Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, принятой резолюцией 260 (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1948 года. В этой конвенции дано определение геноцида и признание его международным преступлением.

Следует обратить внимание на то, что Лемкин начал изучение этого вида массового насилия еще до войны в 1930-х годах, будучи свидетелем многочисленных еврейских погромов и истребления армян в Османской империи. Во многом именно благодаря научно-правовой деятельности Лемкина состоялось осуждение Холокоста, как преступления против человека, а также его всемирного признания в качестве классического примера геноцида.

Споры вокруг Ашаршылыка, является ли он классическим геноцидом или нет, ведутся в основном вокруг того, что, согласно Конвенции ООН, геноцид может быть направлен против национальных, этнических, расовых или религиозных групп. Именно это является основным аргументом противников определения Ашаршылыка в качестве геноцида. Дескать, «классового» или «политического» геноцида не существует в понятиях международного права, есть только национально-религиозный.

Их довод сводится к следующему – ни продразверстка 20-х годов, ни коллективизация в Казахстане 30-х не была направлена конкретно против казахов как этноса, а преследовала цели «переформатирования» их образа жизни во имя идеалов строительства нового социалистического общества. Эти кампании были направлены против имущих классов Степи и исключительно на экспроприацию имущества тех, кто эксплуатировал простых шаруа.

Далее приводится аргумент, что обе эти кампании не имели этнической окраски еще и потому, что осуществлялись при активной поддержке местных национальных активистов, поддерживавших Советскую власть и входивших в её структуры управления. Да и вообще, якобы был просто голод, годы джута и массового падежа скота. А в целом да, имелся ряд «перегибов и ошибок» …

Опять двадцать пять! Снова уже в ХХI-м веке эти перегибы да ошибки!

Ну, во-первых, в Конвенции ООН всё равно имеется четкое определение политики большевиков в Казахстане, как «предумышленного создания жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение группы». Своими продразвёрстками и коллективизацией сталинские большевики создали именно такие обстоятельства для кочевого уклада казахов, вследствие которых они не имели ни одного шанса к выживанию.

Что касается просто голода, вы, уважаемые, хотите сказать, что кочевники, тысячи лет сталкивавшиеся с холодными зимами и джутами, не нашли традиционных способов выжить в условиях именно того джута?  Именно этим навыкам их учили с детства в течение поколений конно-кочевой цивилизации, а тут они, видите ли, не справились. Стоит только почитать хроники и отчетность тех дней, где они описывают случаи, когда казахи пытались воспользоваться классическим способом спасения – откочевать в более благополучные края, и чем эти «благополучные» края им отвечали и кто там теперь с недавнего времени жил и возмущался, чего это они сюда прикочевали, бродят тут и попрошайничают.

Именно Степной край поразил голод, именно те области, где казахи жили в привычном животноводческом укладе. В результате большевистских экспериментов наш экономический базис сократился, согласно историческим документам на 86 % из них на 80 % благодаря «обобществлению». А при этом в общем по всему СССР было «обобществлено» только 33 % скота. То есть экономический уклад именно казахов был целенаправленно уничтожен на 80 процентов. Ничего себе «немножко перегнули»!

Вот тем умникам, которые не признают геноцидальной роли большевизма, я могу сказать, давайте я сейчас оставлю вам 6 % процентов всего, что вам сейчас лично принадлежит (столько скота в итоге оказалось в руках казахов в 1933-м году), и вы попробуете выжить, зимой, в степи, но при условии, что вам никто не будет помогать, но ещё и стрелять по вам, когда вы попытаетесь качать права. Слабо, теоретики?

Особенно меня раздражают такие людоедские возражения, типа «да мы и своих тоже голодом морили» или «не три миллиона, а два». Блин. Миллион это для них такая себе цена, простительная, за «высокие цели» сойдёт.

Проблемы теории и права

Тем не менее некоторая теоретическая и правовая недоговоренность в определении геноцида всё же существует, которая и позволяет людоедам современности не признавать очевидных преступлений против человечности. И если вы поинтересуетесь почему, то найдете вполне понятное объяснение этой недоговоренности.

Она существует потому, что текст Конвенции по предупреждению геноцида в его первой редакции включал в себя также убийства по политическим мотивам, но именно СССР отказался считать действия, направленные против групп, идентифицированных по политическим или социальным признакам, геноцидом. В результате политического и дипломатического компромисса эти критерии были исключены. Вот вам очень простое и доходчивое объяснение, почему многие народы сегодня не могут добиться правды и вынуждены терпеть издевательские мнения политических каннибалов всех мастей.

Есть и продолжение вопроса, но оно, как ни странно, уже не касается СССР. Рафаэль Лемкин не прекратил свое исследование геноцида и продолжал настаивать на том, что политический, классовый и великодержавный геноцид являются одной из самой реакционных и людоедских форм этого массового преступления против человечества. В 1953 году он написал работу, которая называется «Soviet Genocide in The Ukrainе», где он утверждает, что для того, чтобы уничтожить тот или иной этнос, необязательна тактика тотального уничтожения, достаточно было «проведение такой экономической политики, чтобы были уничтожены кулаки и независимые фермеры», а чтобы уничтожить основы этнической уникальности нужно было целенаправленно истреблять «интеллигенцию, священников и крестьян».

Лемкин считал, что под определение геноцида должны попасть такие деяния большевистской власти как уничтожение Ингерманландии, истребления Донского и Кубанского казачества, крымских татар и независимости балтийских республик. Также он призывал не использовать в качестве прикрытия идеологию того, что в рамках пролетарской солидарности и под маркой строительства «советского народа», лишенного какого-любо этнического разнообразия и не оправдывать ею уничтожение массы народов, обладавшим уникальным социально-экономическим укладом. Он продолжал бороться за то, что тема формулирования геноцида не закончена, и её нужно продолжать, пока не восторжествует справедливость.

Линия союзников

Защитники «стратегии большевиков» утверждают, что Компартия сама подвергла критике свои же собственные методы коллективизации. Однако статься Сталина «Головокружение от успехов» (от успехов, Карл!), вышла в 1930-м году и касалась в основном зерновой политики, в то время как «казахский вопрос» был впереди и касался в основном скотоводства, как основы нашего народного экономического уклада. То же самое касается Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах» от 20 февраля 1930 г. Все эти труды не имеют никакого отношения к процессу переосмысления того, что произошло в казахской степи с нашим народом.

Второй вехой в признании своих ошибок коммунисты считают разоблачительный доклад Н. С. Хрущёва на ХХ-м Съезде КПСС «О культе личности и его последствиях», в котором, якобы компартия покаялась за свои деяния и вышла из процесса десталинизации обновленной. Но это большое преувеличение. Да, в этом докладе речь шла о депортации народов СССР, но больше о том, что товарищ Сталин сформировал вокруг себя культ личности и этим нарушил «ленинские принципы». Доклад в большей степени был посвящен репрессиям в сталинском духе и знаменовал собой завершение этого периода в истории большевизма. Так или иначе полный текст закрытого доклада Хрущева так и остался неизвестным, так что на публичное покаяние он никак не тянет.

Ладно, это эпоха коммунистов. Новое постсоветское время создало такие замечательные прорывы, как принятие Россией законов «О реабилитации жертв политических репрессии» (1991) и «О реабилитации репрессированных народов» (1993), что само по себе является фундаментальными сдвигами в вопросах понимания и переоценки нашей общей истории в рамках Союза ССР. Казалось бы, мы вместе пойдём и дальше, но…

Но наиболее интересным и показательным моментом является то, что в 2007-м году, не в «ельцинскую», а в «путинскую» эпоху в России создается Федеральный список экстремистских материалов, в которую включена разнообразная литература экстремистского характера, включая и… статью Рафаэля Лемкина «Советский геноцид в Украине» под пунктом п. 4413! По какой-то причине еще в 2007-м году новые российские власти, которые вроде как вместе со всеми начали процесс избавления от тоталитарного идеологического наследия СССР, вдруг развернулись вспять.

Сегодня понятно, что тогда впереди была Крымская кампания и войны на постсоветском пространстве, на основе которых многие идеологические процессы в России стали объяснимыми.

Понятно и то, что в сегодняшние дни, наша «элита» призывает нас забыть о «политизации» Ашаршылыка исключительно под давлением Кремля и только потому, что она позволяет себе так марионеточно себя вести со своим народом. Ведь совершенно ясно прослеживается внешнеполитическая линия Москвы на противодействие росту влияния Турции в Центральной Азии и, в частности, в нашей стране.

За нас господин Лавров решает, есть ли у нас перспективы быть в Тюркском союзе или нет. Это Москвой нашим властям рекомендовано привлечь к судебным процессам в качестве «свирепых экстремистов-пантюркистов» кружок любителей отечественной истории. Это вполне в традициях большевизма научить нас тому, что у нас есть «внутренний враг» и с ним нужно бороться крайне жестоко. Очень уж обидно России, что в Закавказском конфликте Турция проявила себя в качестве эффективного союзника и решающего фактора победы для Азербайджана, а у второй армии мира даже не сработали легендарные «Искандеры».

Будто у нас самих головы нет, и мы сами неспособны определять для себя приоритеты, хотя… Ах да… они же судят по тому, как ведут себя наши сегодняшние власти и полагают, что у нас, как и у них работает аугсбургский принцип cujus regio, ejus religio – чья власть, того и вера. Ох как ошибаются кремлевские деятели, думая, что у наших властей есть свои киселевы-соловьевы.

У нас совершенно другая ситуация. Россия с нами может оказаться в положении Наполеона в Испании: испанские элиты убеждали Бонапарта, что вся страна поддерживает его и идеи революции, и он может легко пройти сквозь весь Пиренейский полуостров и достать своего врага – португальцев. Но нет, Император триумфально вошел в Испанию, но столкнулся с широчайшей народной партизанской герильей, просто потому что испанская элита понятия не имела чем живет и что думает народ Испании, и эта кампания стала сущим кошмаром для Бонапарта.

Будьте дальновиднее, ставьте на долгосрочные тренды и на наше достоинство, а не на временщиков и их позор. Вам же действительно нужен союзник, а не сиюминутный Труффальдино.

Так что слушать нашего босса верхней палаты мы не собираемся и будем продолжать политизировать вопрос Ашаршылыка совершенно определенно. Почему? Попытаюсь пояснить.

Миссия казахов

Многие опасаются, что вопрос признания геноцида казахов является для нас вопросом материально-экономическим. Так в основном думают потому, что осуждению Холокоста последовало принятие Соглашения о репарациях между Германией и Израилем, которые выплачивались Государству Израиль.

Мысли о репарациях часто звучат со стороны армянских активистов по отношению к Турции, слышны такие голоса и в Украине. Россия является официальным преемником СССР, и по этой причине она имеет все основания опасаться, что в случае признания геноцида тяжесть репараций упадёт на неё.

Но для казахов вопрос репараций не имеет значения. Более того, мы понимаем, что признание политического геноцида на уровне международных судов не будет иметь ретроактивной силы. И поэтому это должно быть сделано исключительно исходя из общечеловеческих ценностей. Не больше ни меньше, но ради всего человечества, и, само собой, на основе нашего достоинства и высокого самосознания.

Вот посудите сами. Идеология Конвенции ООН звучит как «предотвращение геноцида» впредь. Поэтому мы, казахи, считаем своей миссией перед всем человечеством довести до международного обоснования понимание того, что не удастся впредь никаким тоталитарным режимам прикрываться политической или экономической целесообразностью с той целью, чтобы подорвать социальный уклад того или иного народа, фактически уничтожив его, совершить преступление против человечности и продолжать жить без правового обвинения этого. Такого нельзя позволить ради будущих поколений.

Борьба за правовое формулирование геноцида продолжается, она далеко не завершена во имя человечества. На днях парламент Канады признал геноцидом обращение Китая с уйгурами, казахами в Синьцзяне. Пекин прикрывает свою деятельность тем, что пытается нивелировать любые этнические или религиозные особенности народов Синьцзяна и Внутренней Монголии, обосновывая для себя такую политику тем, что именно этническое разнообразие разрушило в свое время Советский Союз. На этом строятся соображения национальной безопасности современного Китая, но на этом не может зиждиться гуманистическое развитие человека и человечества. Никто, никакое государство, никакая политическая целесообразность не должна послужить основанием для преследования людей, репрессий по отношению к ним для их расчеловечивания, унижения их достоинства, стирания этнической самобытности ради какого бы то ни было соображения безопасности очередной коммунистической или какой другой правящей политической парии.

Поэтому мы, казахи, должны и будем политизировать свое понимание геноцида, поскольку речь не идёт о прошлом, а о будущем человечества. Мы знаем и помним, что это и как это. В этом, если хотите, наша миссия, которую мы будем исполнять, несмотря ни на что и несмотря ни на кого. И с нами в нашей миссии будут не только духи наших почивших предков, но и прекрасные, преданные идеям гуманизма люди из всех стран мира.

Путь в тысячу ли

Сегодня я открываю цикл статей, посвященной одному, чрезвычайно важному, на мой взгляд, направлению. Предлагаю вам немного отвлечься от «горячей» повестки дня в мире и в стране и бросить свой взгляд в прошлое. Но не просто в историю и её нарративы, а в политическую философию, как систему знаний о том, как исторически борьба за власть приводила человечество к войнам, революциям, реформам и той системе организации жизни, которую мы называем государством. И к чему этот всеобщий поток истории привёл нас, народ Казахстана, и продолжает вести в будущем.

Цикл такого рода не может быть коротким априори. Он будет представлять собой не просто ряд статей, но и будет стремиться продемонстрировать определённый исследовательский подход, поскольку многие его темы дадут нам непосредственное представление о том, чем и следствием чего является сегодняшняя «злоба дня».

Сегодня мы наблюдаем кризис базовых идеологий в мире, который может свидетельствовать о том, что человеческая раса стоит на пороге создания каких-то новых социально-политических отношений. В таких условиях не будет лишним понимать куда и к чему ход современной истории ведёт нашу страну.

Не будет лишним подвергнуть определенной ревизии наши представления, стереотипы и мифы о том, как строилось наше независимое государство, и к чему это привело не только с точки зрения соответствия национальным представлениям о легитимности, демократическим ценностям и свободам, но и в силу того места в общечеловеческой истории, которое мы занимаем сейчас. Попытаться понять, почему у нас получилось то, что получилось, не просто на уровне воплощения интересов той или иной группы людей, а с точки зрения того, было ли это неизбежным, логичным или всё-таки на определенном этапе мы упустили какие-то возможности. Чем изначально могла быть «идея страны Казахстан» и во что она вылилась в действительности.

В сущности, сегодня совокупное общественное сознание уже смогло сформулировать большинство подходов к оценке современного этапа казахстанской истории. Наши эксперты, ученые, политики, да и просто неравнодушные граждане определили и описали самые фундаментальные контуры её критического переосмысления. Тем не менее, до того, как этот поиск приведёт к реальному перелому в общественном сознании в целом, не только в умах общественности, но и в умах властей предержащих, необходимо продолжать не опускать перо исследователя и продолжать углублять эти знания о самих себе.

Не секрет, что многие представители моего поколения, чей трудовой стаж начался почти одновременно с приобретением Казахстаном независимости, считают, что главным ощущением от нашей новейшей истории является именно это чувство – «горечь от множества упущенных страной возможностей». Да, они вполне имеют право так рассуждать, потому что не просто наблюдали строительство нового государства, но и принимали в этом самое активное участие. И помнят все те водоразделы, когда поток истории направлялся не туда, куда подсказывали патриотизм и здравый смысл. Многие сегодня склонны даже вменять в вину этому поколению всё произошедшее, поскольку, видя эти «водоразделы», оно не нашло в себе силы сопротивляться тому, чтобы вода пошла по более чистому руслу.

Ок, ответственность поколений – это отдельная тема, к которой мы, возможно, вернемся на страницах ThePulse.kz. А пока снова верну ваше внимание к политической философии, как научной платформы понимания того, что же произошло с нашей страной и, главное, что логически должно из этого проистекать в будущем.

Три причины

В определенный период своей деятельности (в особенности на нивах политического консультирования, государственной службы и в политике) я пришёл к уверенности, что те знания о государственном строительстве, которые были мной приобретены благодаря образованию и во время длительной практики, необходимо не просто постоянно систематизировать, но и «держать в перманентном тонусе» и осуществлять это даже в те моменты жизни, когда возможности к исследовательской деятельности оказываются сильно ограниченными. И делать это нужно по следующим причинам.

Первой из них послужило понимание того, что наша страна неизбежно придёт к необходимости реформирования тех общественных отношений, которые сложились за период 30-ти лет независимого строительства. Уровень назревших проблем стал настолько высоким, что без реформаторского подхода стало невозможным «развязывание тех узлов», которые сложились уже в период новейшей истории Казахстана.

Второй причиной явилось понимание того, что наш путь пусть если и представляет собой некий уникальный опыт, но всё же является неотрывной частью тех процессов, которые происходят в мире. Благодаря тому, что Казахстан проводил активную политику вхождения в ряды глобальной цивилизации, после долгих лет политики «железного занавеса», мы стали неотъемлемой частью всех мировых процессов, которые происходят со всем человечеством.

Тем не менее, в сущности, мы во многом уникальны лишь для самих себя, и это нормально. Для остальных мы, возможно, просто экзотичны. Самое интересное то, что уникальность наиболее не предсказуема и не прогнозируема. Адаптивное сознание уже более системно, а референтное уже обладает высокой степенью прогнозируемости, но, увы, может повлечь за собой утерю идентичности. Ну, ладно, о формах сознания немного позднее.

Третья причина звучит следующим образом. Наша «тридцатилетка независимости» состоит из нескольких ключевых периодов, среди которых можно определить такие как: «постсоветский транзит»; период реформ; период стабилизации режима; период его кризиса; попытка осуществления транзита власти. Так вот в оценке этих периодов практически не существует какого-либо сводного опуса критической оценки результатов тех реформ, который проводил политический строй Нурсултана Назарбаева. За небольшим исключением, которое представляет собой в основном свод чисто политической критики.

Это во-многом произошло, во-первых, потому, что отчётность по исполнению этих реформ была в основном идеолого-пропагандистской, а значит уже запрограммированно позитивной. И, если честно, эту отчетность мы по-хорошему то никогда и не видели. За одной программой следовала другая, а возможность их критиковать всегда зависела от состояния политической конъюнктуры, сложившейся к тому конкретному времени. К несчастью, эта конъюнктура становилась с годами всё жестче, постепенно лишая нас возможности проведения сравнительного анализа и переосмысления сделанного.

Во-вторых, изучая такие направления как «реформы госслужбы», «история приватизации» и пр., а также свод научно-исследовательской литературы, исследующих реформы, я обнаружил, что в основном их описывают… те, кто собственно эти реформы разрабатывал и воплощал. Так что они естественным образом имеют панегирический характер, и, как правило, лишены всякого критического переосмысления. В качестве самокритики эти труды ограничиваются «отдельными ошибками и неудачами», но кардинальная линия сохраняет образ безупречной истинности, поскольку чаще всего еще и ссылается на безупречные поручения экс-президента, данные им в том или ином послании народу Казахстана.

Эти три причины приводят к мысли о том, что недостаточность понимания характера и необходимости реформ в прошлом, собственно, приводит к их отсутствию в настоящем. Обществом наблюдаются многочисленные симптомы, которые определены безошибочно, существует понимание диагнозов. Но предлагаемые методы лечения представляются зачастую лоскутными и, если честно, носят в основном хирургический характер. Часто они напоминают ожидание некой политической вакцины, что вакцина придёт и решит все вопросы.

Патриотизм обновления

В период написания своей дипломной работы во время учебы в Москве, в Институте стран Азии и Африки при МГУ, я рискнул и с одобрения моей светлой памяти научной руководительницы профессора Нинель Беловой, написал работу намного шире своей специальности. В результате на свет появилась работа, которая касалась не только исследования государственной структуры Исламской Республики Иран, но и тому, какие глобальные тенденции могли привести к тому, чтобы уже в новейшее время в мире произошла классическая антимонархическая революция 1979 года, являющаяся, на мой взгляд, одним из ключевых событий человеческой истории ХХ века.

Поскольку в нашем институте была принята практика, когда начиная со 2-го курса, студенты пишут курсовые работы по определенному периоду, мне удалось последовательно изучить вопросы революционных изменений, происходивших в различные исторические эпохи. И, соответственно, подойти к своей дипломной работе вполне последовательно.

Чем отличалось рабовладение у Ахеменидов от классического римского рабства? Как и за счет чего пришли к власти военные гвардейцы голямы и создали династию Газневидов? Что общего у них с переворотом таких же гвардейцев-мамлюков? Что такое сидячая демонстрация «бест» и почему власти не имели возможности разогнать её штурмом? Что общего между иранскими «энджуменами» и российскими «советами» в Конституционной революции 1905-11 гг.? Из чего был сформирован Национальный фонд в Иране после свержения шаха? Как создавался Корпус стражей исламской революции и пр. Самым важным в поисках ответов на данные вопросы оказался не просто исторический нарратив, а исследование участия государственного аппарата во всех этих процессах, роли «ключевого экономического интереса», который двигал теми или иными персонами или политическими течениями, а то и целыми армиями.

Эти исследования рождали следующие вопросы, на которые в советский период достаточно сложно было найти ответы, основываясь исключительно на марксистской точке зрения. По счастью востоковедение имело массу возможностей выходить за рамки марксистских догматов и, прикрываясь туманными понятиями «азиатский способ производства», «некапиталистический путь развития» или «третьемирское сознание» исследовать те пласты знаний, которые не всегда приветствовались в качестве образцовых для советского исследователя. Тоталитарный характер советской системы очень чутко следил за тем, чтобы безопасность исследований соблюдалась и не заводила слишком глубоко и далеко. Хотя именно в востоковедении было чрезвычайно трудно выставлять границы даже для студентов, которые штудировали не только классиков марксизма-ленинизма, но и имели представления об Артхашастре Каутильи, легизме Фацзя или о протокоммунистическом движении Сейида Али Мухаммада Баба.

Определённые возможности приоткрыл процесс «перестройки» и «гласности», поднявшие на поверхность возможность изучения проблем бюрократии и бюрократизма с менее догматических точек зрения. Это было вызвано тем, что львиная доля критики в тот период была посвящена именно чрезмерной бюрократизации советской социалистической государственной машины. Первоначально именно в ней пытались увидеть корень всех проблем, не касаясь фундаментальных основ социалистического режима. Даже вопросы взимания ренты от исполнения государственных функций преподносилось не в виде коррупции, а в форме систематического взяточничества, выдавая её за компенсацию за низкую заработную плату и уравнительные подходы к ней.

Однако проблемы бюрократизации не могли остановиться на ней лишь как на феномене простой канцелярской волокиты. Начиная задавать одни вопросы, невозможно было остановиться и не начинать задавать те, которые касались сущностной стороны общественного строя. Тем более, что в то время обсуждали не только критику настоящего, но и вопросы будущего.

Что является эффективным госуправлением, а что бюрократической диктатурой?  Чем отличается обыкновенное чиновничество или среднее звено управления от сложившегося режима бюрократического типа? Почему слово «бюрократизация» не является литературным оборотом, описывающим бумажно-документальную волокиту, а представляет собой один из краеугольных камней тоталитарных режимов? Более того как происходит то, что   бюрократизм превращается в паразитическую систему, при которой ни одна социальная страта, включая управляющие группы, неспособна ни достигать своих целей, ни эффективно защищать свои интересы? В какой момент государственное чиновничество превращается, по выражению М.Вебера, из прослойки, существующей для политики, в группу людей, целиком существующих за счёт политики? Когда та или иная государственная организация приводит к тотальной бюрократизации, когда различные слои частного и государственного чиновничества превращаются в мощнейшую социальную прослойку, которая по своей социальной силе становится сопоставимой с политическим классом? Почему тотальная системная коррупция и казнокрадство на всех уровнях становятся главной характеристикой этого общества?

Самое главное, что мне удалось увидеть в тот период сквозь исследование истории – это то, что за чрезмерной бюрократизацией всегда обязательно следует революционное изменение. Причём неважно, как оно приходит – от взрыва изнутри или извне, результат один и тот же. Происходит смена основных парадигм государственного развития, к которой нации оказываются либо готовы, либо нет. Неготовность может привести к социальной катастрофе, реализующейся в той или иной форме – от гражданской войны до утери независимости. Иным стечением политических закономерностей становилось появление на исторической арене великих реформаторов или изощрённых диктаторов.

Государственный аппарат в классическом «веберовском» восприятии часто играет основную консолидирующую роль нации, её ресурсов всех видов – от природных богатств до человеческого капитала. Выигрывает войны, берёт штурмом формации и новые рубежи развития, двигает технический прогресс и так далее. Но всё же – как  определить ту неуловимую грань, когда эффективный госаппарат превращается в насквозь бюрократизированный хлам, приводящий к неизбежной гибели целые нации? И как с этим справляться?

Все эти вопросы, конечно, не просто «повисали в воздухе» в виде абстрактных теорий. Для этого никак не хватало представлений о той роли государства, социальных страт и классов, о которых нам говорили Макс Вебер, Карл Маркс и Пьер Жозеф Прудон. В тот период времени история создавалась прямо на глазах, происходили тектонические сдвиги не только в мировой геополитике, но и в научной мысли.

Впоследствии, когда и прибыл в Казахстан, и поступил на службу в Министерство иностранных дел новой независимой страны, все эти исследования приобрели для меня новый смысл, более глубокий, не потому что был основан просто на любви к Родине, но на патриотизме обновления, патриотизме перерождения. На том, чувстве, которое позднее всё более и более уменьшалось, превращалась в свою полную противоположность, но которое в эти дни вновь теплится и набирает силу.

Именно поэтому, я приступаю к тому, чтобы капля за каплей вновь восстановить это мироощущение и наполнить его новыми смыслами уже сегодняшнего дня, уже теперешних поколений и всех, кто жаждет того, чтобы алчный огонь в глазах казахстанцев сменился на чистое пламя любви к обновленной Родине. Ведь по-прежнему, уже много лет спустя после крушения Советского Союза, нам предстоит стать на рельсы преобразований. И понятное дело, никого из граждан страны не может не волновать то, к чему эти рельсы нас приведут.

Тоталитаризм как геноцид идей

Нет ничего хуже исчезновения или планового истребления конкуренции идей в общественной мысли той или иной нации. В особенности, когда весь мир движим именно конкуренцией идей, когда именно на ней зиждется успех людей и государств.

На днях один из анонимных телеграмм-каналов опубликовал слух, что в недрах нашей любимой власти готовится некая законодательная норма о том, чтобы любая публичная критика политического наследия елбасы каралась бы уголовным наказанием чуть ли не сроком до 10 лет. Пока эта информация остаётся на уровне слуха, не более. Но осознавая то, каким духом наполнен сегодняшний законотворческий энтузиазм наших властей, можно с уверенностью предположить – именно анализ и изучение нашей новейшей истории за период 30-ти лет независимости – превратятся довольно скоро в настоящее поле сражения. Сражение за тот самый патриотизм обновления, о котором я написал выше.

Причём это будет не просто перепалка групп экспертов между собой в режиме хайпа. Будьте уверены, такой теоретический спор будет представлять собой весомую часть настоящей битвы за будущее. В особенности нужно учесть тот фактор, что защищать сложившееся понимание от попыток переосмысления будут не только политические властные круги, но и та самая группа чиновников и ученых, из кропотливых панегирических паззлов которых складывается сегодняшняя идеология. Те самые персоны, чей ученый и теоретический вклад смог реализоваться в основном потому, что он был осуществлён не для политики, а за счёт политики.

Тем более что имитация реформ всегда имеет в основе своей имитацию государства, на деле скрывающего свои черты fragile country, чья правящая группа при гигантском и тотальном материальном господстве совершенно не представляет себе своё будущее или живёт в прекрасном обаянии заблуждений, что оно у неё по какой-то неизвестной нам причине, есть. Когда старые общественные отношения отмирают, это всегда чувствуется в воздухе, даже на фоне свирепой угрозы их единственного оставшегося ресурса – тотального насилия, которое уже превратилось в нашу политическую визитную карточку на международной арене.

Так что начнем с того, что, следующую статью мы посвятим общественному договору и тому, в каком состоянии он пребывает в нашем обществе. Прогуляемся, так сказать, по первоосновам. Продолжим наш «путь в тысячу ли».

Общественный договор, в котором не договаривались

В последнее время в отечественном информационном пространстве всё чаще появляется тема Общественного договора (ОД) и его состояния в Казахстане.  По этому поводу можно высказать следующие мысли:

С одной стороны, эта тема является важнейшей буквально для каждого гражданина нашей страны. Ведь она влечет за собой задачу, чтобы любой казахстанец ясно представлял себе, в какой системе общественно-политических координат он находится, и к чему его ведёт окружающая действительность.

С другой – эксперты не раскрывают тему ОД должным образом, чтобы его обсуждение превратилось бы в важнейшую часть нашего с вами миропонимания и стало бы в общих чертах достоянием многих граждан нашей страны. Хотя именно из темы Общественного договора проистекает настоящее видение того, достаточные ли меры принимают сегодня президент и правящие группы, чтобы изменить жизнь наших граждан к лучшему. Являются ли эти меры полноценными реформами, и где основные критерии их полноценности или наоборот – поверхностности?

Постараюсь восполнить данный пробел, попытавшись некоторые излишние сложности этой темы изложить как можно более доступно, поскольку в этом и заключается одна из главных задач Просвещения.

Темой общественного договора я занялся, еще пребывая на студенческой скамье, и этому во многом способствовала эпоха перемен, развернувшаяся на всем пространстве СССР к концу 80-х, началу 90-х годов прошлого века.

Следует сказать, что в то время тема ОД была достоянием небольшого круга специалистов потому, что советская идеология полагала, что общественный договор не присущ социалистическому обществу. Считалось, что это феномен классового общества, а СССР к тому времени являлся «общенародным государством», согласно идеологии, начавшей формулироваться вместе с советской конституцией 1977-го года. До этого все конституции носили исключительно классовый характер, поскольку провозглашали то власть «пролетариата и крестьянства» (1918) то «власть трудящихся города и деревни» (1936). Вопрос общественного договора считался присущим буржуазным обществам, которые априори несправедливы, в силу их капиталистического способа производства.

К началу 90-х годов стало ясно, что в Советском Союзе несправедливость политического строя реализовалась своим собственным образом. Стало очевидным, что «общенародность» власти в СССР является исключительно идеологической фикцией. На деле в стране сформировался особый тип тоталитарного государственного капитализма, в котором вся власть и блага страны были сосредоточены в руках узкого корпоративного правления в лице Политбюро ЦК КПСС. Это стало результатом циклопически разросшегося влияния партийно-советско-хозяйственной бюрократии и абсолютно политически бесконтрольного, крайне репрессивного силового блока. Эта система управления сумела осуществить тотальное отчуждение человека от политических свобод и средств производства, что и привело государство к глубокому кризису.

Конечно, основным трендом постсоветских преобразований в тот период был переход к капитализму, эвфемизмом которого стало понятие «рыночные отношения». В целом это осуществлялось в рамках представления марксизма-ленинизма эпохи НЭПа о том, что один «способ производства» проиграл другому. Особенный упор делался неконкурентоспособность СССР в области потребления, на низкий уровень государственного сервиса, которые были возведены в целом в проблему социалистического стиля управления и отсутствия конкуренции как таковой во всех сферах общественной жизни.

Не стоит думать, что в тот период люди не представляли себе всех «прелестей» капиталистического строя. Для общества, которое ещё вчера было марксистским, это выглядит как абсолютный нонсенс. Пафос той эпохи строился прежде всего на процессе детоталитаризации сознания и, как следствие, политики и общественной жизни, в сторону демократических и гражданских свобод. Тогда именно это было главным императивом. «Рыночные отношения» стереотипно рассматривались в первое время как «прививка», способная излечить болезни общества того периода, прежде всего неэффективность общественно-экономических институтов.

Последующие изменения по своему масштабу преобразований трудно сравнить с «прививкой», поскольку они коснулись буквально всех сфер жизни государств постсоветского пространства. И сегодня известно, что они привели к возникновению столь разных, но во многом подобных друг другу государств, и это произошло за счёт формирования у новых наций референтного сознания.

Как к современной ситуации привели складывающиеся тогда формы и типы сознания, мы поговорим в другой раз. Статья об этом уже готовится, сейчас же вернемся к тому, что тогда вопросы поиска новых моделей развития неизбежно приводили к теме Общественного договора.

В период своей работы на госслужбе я написал ряд докладов для руководства страны, которые сформировали общий цикл под названием «Власть и Общество». Сегодня по ним интересно проследить то, как постепенно разрушался общественный договор в стране, ширился разрыв между властью предержащей и народом, постепенно превращаясь в пропасть.

Позднее, в одном из своих интервью я заявил, что Общественный договор между властью и народом в Казахстане является односторонне разорванным. Многие отечественные эксперты и политики выразили полное согласие с этим тезисом. Но наблюдение за общественной мыслью показало, что глубину и трагичность этого заявления не совсем осознают широкие круги населения, и, что хуже – этого не жалеют понимать и на Левом берегу в Астане.

Результатом является одно из самых главных политических разногласий текущего периода между властью и обществом. Оно выражено в непризнании народом того, что в эти дни осуществляет власть под видом реформ, считая реформы «по-токаевски» исключительно косметическими мерами. Эти меры никак не наполнены реформаторской сущностью, не потому что не переворачивают весь существующий политический уклад с ног на голову, а потому что не видят сути, главных смысловых маршрутов того типа реформ, которые востребованы сегодня.

Не совсем согласен с оценками некоторых персон, что власти всё видят, всё понимают, и проводят осмысленную политику по тому, чтобы реформы не были осуществлены. Это не совсем так. Негативная селекция, которая из года в год формировала нашу квази-элиту давно работает в таком ключе – важно выдать публике прекрасно подготовленные и грамотно сформулированные декларации в виде различных программ «ста или полста шагов», пятилеток до какого-нибудь года или эффектно написанного послания. При этом отнюдь не ставится задача превратить эти декларации в реальность, а тем более впоследствии отчитаться по ним перед лицом нации. Это касается не только официальных программ, но и таких чудовищно затратных дел как ЭКСПО-2017, которые оказались исключительно дорогими для народа имиджевыми программами, так и оставшимися на уровне деклараций.

Если бы Власти действительно видели те смысловые маршруты и их сложившуюся в последнее время крайнюю необходимость, они смогли бы разглядеть и версии реальных смысловых реформ, не доводя исторический процесс до социальной катастрофы. Просто потому, что это единственный маршрут здравомыслия, и он исходит из исторической логики. А как известно, в ходе истории проигрывают именно те, кто действует ей вопреки.

Сегодня именно расторжение Общественного договора являет собой главный смысл, вокруг которого должен структурироваться любой реформаторский путь. Постараюсь выразить максимально доступно, почему это так. Именно этот акт разрыва сделал невозможным любой консервативный маршрут развития в стране. Консерватизму пришёл идейный конец, осталась только махровая реакция, роль которой открыто сведена к торможению прогресса того, что мы называем общенациональной «идеей Казахстан».

Народ – единственный источник власти

Без азов не обойтись. Теория Общественного договора представляет собой одно из старейших политико-правовых учений, основу которого заложили еще в Эпоху Просвещения такие философы как Томас Гоббс, Джон Локк и Жан-Жак Руссо. Последний, собственно, считается автором выражения «Contrat social». Это, собственно, и является названием его magnum opus.

Учение об ОД восходит к античности, как и в общем теория государства. К примеру, во второй книге «Государство» Платона, написанной в форме диалогов, его брат Главкон приходит к ключевому умозаключению, что происхождение «справедливых» законов заключено в наличии некого договора, который позволил бы «избегать конфликтных ситуаций» в политике государства. Государство при этом не должно представлять собой только реализацию государем своего «божественного предназначения». Демокрит полагал, что основой общественных отношений провозглашается правовая база законов, призванных не только ограничить членов общества в поступках, но и вовлечь в процесс создания общих правил как можно большее количество людей.

Идеи общественного договора получили свое развитие и в Средние века. Так в книге «Сиясат наме» Низам аль-Молька повсеместно говорится о дуальной основе госуправления в виде «государственной справедливости» или «права на восстание», а также о том, что причиной социальной смуты в государстве является несправедливое правление и пренебрежение государем своих прямых обязанностей перед народом.

В Китае эпохи Тан (VII-X вв.) была создана система государственных экзаменов для простолюдинов, стремящихся поступить на государственную службу. Это первый известный случай в истории создания практики социальных лифтов.

Англичане считают, что Magna Carta Libertatum (Великая хартия вольностей) представляет собой один из старейших примеров социального контракта в истории. Учитывая то, что некоторые её положения до сих пор входят в некодифицированную британскую конституцию, с этим можно согласиться. Magna Carta не только определила в ту эпоху свод правил политической жизни английского общества, но и сыграла впоследствии, в период Английской буржуазной революции, роль символа политической свободы в борьбе против королевского деспотизма.

Однако главный смысл ОД, структурирующий взаимоотношения в современных обществах, вышел на арену вместе с Конституциями США 1787 г. и Франции 1791 г. В них «народ» и «нация» определены в качестве единственного источника власти. Преамбула к американской Конституции провозглашает известное всем “We the People…”, а французская утверждает, что «единая, нераздельная, неотчуждаемая и неотъемлемая» власть принадлежит нации, и все иные виды власти делегируются нацией.

Так человечеством был сформулирован один из ключевых смыслов Общественного договора – то, что единственным источником власти является народ. Таким же образом единственный источник власти сформулирован и в нынешней Конституции Казахстана в Статье 3, п.1.

В истории человечества произошла фундаментальная смена парадигмы происхождения власти. Во времена древности верховный правитель часто являлся богом по официальной традиции. Такими монархами были древнеегипетские фараоны, являвшиеся сынами Гора, китайские императоры, считавшиеся Сынами Неба. В Юго-Восточной Азии существовала концепция дэвараджа, настаивающая на божественности сущности царей. В Древнем Риме начиная с Октавиана Августа императоры должны были почитаться равными олимпийским богам.

В Средние века на смену культа обожествления монархов пришла концепция «богоизбранности» царей, которая в дальнейшем складывалась не просто как система взглядов, а ни больше, ни меньше, как правовой статус монарших фамилий, юридическое обоснование их правления. К наиболее классическим можно отнести понятие «Божественного права королей» в Англии и «Великого ярлыка Тенгри», выданного Вечным Синим Небом Чингисхану и его потомкам.

Однако формулирование народа, нации в качестве источника власти представляет собой одну из самых значительных вех в истории государства. Соответственно, утеря этой ценности у целых наций в современном мире может вполне полноценно считаться выпадением из общечеловеческой цивилизации и его основной канвы исторического развития.

Принципы делегирования

Здесь мы не касаемся идеологий, отрицающих государство в качестве необходимого института самоорганизации человека. Понятное дело, в мире существует масса учений, не считающих объединение людей в государства обязательным. Это анархисты и минархисты, сторонники «общинного социализма» и, в конце концов, классические коммунисты. Примем в качестве данности то, что на сегодняшний день именно национальные государства являются не только основной единицей мировой геополитики, но и представляют собой систему ценностного самовыражения подавляющего большинства народов Земли.

Любой критически настроенный человек может заявить, что в истории человечества, несмотря на декларации, в реальности власть народу никогда не принадлежала.  Она всегда сосредотачивалась в руках тех, кого, отбрасывая классовую теорию, принято называть «элитами». И будет, несомненно, прав, поскольку это является неизбежным признаком такого института как государство. Именно по этой причине (старшее поколение помнит и прекрасно изучило этот вопрос) коммунисты утверждали, что реальная социальная справедливость будет достигнута лишь тогда, когда человечество сможет упразднить из своей истории такой институт как государство, основной характеристикой которого является согласно М.Веберу монополия на легитимное насилие. Кстати, не только внутри, но и, как подтверждает история, вовне.

Однако способы получения власти теми или иными элитами являются разными. Хотя, в сущности, их два – узурпация и делегирование. Это две основные современные формы отчуждения власти у народа. С первым, я думаю, всё более или менее ясно. Что представляет собой второе?

Отчуждение, или как принято в политология права, алиенация – это и есть система взаимоотношений в обществе, на основе которых происходит добровольное делегирование власти от народа к отдельным его представителям. Признание этого процесса справедливым, собственно, и представляет собой то, что мы называем Общественным договором.

Первоначально понятие алиенации имело исключительно негативную окраску, поскольку речь шла о превращении народа из субъекта в объект воздействия. Однако с развитием институтов представительной демократии алиенацию из состояния принуждения удалось перевести в договорный режим, в стадию социального контракта. Мы не берем здесь полное философское содержание преставления об отчуждении, а рассмотрим лишь его политологические смыслы. Просто поскольку общая философская платформа неизбежно приведёт нас к вопросам кризиса капитализма как человеческой формации в целом, и этот диспут просто уведёт нас в сторону от реалий, в которых мы живём в настоящий момент.

Где в нашей жизни можно рассмотреть реализацию этой системы делегирования? Прежде всего в избирательной системе. Первым признаком того, является ли система делегирования во власть в стране справедливой или нет, является отношение и восприятие народом существующей избирательной системы. Поскольку именно посредством её люди приходят во власть и получают в руки право распоряжения нашим настоящим и будущим.

Это главная ценность любого нациестроительства от России до Соединенных Штатов – действительно ли вы открыто и справедливо делегировали людей во власть и передали им право управлять своим настоящим и будущим? Что произошло в результате той или иной избирательной кампании – справедливое делегирование или узурпация? Это на сегодняшний день один из важнейших вопросов, которые задают себе различные нации и государства во всем мире – от Мьянмы до Беларуси, и делается это практически в едином ценностном ключе. Это уже почерк человеческой цивилизации сегодняшнего дня.

Следует заметить, что избирательная система оценивается не только чистотой, прозрачностью и справедливостью выборов, но и списком тех ключевых должностей, которые подлежат выбору населения. Неизбранная, назначаемая высокая чиновническая должность априори содержит в себе определенный вес несправедливости процесса делегирования, а в случае отсутствия её отчетности перед народом как носителем власти, наполняется и узурпационным содержанием. Ситуация становится катастрофической, когда неизбираемые должности ещё и выпадают из единой с народом системы этических и нравственных ценностей.

В такой ситуации чем уже список выбираемых должностей, тем больше историческая ответственность на тех, кого избрали. По этой причине за все, что происходит в стране от поступков мелкого клерка до эффективности крупного кластера – практически полную историческую ответственность несут на себе персонально лидеры авторитарных и тоталитарных режимов.

Естественно, одним из самых ключевых параметров справедливой избирательной системы является и то, есть равные ли права у граждан в возможностях не только избирать, но и быть избранным? Если между гражданином и таким классическим выборным институтом как парламент создаются механизмы фильтрации в виде обязательного членства не просто в партии, но и в одобренной партии, то это говорит лишь об одном – о намеренной узурпации статуса источника власти от огромной группы народа.

На основании вышесказанного можно сделать вывод, что любая настоящая реформа или модернизация невозможны без приведения системы делегирования в цивилизованный вид, без придания избирательной системе страны справедливого восприятия её народом. Это стартовая позиция реформ любого общества, а не конечное. Если хотите, начало всех начал.

Нежелание признавать это и недеяние в этом направлении может означать лишь одно: «элитами» преследуется единственная цель – сохранение в нашем социальном контракте отношений узурпации, а не справедливого делегирования. А это главный вопрос, без которого остальные преобразования представляют собой лишь декорационный фон изменений, но не более. И они тем более не тянут на понятие реформы как таковой. Потому что базовым, фундаментальным социально-политическим вопросом является не то, что осуществляет тот или иной руководитель, а прежде всего то, по какому праву он это делает – и этот вопрос всегда будет оставаться первичным, пока в стране нет избирательной системы, отвечающей сегодняшними представлениями народа о справедливости.

«Справедливо» или «по закону» – есть ли разница?

Ответ на этот вопрос лежит в плоскости понимания того, чем отличаются между собой естественное и позитивное право.

Позитивным правом является тот свод законов, который существует сегодня в том или ином государстве, и которому должны подчиняться граждане этой страны. Естественное право является более сложным философским понятием. Оно отражает то, что любой представитель человеческого рода обладает рядом неотъемлемых прав, представлений о справедливости, разумности и нравственности, которые, собственно, и формируют из него человека. В определенной степени естественное право представляется общечеловеческим, но может отличаться у разных народов, даже если их законодательства являются одинаковыми.

Считается, что при осуществлении законотворческой деятельности представители народа должны прежде всего руководствоваться представлениями о воззрениях своего народа именно на естественное право. Оно обязано быть основным ориентиром при поиске справедливых решений – это сохраняет нравственное начало нации.

Очевидно, что именно на этом различии двух областей права строятся два дуализма в теории Общественного договора.

Первый из них состоит в антитезе – «Общественный договор» либо «Право на восстание». Содержание этой антитезы, по-моему, очевидно: у любой власти есть два маршрута – либо создание в стране Общественного договора, отвечающего представлениям народа о естественном праве, либо народ признает то, что данная «элита» не справилась с этой задачей, и тогда начинает работать его право на возврат себе власти, а затем её переделегировать. Односторонний разрыв ОД может говорить о том, что власть стоит на открытых экстремистских позициях по отношению к своему народу и намеренно ставит его на грань права на восстание.

О праве на восстание я часто писал в предыдущих публикациях, отмечу только, согласно конституциям некоторых стран, оно является не только правом, но и вменена в обязанность народу – реализовать его в случае тирании.

История говорит, что возврат мандата на правление может быть осуществлён тремя основными способами – революцией, реформами и свержением правящей элиты извне, после утери ею полной национальной идентичности. Таким образом вопрос оттачивания идентичности чаще всего стоит не перед народом (который и является её историческим носителем), а скорее перед элитами, которые в определённый момент эту национальную идентичность по каким-то причинам утеряли.

Вопрос обрушения общественного договора всегда приводил к серьёзным кризисным явлениям и, как следствие, к существенному геополитическому ослаблению государства. Что в свою очередь могло привести к его полному падению под внешними ударами. А уж инструментов внешней смены элиты много – смещение династий, экспорт революции, утеря независимости и прочая.

В античные времена право на восстание (jus resistendi) именовалось как «тираноубийство». В ту эпоху, как и в Средневековье, представления о власти сводилось к личности монарха и его соответствия представлениям его народа о естественном праве.

Основным явлением, подтверждающим, что обратной стороной разрушения ОД является реализация права на восстание, стали многочисленные революционные движения, в особенности начала ХХ века, которые привели к переучреждениям государств. А следовательно, к витку заключения новых общественных договоров по миру – от гибели российской монархии до возникновения Турецкой республики.

Послевоенный период ХХ века характеризуется ещё одной волной переучреждения государств из-за массового крушения колониальных империй, освобождения стран Азии и Африки. Освободившиеся страны стали на путь поиска своих моделей справедливого государства и собственных представлений о легитимности той или иной политической системы. Это происходило в условиях «холодной войны», когда выбор пост-колониальных стран стоял между двумя системами – социалистической и капиталистической. Те, что исходя из убеждений или практического опыта не выбирали ни тот, ни другой, сформировались в мировое движение Неприсоединения или Третий мир.

Конец ХХ века привнес в теорию ОД новое явление – переучреждение государств социалистического лагеря и теорию «конца истории» Фукуямы. Первое характеризовалось тем, что третий мир наблюдал за тем, как постсоветские страны осуществляют переход «от одной крупной общественно-экономической формации к другой». Второе провозглашало то, что существует единственный рецепт справедливого государства и ОД, основанных на либерально-демократических ценностях, справедливо одержавших победу над всеми остальными типами государств. Оба восприятия оказались неверными.

XXI век продемонстрировал в полной мере, что никакой специфики постсоветских стран нет, а они прошли такой же типичный путь пост-колониальных обществ, осуществляемый на основе первоначального накопления капитала в условиях «дикого капитализма», переформатирования элит, компрадорского характера буржуазии, основанного на ее альянсе с мировыми транснациональными корпорациями. Постсоветский феномен не создал новых моделей общественного договора, а сам регион перешел в стадию пересмотров социальных контрактов, возникших во время крушения СССР.

Именно об этом нам ежедневно сообщают в новостях, что на огромном постсоветском пространстве происходят схожие процессы, и их нельзя охарактеризовать простой сменой элит. Мы можем наблюдать тотальное недовольство тем, как повели себя элиты, которым делегировали право на строительство справедливого общества народы бывшего СССР.

Не подтвердилось и понимание Фукуямы о том, что найдена единственная справедливая модель государственного устройства, основанная на представительной демократии и на либерально-демократических ценностях. Уже в следующих десятилетиях мировую систему охватил кризис именно политического характера, поскольку новый миропорядок так и не смог ответить на общечеловеческие представления о естественной справедливости. Более того, кризис либеральных доктрин позволил паразитировать откровенно диктаторским режимам, которые использовали его в том, чтобы еще больше закабалить свои нации.

Второй дуализм Общественного договора

У общественного договора существует формализованная сторона, которая отражена в позитивном праве, которое в свою очередь закрепляется в Конституции. Так же мы можем видеть, что существует и неформализованная сторона, базирующаяся на естественном праве. Помимо представлений о нравственности и справедливости, исторически сложившихся у нашего народа, она позволяет увидеть те задачи, которые выполняет тот или иной свод законов в данный исторический период. Неформализованная сторона даёт возможность увидеть любую правовую систему как бы со стороны, с точки зрения её общеисторической и цивилизационной ценности.

Эксперты в области философии права сходятся во мнении, что конституции большинства постсоветских стран были призваны на первом этапе осуществить первоначальное накопление капитала, а на текущем – законсервировать его результаты. Таким образом, имея дело с нашей сегодняшней конституцией и её нормами, мы должны чётко представлять себе основной источник тех норм, которые в неё закладывались, те принципы, по которым осуществляется и продолжает осуществляться отчуждение всех видов власти у нашего народа.

Процессам отчуждения должен обязательно сопутствовать процесс правовой деалиенации. То есть частичного возврата власти её источнику в виде прав и свобод.

В первую очередь это ограничение вмешательства государства на различные аспекты жизни людей. Сегодня мы видим, что в нашем обществе происходит абсолютно противоположное. Взгляды мыслителей Франкфуртской школы еще в 60-е годы утверждавших, что тоталитаризм — это практика стирания грани между приватным и публичным существованием, и не подозревали, в какой тоталитаризм может вести за собой общество без общественного договора, в руки которого, плюс ко всему, попадает весь современный арсенал кибертехнологий.

Деалиенация невозможна без роста активности граждан в политической и общественной жизни, поскольку умение делегировать – это не только уметь грамотно передать власть чиновничеству, это еще и умение делегировать тем, кто отражает и альтернативную позицию нынешней системе отчуждения. Иными словами, выдвигать из своих рядов лидеров не только власти, но и оппозиции. Сегодня эта гражданская функция явно атрофирована в силу множества причин. Неумение делегировать никого никуда – это уж явно выглядит как самоубийственный путь.

Самым интересным в исследовании правовой алиенации является то, что расширение отчуждения у граждан приводит не только правовой нигилизм и аномия, но и создается атмосфера «практического неисполнения закона», когда на разных уровнях общества формируется отрицание исполнения законодательных норм. Тем более не может быть и речи о добровольной поддержки законодательных норм. Отрицание всего, bellum omnium contra omnes, которая часто приписывается нигилизму социальных сетей, на деле является одним из признаков того, что общественный договор в стране фактически не существует, и граждане в своих поисках справедливости предоставлены каждый самому себе. Но более важным является то, что проведение в жизнь любой нормы государство вынуждено осуществлять исключительно репрессивным способом, который очень быстро превращается в общий стиль управления. А в конце силовые органы полностью начинают заменять собой исполнительную власть.

Мы уже совершенно ясно понимаем, в чью пользу сработал тот тип социального контракта, который сформировался в Казахстане в годы независимости и просуществовал без малого 30 лет. Определённо такая ситуация приведёт к тому, что общественный договор в нашей стране наиболее вероятно будет изменён извне, только по той причине, что этого не может сделать ни носитель суверенитета самостоятельно, ни те, в чьих руках формальная власть И сегодня гражданская активность выглядит таким образом, что такой сценарий становится наиболее неизбежным.

Современные мировые процессы свидетельствуют о том, что в течение всей истории теория Общественного договора из области философских воззрений в последние годы перешла в плоскость практических решений. Это стало возможным только благодаря расширению участия граждан в представительных органах, революциям и национально-освободительным движениям, приведшим к свержению некоторых колониальных режимов. Можно ли добиться этого в наших условиях, когда вместо того, чтобы восстановить делегирование власти от народа народным избранникам в стране продолжают плодиться параллельные институты, не отягощенные никакими полномочиями типа общественных советов, НСОДов, межпартийных советов и прочих симулякров ОД? Даже средневековому Низам аль-Мольку, которого считают своеобразным Макиавелли Востока, было ясно, что государь не имеет права будучи «беспечным к своему делу и народу» передавать свои обязанности кому-либо. То есть этого не позволялось даже «богоизбранным» – почему  позволено каким-то бюрократам?

Характер тех изменений, который происходит между властью и обществом представляет собой массу инициатив и мер, которые не просто не говорят о развитии и прогрессе в нашем обществе. Они скорее свидетельствуют о глубокой стагнации не политической, а нормальной, обыкновенной жизни гражданина страны и его взаимоотношений с государством, которые в результате кризиса становится всё более и более враждебными из-за того способа принятия решений, который сложился в нём за многие годы.  Не случайно одним из массовых явлений такого управления является тотальный кризис института семьи, её материального благополучия и социального самочувствия. Экономику подавляющего числа семей, вопреки стереотипу, разрушила не пандемия, а именно существующее состояние управления и общественных отношений в стране.

Так что следующая историческая «идея Казахстан» просто не в силах выжить в прежних условиях. Спрос же на новые представляется сегодня запредельным. Кто же сможет ответить на этот вызов?

Реставрация республики

В предыдущей публикации мы углубились в понимание того, что такое Общественный договор, и в каком состоянии он пребывает в нашей стране. Это понимание даёт нам четкое представление о том, что такое настоящая реформа, а что является мелкими политическими маневрами, целью которых является именно то, чтобы такая реформа не осуществлялась.

Состояние дел в институтах представительной демократии, а также то положение, в котором пребывает народ как единственный и конституционный источник власти в стране, говорят о том, что сегодняшняя действительность значительно отличается от того, какой смысл вкладывался первоначально в так называемую «идею Казахстан» в первые годы независимости, и куда завели нас те, кто провозгласил себя «новой национальной элитой». Мы отчетливо видим, что прежде всего объем необходимых изменений сегодня можно определить не больше не меньше, как необходимость реставрации республиканского строя, который оказался за годы новейшей истории практически ликвидированным.

Полное обрушение выборной системы, тотальное недоверие к любым официальным инициативам, отсутствие социальной справедливости и искажение социальных лифтов говорят о тотальном обрушении общественного договора в тех институтах, которые представляют собой классические столпы Республики. Остались лишь их внешние признаки, которые начисто лишены республиканского, демократического содержания, отражавшего бы статус и интересы народа страны как источника власти.

Где проявляется Общественный договор, в каком поле реализуются его основные парадигмы и функции?  В общем и целом, это поле называется политикой, в рамках которой осуществляется взаимоотношения элит и граждан, а также формируются институты власти и государства как такового. Именно по этой причине лозунг, провозглашенный в своё время президентом Назарбаевым «вначале экономика, а потом политика», уже содержит в себе принципы отстранения граждан от участия в Общественном договоре, а главное от управления государством. Именно в рамках этого лозунга произошло отчуждение власти у народа в пользу тех, кому она принадлежит до сих пор. Именно под этим лозунгом в нашей стране была упразднена Республика.

Однако каждое поле, в котором отражаются главные принципы существующих общественных отношений, обладают каждое своим отдельным функциональным пространством. На мой взгляд следует каждое из них очертить в отдельности и понять то, что составляет их главную проблематику.

Эксперты по-разному определяют количество основных функциональных полей общественного договора. На некоторые из них существует различие во взглядах, поскольку не все из них обладают выраженными чертами делегирования и отчуждения власти. В этой публикации их семь.

Поле первое. Избирательная система.

Его мы, в принципе, сумели подробно проанализировать в прошлой статье. Это основное поле, вокруг которого строится представление о существовании в том или ином социуме Общественного договора и о легитимности представительных институтов власти. Понятное дело, что под легитимностью мы не подразумеваем соответствие позитивному праву, поскольку это право создается властями. Речь идёт о соответствии естественным представлениям граждан о том справедливо избран тот или ной орган власти или нет.

Именно через избирательную систему осуществляются основные процессы делегирования власти от его источника. При этом ключевую роль играет не столько само содержание выборного законодательства, но в большей степени разрыв между его декларированным и реальным состоянием.

Доверие к системе представительства граждан лежит в основе любого Общественного договора. А потеря его является одним из первых факторов, которые неизбежно ставят гражданское общество перед задачей смены общественных отношений.

Как мы видим из событий современной истории с полной потери доверия к избирательной системе начинаются многие революционные движения и переход народа с желания договариваться и находить компромиссы к использованию права на восстание.

В Казахстане за всю историю независимого развития ни одни выборы не просто не признаны международным сообществом, но и общественным сознанием. По этой причине восстановление республиканского строя неизбежно необходимо начинать именно с этого функционального поля общественного договора. Прежде всего по той причине, что низкая легитимность никогда не была и не будет надёжной основой для успешного осуществления таких политических кампаний, к примеру, как легитимный транзит.

Поле второе. Правовое.

Вторым по значимости полем существования ОД является правовое, а именно состояние Конституции, законов и того, насколько власти предержащие сами придерживаются тех законов, которые они издали. Свод законов не просто упорядочивает отношения власти и общества, но и предоставляет гарантии в соблюдении прав, свобод и норм безопасности для граждан.

На примере Казахстана можно наблюдать еще один слой нарушений публичного общественного договора – это манипулирование с позитивным правом, с Конституцией. Законодательная система выстроена так, что законы и подзаконные акты напрямую могут противоречить букве Конституции, а значит одной из основных норм Общественного договора. Граждане при этом лишены возможности доказать это, поскольку поражены в правах на уровне Конституционного Совета, который не является Конституционным судом – органом, где вы могли бы отстоять свои права согласно букве Конституции.

Здесь мы можем наблюдать главное качество казахстанской правовой системы – доминирование неформальных отношений над правовыми. Причём в целях распределения властного и экономического ресурса действует в основном закрытая неформальная структура принятия решений. А правовая платформа существует для широкой общественности с целью её подчинения и консервации вдали от участия в управлении государством.

Такое противоречие поддерживается за счёт гигантского количества квази-общественных структур, которые с правовой точки зрения могут иметь форму партий, НПО или государственных СМИ, а на деле представляют собой часть бюрократической исполнительной вертикали со строгими субординационными требованиями внутри.

Но основной упор в сохранении сложившейся системы играет блок силовых ведомств, которые приобрёл яркие черты масштабных репрессивных инструментов, не ограниченных на деле никакими правовыми нормами, а скорее являющийся воплощением внеформального исполнения политики в стране.

Именно наличие такого типа режимов, как наш, и позволяет говорить о том, что общественный договор не может ограничиваться исключительно рамками конституций, как основного документа, определяющего главные «правила игры» в стране, только по той причине, что конституции могут являться прикрытием того, что под республиканским обличием скрываются отношения совершенно иного цивилизационного характера.

Поле третье. Система наказаний за нарушение Общественного договора.

В узком ключе это определяется в виде системы наказаний, которые выносит суд, призванный стоять на страже исполнения ОД всеми участниками без исключения.

В этом поле существует два основополагающих подхода. Первым из них является принцип равенства всех перед законом. Это одна из ключевых первооснов республиканского строя.

Вторым подходом являются представлении о том, что выносимые наказания за нарушения «правил» носят справедливый, заслуженный и достаточный (сбалансированный) характер. Сюда входит и понимание правомерности и неправомерности смертной казни, наказательный или перевоспитательный характер пенитенциарной системы, грани между жестокостью и достаточностью возмездия и т. п.

Сегодня мы видим дискредитированную судебную систему в Казахстане, которая в глазах граждан не представляется институтом отправления справедливости, и это неоднократно признается на уровне официальных выступлений руководителей страны. Речь не идёт только о приговорах политического характера, среди которых не то, чтобы преобладают, но даже подавляюще доминируют приговоры, основанные на неформальных политических правилах.

Подразумеваются процессы граждан против государства, против банков, против силовиков. Здесь у казахстанских судов сложился устойчивый имидж ветви власти, полностью зависимой от правящей «элиты» страны, её политической воли и экономических интересов. Исходя из этого суд является частью системы политических репрессий, инструментом, которые не позволяет ОД реализоваться в стране именно в форме договора, где бы существовали две полноценные стороны, а не одна доминирующая политическая воля.

В то же время сфера нарушений ОД в философском видении представляется гораздо шире функций судов и системы наказаний.

К этой же сфере относится и такой горизонтальный срез общественных отношений как правосознание. Оно отличается от правовой системы тем, что предусматривает следование граждан правовым нормам не только по принуждению, но и добровольно и инициативно. Это происходит не тогда, когда граждане действительно искренне доверяют своему государству, но и признают то, что оно стоит с ним на одной платформе ценностей.

Как правило, высокий уровень правосознания не присущ постсоветским обществам, в которых еще со времен СССР существует в остаточной форме тотальное отрицание сотрудничества с полицией, активного отношения к гражданскому долгу. Источники этого явления можно равно найти как в «модусе операнди» полиции, так и в образе мышления граждан. Однако результат состояния остается на поверхности – у нас правоохранительные органы и граждане чаще всего находятся по разным сторонам социальной стены. Таки образом, уровень правосознания в определенной степени представляет собой ментальную реакцию на то, твоё это государство, способен ли ты ему содействовать, или оно по каким-то причинам воспринимается чужим.

Четвертое поле. Социальные лифты.

Следующей важнейшей сферой, в которой реализуются развитие или изменения Общественного договора являются принципы социального роста. Речь идет не только о продвижении по чиновничьей лестнице, а в общих принципах существования социальных лифтов в обществе. Сюда входят: принципы обогащения, карьерного роста, творческой славы, научного авторитета и критерии к параметрам популярности в той или иной форме.

Этот поле также содержит две основные парадигмы – право на плоды собственного труда и предприимчивости, а также права на долю в совокупном национальном богатстве.

Очевидно, что это один из самых сложных и многоплановых пластов отношений, поскольку охватывает чрезвычайно широкие понятия, начиная с неприкосновенности частной собственности, бизнес-климата в стране, заканчивая представлениями о функционировании таких сложных систем, как пенсионная, банковская, бесплатной медицины или бесплатного образования.

Как мы можем наблюдать в Казахстане, граждане чрезвычайно чутко реагируют на то, каковы источники обогащения того или иного человека. Во многом у нас доминирует постсоциалистический нигилизм, который считает, что каждый частный капитал является результатом не существования, а вероломного нарушения Общественного договора, то есть приобретен незаконно. И в основном в результате злоупотреблений, которые стали возможными в силу причастности человека к той самой «касте неформальной политики».

Это говорит о том, что наши «элиты» не решили одну из основных задач общественных договоров периода первоначального накопления капитала – не создали представления граждан о легальном богатстве, каким оно должно быть.

К этому же полю относятся проблемы коррупции, защиты частной собственности и рейдерства, целесообразности вести активную предпринимательскую деятельность, не боясь её насильственного отъёма.

Коррупция является наглядной дополнительной рентой, которая входит в пакет обогащения правящего класса. Это уже более чем очевидно как внутри страны, так и вне её.

Авторитарные режимы имеют четкое отличие от тоталитарных тем, что авторитарные элиты распределяют в свою пользу только крупные экономические домены, оставляя средний и мелкий бизнес на свободу laissez faire. Тоталитарные экономики не брезгуют тем, что распространяют свой контроль на уровень малого и среднего бизнеса, создавая сети контроля на базарах, в ресторанах и мелких сервисных фирмах. Фактически в Казахстане, за счет нескольких волн рейдерского распределения, установилась тоталитарная платформа бизнеса, когда даже самые маленькие частные инициативы собраны в сети, вертикально подчиняющиеся той или иной крупной олигархии.

Что касается права каждого гражданина на долю в общенациональном богатстве, то любые поползновения в эту сторону всегда встречались с неприкрытым возмущением, многочисленными обвинениями в патернализме и паразитизме.

То, что Национальный фонд, его накопления, часто были предметом предвыборных платформ политиков оппозиционного толка, является одной из ярких иллюстраций того, что гражданин Казахстана не ощущает себя участником ОД, который справедливо распределил бы доходы от общенационального богатства. На каком-то основании целые слои нашего общества были лишены тех стартовых преимуществ в ведении бизнеса, которыми являются богатства нашей страны. А другие узкие группы воспользовались ими полностью, и при этом ещё выдвигают всем остальным обвинения в необоснованных притязаниях.

К этой же сфере относятся оценочные отношения граждан к общественным фондам и сборам – прежде всего к сбору налогов и к способу их распределения, к пенсионной системе.

Это классический пример дуализма подходов и к неверности контрактуализма в ОД, конфликта ментальных и числовых показателей. В цифровом выражении налоговая система в Казахстане изымает очень низкую долю, но при этом она не обладает ни толикой легитимности по нескольким причинам – по причине недоверия к распределению властью собранных налогов, по причине того, что сборы налогов включены в ренту обогащения правящим классом, при этом доля гражданина в доходах флагманской экономики нисколько не учтена. Тот же самый тип мышления распространяется и на пенсионные накопления, доверия к которым практически одноактно были разрушены сомнительными с точки зрения населения гиперпроектов ЭКСПО и застройки Астаны в целом.

Данная сфера, в отличие от следующего пункта касается участия в ОД тех, кто способен заниматься активной трудовой и предпринимательской деятельностью. Поскольку Казахстан пребывает в сфере капиталистических общественно-экономических отношений, в основе которых лежит предпринимательство и извлечение выгоды, это также одно из важнейших полей, без реформы в которой реформа ОД представляется невозможной.

Поле пятое. Социальная политика.

Существует два подхода к социальной политике в том или ином обществе, основанный на разных типах общественного договора.

Первый подход прежде всего формирует социальный пакет, и лишь потом приступает к распределению различного вида ренты. При этом подходе приоритетом является социальный запрос населения и его социально уязвимых слоёв.

Второй подход вначале снимает все виды рент в пользу «элит» и высшей бюрократии, а лишь затем формирует социальный пакет из оставшихся ресурсов. Очевидно, что казахстанские общественные отношения основаны на втором типе.

В рамках этого поля речь идет о тех слоях общества, которые отошли от активной трудовой или предпринимательской деятельности или еще не приступили к ней, и поэтому не могут претендовать на прямые результаты своего труда.

Сюда входит состояние основных социальных систем общества – дошкольного воспитания, школьного и высшего образования, пенсионная система, система здравоохранения для этих двух групп, благотворительность и другие сферы вторичного распределения и т. д.

Также в эту сферу можно включить демографические программы, адресную социальную помощь, программы социальной реабилитации и пр.

Одной из ключевых частей этого направления является политика, осуществляемая государством по отношению к безработным. Причем к безработным различного типа – хроническим, временным или квалифицированным.

В Казахстане это направление во многом базируется на основе того, что в стране существует «выдуманная» категория самозанятых, определение которых из пропагандистских целей откладывается все дальше и дальше. Типологизация самозанятых, которые не представляют собой единый социальный тип, а напротив разнятся от квалифицированных безработных до молодежи внесистемного заработка, не завершена, и по ней отсутствует четкое общественное понимание. В результате в рядах бюрократии периодически возникают идеи обложить этих людей налогами и сделать это внесистемно, «под общую гребенку». В результате эта среда мгновенно может превратиться в casus resistandi (поводом для восстания), источником перехода населения от желания вести общественный диалог к праву на восстание.

Сферы социальной политики, социального государства более всего оперируют понятиями естественного права, поскольку определяются понятиями «человеколюбия», «чадолюбия», основанных на естественной традиционной любви к детям, старикам, к помощи ближним. На этом фоне наиболее ярко виден в обществе коэффициент социальной дифференциации. Это источник любого политического популизма, но в то же время это поле дискуссий для активного формирования Общественного договора.

Таким образом, сквозь призму описанных подходов мы можем увидеть истинную картину того, является ли наше государство социально ориентированным, как об этом любят провозглашать наши власти предержащие или, всё-таки, снятие ренты стоит для них на первом месте.

Что происходит на самом деле, мы прекрасно можем наблюдать, созерцая поведение нашего государства в ситуации с пандемией. Практически все блага, предлагаемые нашей правящей элитой обществу, прежде чем попадали в руки простых сограждан, включали в себя предварительное изъятие ренты в виде резко возросших цен на лекарства, медицинские услуги, строительство больниц и даже в цену простой маски или ориентированы на то, чтобы снять ренту впоследствии. Особенно это интригует на фоне того, что нам на глазах всего мира, общенародно, возможно, дорого и массово продадут вакцину выживания.

Поле седьмое. Единство нравственных норм.

Следующей важной сферой существования Общественного договора является область морально-этических норм, но не в плане их содержательности, а в плане общности ценностей, существующих одновременно и у гражданского общества, делегировавшего право на власть элитам и у элит, принявшим это делегированное право.

Это также является многоаспектной сферой. В ее основе могут лежать религиозные нормы, традиционные ценности и светские представления о морали и этике. Они распространяются не только на тех, кому делегированы те или иные властные полномочия, но и требования к их моральному облику, образу жизни их семей, включенности их в правовую систему и систему наказаний.

Специфика сферы заключается в том, что она практически не регулируется никакими правовыми нормами.

К примеру, уход в отставку чиновников разного уровня это не правовой показатель, а показатель морально-этического плана, призванный демонстрировать то, что и делегировавшие властные полномочия и принявшие это делегирование находятся в одной общей морально-этической системе ценностей. Акт подачи в отставку является декларацией этого единства ценностей.

Казахстанская практика демонстрирует то, что у граждан и у элит совершенно различные подходы к морально-этическим нормам. Эта ситуация напоминает гражданину о том, что по Общественному договору у нас в стране есть только вертикальная составляющая, формирующая отличия, а не горизонтальная, консолидирующая членов единой нации. В связи с этим данная сфера является еще одним обязательным полем, в котором необходим перезапуск общественных отношений. Но как это совершить – то абсолютно ясно, что это дело не искусственных конструктов типа приснопамятного «Рухани жангыру».

Поле седьмое.

Наконец последняя из важнейших сфер существования Общественного договора, и она является одной из сложнейших в осмыслении. Это сфера делегирования определенным кругам элит права формировать мировоззрение и идеологические взгляды.

В идеологическом срезе это может быть акцентом на определенные идеологические платформы – либеральные, националистические, имперские, социально-демократические, коммунистические, архаистические и прочая.

В культурном плане права на формирование мировоззрения может быть отдано на откуп массовой культуре или, наоборот, достижениям высокого искусства.

В политтехнологическом плане, при всей фундаментальности этой сферы, она является наиболее манипулятивной. Но в тоже время и уязвимой для вторжения моделей масс-культур и философии чужих государств и чужих ценностных систем в общественное сознание той или иной страны.

В этой сфере происходит и идеологические столкновения философии, истории и науке о государственном управлении. Потому что именно в этом поле обсуждается главное – это историческое право той или иной нации на территориальный суверенитет над принадлежащей ей территорией и на право независимого культурного и цивилизационного развития.

По большому счету именно в этой сфере происходит основная «война умов» вокруг состоятельности государства, той или иной нации. Из нее исходят геополитические ориентиры, в том числе и политического характера. Здесь и формируется позиция тех граждан, которым предстоит принять участие в продлении или пересмотре Общественного договора.

Но эта сфера редко является сферой прямого управления. В основном оно основано на предикторах управления. Конечно, существуют и прямые акты, влекущие за собой целую цепь изменений в мировоззрении членов общества, вроде открытия первого университета или ликвидации Академии наук. Но в основном это, все же, сфера косвенного управления.

Вместе с представлениями о социальных лифтах эта сфера формирует представления о контурах «национальной мечты», наподобие «американской мечты», но это лишь один из аспектов. Сюда можно включать такие понятия, как имиджи и страновые бренды, стереотипы восприятия той или иной нации, международные рейтинги не как таковые, а те, что представляют собой ценность для идеологии внутреннего пользования.

Конечно же, сюда относится и делегирование формирования общенациональной официальной идеологии. Показателем ее успешности является наличие или потеря доверия гражданского общества к основным постулатом правящей идеологии. Делегирование мировоззрения не является видимым актом. Потеря доверия к правящей идее приводит к тому, что люди незримо делегируют право формировать идеологические ценности иным акторам – оппозиционным силам, зарубежным моделям или вообще антинаучной эклектике.

В сущности, с кризиса идеологических рядов власти и начался полномасштабный кризис Общественного договора в стране, поскольку повлек за собой целый ряд вопросов, исходящих от рядовых граждан, на которые власти не захотели отвечать или отвечали способом, недостаточным для того, чтобы продолжать сохранять идеологическое лидерство.

А ведь самое главное, чего не нужно забывать в современном мире – это то, что любая современная война «гибридного» характера, включает в себя все элементы ментальных сражений.

И как, скажите на милость, жить в одной ценностной парадигме с теми, которые не стоят с тобой на одной нравственной платформе, да и не желают этого делать? Именно по этой причине можно считать уничтожение республиканских ценностей, одностороннее расторжение общественного договора с собственным народом – заранее сформированными условиями поражения в «гибридной» войне. Именно таков уровень ответственности перед историей. И кто возьмёт её на себя, чтобы предотвратить такой исход событий? Республику мы уже потеряли, что ещё нужно утерять, чтобы прозреть?

О имена, о нравы!

Мысль летит быстрей, чем птица,

Счастье Сталин дал нам в дар.

И красавица столица

Не Москва — Сталинодар!

Е.Ф. Чумакова, персональная пенсионерка, 1937 год.

Очень противоречивые чувства вызвала у меня инициатива соотечественников из Восточного Казахстана о переименовании улиц и стадионов в честь Нурсултана Назарбаева. Понятное дело, мои чувственные метания не происходили по линии «поддерживаю идею» – «не поддерживаю». Разумеется, я не могу в здравом уме это поддерживать, поскольку в человеческой цивилизации стало уже давно общепринятым, что прижизненное «увековечение памяти» является открытым проявлением культа личности. Оно представляет собой одну из его крайних форм, поскольку не все исторические личности, которым приписывают культ своей персоны, обязательно преследовали своей целью при жизни осуществить массовые топонимические переименования в свою честь.

Противоречивость моих чувств была вызвана именно соображениями о том, в какой период появилась новая инициатива. Ведь верноподданический раж по присвоению имени бывшего президента, столь бурно увенчавшийся переименованием столицы, по идее уже давно должен был пойти на спад. Однако с этой восточно-казахстанской инициативой стало понятно, что спада этого «искреннего порыва народных масс» не состоялось. А это значит, что нужно бы подробнее и тщательнее покопаться в причинах того, чем можно объяснить произошедшее.

На первый взгляд это достаточно простой вопрос – что-кто-зачем и почему, но это только в первом приближении. Любые повторяющиеся алгоритмы, при всей абсолютной схожести, обладают свойством реки, в которую нельзя войти дважды. Мир вокруг меняется, и это происходит несмотря ни на что.

Инициатива получилась достаточно сумбурной и при этом абсолютно вызывающей, поскольку речь шла о том, что спортивному комплексу не просто присваивали имя елбасы, но отбирали у великого Абая, причем это планировалось осуществить именно на малой родине великого просветителя.

До сей поры инициаторы переименования старались так, чтобы имя Нурсултана Абишевича «не отбирало» улиц у других личностей, поскольку это слишком явно создавало ненужные психологические рефлексии при рассуждениях о сравнении исторической роли. Как правило переименованию подлежали улицы, ранее носившие, скажем так, нейтрально символические названия. Это три проспекта Тәуелсіздік в Оскемене, Павлодаре и Талдыкоргане, проспекты Астана, Достык и Жибек Жолы. Некоторые улицы были «отобраны» у советских деятелей – Максима Горького и Фурманова, а в Костанае у Гагарина. Вообще-то Гагарин является личностью общечеловеческого масштаба, но видимо многое общечеловеческое нам сегодня чуждо. Объективности ради нужно отметить, что инициаторы переименования убеждали соотечественников: имя Гагарина не исчезнет из топонимии Костаная, но будет довольствоваться другой улицей, менее пафосной. Ну полетел человек в космос, ну и что? Есть более серьёзные достижения у других людей, способные затмить это, ну вот возьмём к примеру … и так далее в том же духе. Да и правильно? На черта нам космос? От него в новейшей истории Казахстана одни проблемы.

Основные мировоззренческие столкновения начались, когда именем Назарбаева попытались назвать улицы и проспекты, названные в честь таких личностей, как Толе би, Абулхаир Хан, Абай и академик Каныш Сатпаев. В этот момент инициатива отечественной бюрократии вызвала такое ожесточенное неприятие общественности, что власть вынуждена была пойти на попятную.

Почему это именно это было отступлением, а не торжеством здравого смысла? Да просто потому, что такое сопротивление очевидно не входило в планы. Провластные СМИ в марте 2020-го года дружно докладывали о том, что переименование, вслед за переименованием столицы в Нур-Султан, приобрело характер не просто инициативы, а политического соревнования. Информационные источники на полном серьёзе следили за тем, кто быстрее подключится к инициативе и опередит в процессе переименования – к примеру, акимы Байбек или Габрахимов?

Официальные лица успокаивали нас, дескать, улицы имени Назарбаева есть в Аммане, Ингушетии и Казани. Это якобы всё в рамках нормальной политической этики. Как-то за кадром осталось то, что улица Назарбаева исчезла в Армении, но это ладно.

Но это в предыдущий период. Что же вдруг теперь? Чтобы разобраться в этом обратимся к научному пониманию вопроса и к историческим аналогиям – может быть это прольёт нам свет на то, что же такое с бухты-барахты вдруг произошло в ВКО, и почему это они прямо посреди ковидной весны вдруг выскочили с такой инициативой?

Топонимика и её закономерности

Топонимика, как наука, изучающая географические названия, является интегральной, или междисциплинарной. Это означает, что она зиждется сразу на нескольких самостоятельных научных дисциплинах – лингвистике, географии, истории, архитектуре. Считается, что эти науки примерно в одинаковой степени воздействуют на топонимику и на принятие решений в её области.

Это говорит о том, что вопрос переименования в своем основании, по идее, должен иметь научный или научно-взвешенный подход в управлении. В сфере управления в нашем государстве это выражается в том, что у нас имеется Республиканская ономастическая комиссия, которая состоит в основном из высших бюрократов. Конечно, там есть довольно представительный ученый люд, но все прекрасно понимают, что decision makers – это именно высшие чины, транслирующие ценности «политики сверху», а не научные люди, формирующие «глас науки и общества».

Иными словами, как это традиционно для Казахстана, когда данный орган представляет собой очередную бюрократическую структуру, действующую по бюрократическим же законам. Редкие успехи в ней по защите здравого смысла, как правило, преподносится его участниками как торжество разума. А на самом деле, это редкие победы ума над бюрократической конъюнктурой, которые являются скорее аномалией, нежели логически вытекающим последствием. Это общий признак всех институтов Казахстана, в которых собран целый ряд вполне приличных и умных людей, но заправляет всё равно пара-тройка бюрократов безупречного ранга. Эти институты работают исключительно по принципу «я с тобой советуюсь, а ты мне возражаешь».

У нас еще имеется сеть областных ономастических комиссией и ономастических комиссий городов республиканского значения. Ученые и эксперты состоят в них, как правило, в силу своего глубочайшего конформизма с политическим режимом. Ну и добавим традиционное для Казахстана – мы, граждане страны, никого из них не избирали.

Итак, немного теории. Эксперты в области топонимики определяют обычно две основные причины переименований – это идеологические и неблагозвучие.

Со вторым более или менее понятно. В определенный момент жители поселка Тышқақ перестают радоваться тому, что их называют тышкактар и приступают к поиску того, как бы переименоваться более благозвучно. Так во второй раз была переименована новая столица Казахстана, поскольку слово Акмола было сочтено неблагозвучным по той причине, что одна из интерпретаций переводов этого названия было «Белая могила». Существует и эзотерическая версия переименования Акмолы, но мы здесь остановимся на системно-научном понимании вопросов.

В поиске решения о переименовании люди ищут источники идей в истории, идеологии, среди личностей, среди легенд, среди характеристик местности, но решение бывает, как правило идеологическим. Почему? Просто потому, что идеология выставляет границы официальных приоритетов. Вы думаете, что тысячи поселков имени Ильича — это результат отсутствия фантазии у людей? Как бы не так. Это есть границы идеологически верных на тот период решений и потому безупречных в плане обсуждения.

К примеру, вы хотите назвать свой поселок имени личности из этих краев. Но в процессе обсуждения выясняется, что этот человек не шибко соответствует взглядам нынешних властей на то, кем эта личность является для отечественной истории. Поэтому со сменой идеологии резко и меняются и лидирующие темы в области переименования. Сегодня вряд ли стоит удивляться тому, что многие «бюрократические деятели культуры» энергично ратуют за переименование улиц в имена акимов и разных чиновников – эти персоны действительно являются идеологической ценностью сегодняшнего режима.

Все переименования в рамках деколонизации сознания, дебольшевизации, возврата к историческому прошлому, восстановление прежних названий, этнические и религиозные переименования – всё относится к идеологическим обоснованиям. Так что сам Абай – это фигура просветительская, символическая, а три десятка проспектов с его названием во всех городах и селах – это чистой воды идеология. Причём обладающая признаками массовой культуры.

Конечно, существует целая плеяда совершенно оригинальных творческих названий. Именно они представляют собой цвет казахстанской топонимии и часто поражают своим полётом фантазии. Но, к сожалению, и именно они также чаще всего становятся жертвой стандартных идеологических переименований.

Идеологическое переименование

Самое интересное то, что политику переименований лучше всего изучать именно на постсоветском пространстве. При том, что Советский Союз, Россия, т. н. Евразийское пространство, представляют собой часть Старого Света, тем не менее, история топонимических коллизий здесь замечательна и, самое главное, очень иллюстративна.

Из-за пертурбаций на советском пространстве многие эксперты даже выделяют отдельную фундаментальную мотивацию в переименованиях – религиозную.

Действительно на территории советского государства последовательно уничтожались такие названия как Ак-мечеть, Благовещенское, Дамба-Гецель-Худух и пр. Но это опять же не вопрос чисто религиозного противостояния. Это вопрос именно смены идеологии, которая в 1917-м году стала полностью атеистической.

Обилие однотипных советских названий-идеологем типа Ленина, Ильича, Ульянова говорит о том, что уравнительная часть доминировала над творческим подходом. Часто напрочь забывается то, что умение дать название в определенной степени представляет собой ещё и истинное искусство.

А вот типичность говорит, как ни странно, о бедности символизма тех или иных идеологий. Об этом есть даже старый советский анекдот, когда колхоз выбирает название между «совхозом Ильича» и «Ленина», а один старик предлагает назвать «имени Лопе де Вега», но он не для печати.

Нравственные границы

Следует отметить то, что в идеологических волнах переименований огромную роль играет нравственная сторона. Существуют представления о том, какие нравственные черты не может пересечь даже диктатор.

К примеру, одним из самых массовых переименований в советский период является присвоение имени Ленина и производных от него, улицам, городам, предприятиям и культурным объектам. Однако следует отметить то, что эта волна переименования началась лишь 1924 году, то есть после смерти Владимира Ильича.

В Китае, на мой взгляд, подошли очень взвешенно к вопросам переименования, хотя эта страна пережила подобные России катаклизмы по смене монархии, буржуазной республики и коммунистического строя.

К примеру, улица имени Ли Бая – одного из основоположников классической литературы Китая, одного из «Трёх Чудес» китайской культуры (улица Тай Бай – так звучит «имя учтивости» этого поэта») – всего одна, и она не растиражирована по всей стране, хотя значение Ли Бая в китайской культуре трудно переоценить.

Но самое главное то, что в 1949 году на седьмом съезде Компартии Китая было принято специальное постановление «о предотвращении культа личности». Согласно ему в Китае не существует и не может существовать улицы имени Мао Цзэдуна, Цзян Цзимина или Си Цзиньпина. Этот запрет считается «этическим», таким образом не поддается демагогии о «великих вкладах» той или иной личности в историю страны.

Право завоевания и колонизации

Конечно же одним из основных поводов переименования является переход географического объекта от одной нации к другой в результате завоевания или колонизации.

Такова история, к примеру, Нью-Йорка, который начинает свою топонимическую чехарду с имени индейцев Манахатта, у которых был выкуплен остров, носящий сегодня название Манхэттен. Французы назвали эту землю Нувель Ангулем, голландцы Новый Амстердам, англичане после завоевания – Нью Йорком, снова голландцы Новым Оранжем, и после обратного завоевания англичанами опять возвращается название Нью-Йорк.

Константинополь, который бывший Новый Рим, бывший Византиум, после завоевания турками еще долго оставался Константинийе. Истанбул был лишь неофициальным названием. Стамбулом для всего мира город окончательно и идеологически стал только в 1930-м году при Ататюрке (и снова браво, Кемаль-паша!).

Да что там говорить, мы и на нашем примере прекрасно понимаем идеологическую разницу между названием Верный и Алматы.

Понятна и мотивация переименований, осуществляемых, когда народы воюют друг с другом. Так в свое время Петербург стал Петроградом.

Стремление к ряду великих

Раз уж мы затронули тему нравственности, то нужно обязательно отметить: мы прекрасно понимаем, что в основе желания увековечить имя того или иного политического деятеля лежит… воля самого этого политического деятеля, находящегося в данный момент у власти.

Психологически модель «продвижения себя» основана не только на идее, чтобы стать самой великой персоной в истории своего народа, затмевая других исторических деятелей. Так начали кампанию клевреты режима, решительно набросившись на имена Абулхаира, Аблайхана, Толе би, Абай и Каныша Сатпаева. Целью, понятное дело, было закрепление мысли о том, что вклад этих людей так или иначе значительно меньше того вклада, который осуществил в историю страны экс-президент Казахстана.

Но помимо исторической конкуренции с прошлым есть еще и стремление к тому, чтобы квалифицировать себя в сравнении с теми, чьи биографии издаются в серии ЖЗЛ (Жизнь замечательных людей), и чтобы в этом сравнении выглядеть предпочтительнее. Ввести себя, так сказать, в ряды плеяды величайших деятелей в истории человечества.

Самой прекрасной иллюстрацией к этому служит новейшая история Зимбабве. Вряд ли вы быстро вспомните, кто такой Эммерсон Дамбудзо Мнангагва. Зато его предшественника вы знаете хорошо – это знаменитый диктатор Мугабе, правивший страной 37 лет. Но вернёмся всё же к Мнангагве. В общем этот не очень известный политический деятель решил стать известным политическим деятелем всемирного масштаба путем… топонимического передела. С одной стороны, в стране создается целая сеть проспектов, улиц и площадей имени известнейших деятелей истории, таких как Агостиньо Нето, Гамаль Абдель Насер, Фидель Кастро, Мао Цзэдун («Бульвар Председателя Мао» – китайцы удивлены) и Леонид Брежнев (Авеню Брежнева). Но главное в проекте не это – в обрамлении этой плеяды деятелей около десятка новых улиц будет выделено под имя… самого Мнангагвы. Я считаю, что это просто прекрасная история и прекрасная плеяда, в которую погрузил себя новый зимбабвийский президент. И замечательная нравственная иллюстрация.

Хорошая мина при плохой игре

Известны истории о том, что носители культов личности проявляли неимоверную скромность, когда решительно настроенный народ буквально заставлял их согласиться с тем, чтобы улицы были названы их именами.

Существует сотни душещипательных свидетельств о том, как товарищ Сталин мудро и скромно отклонял все подобострастные инициативы о переименовании топонимов в его честь. Такие же истории существуют и у нас, о том, как Нурсултан Абишевич выражает свое несогласие с тем, чтобы что-то переименовывали в его честь. Тем более, что это всегда инициатива тех самых «простых людей», которые до сих пор пишут в Библиотеку загадочные «аналоговые письма».

В общем, после ХХ съезда КПСС мало кого удивишь ухищрениями типа «я не хотел, но народ решил». Все прекрасно понимают, что источником этого решения является верховный правитель и только он. Поскольку в автаркиях именно первое лицо представляет собой ту идеологию, в которой должна жить вверенная ему нация, жить и давать имена детям, городам и культурным объектам.

Идеология правления Токаева

Как мы прекрасно помним, крайне энергичный энтузиазм по переименованию улиц и городов именем елбасы начался с инициативы действующего президента Казахстана К.Токаева. Понятное дело, граждане восприняли этот сигнал таким образом, каким его и хотел преподнести сам Касым-Жомарт Кемелевич – что, несмотря на транзит, никакой новой идеологии в стране не появилось, даже несмотря на то, что поменялся президент.

В принципе, это понятно – преемственность и всё такое. Но есть одна интересная загвоздка. Дело в том, что идеология таких высших руководителей, как правило, функционально направлена на то, что она обосновывает то, что именно этот правитель сегодня возглавляет государство. Как мы помним, в своё время, как и в последующие годы Нурсултан Абишевич всегда энергично обосновывал то, что именно он должен был прийти к власти в те сложные времена, именно он должен был возглавлять страну в течение этих многих прошедших лет. И, судя по тому, что сегодня переименования в его честь продолжают осуществляться, это у него получилось замечательно.

И вот тут Восточноказахстанский прецедент поднимает очень серьёзный пласт вопросов фундаментального характера. «Парад благодарности» Назарбаеву по идее должен был пойти на спад, в связи с тем, что главным идейным содержанием транзита должно начаться новое идейное обоснование новой власти, нового президента. Но этого не произошло, то есть за все это время идеологическое обоснование правления Токаева, его как личности, так и не сформулировано. Оно остается инерционным, и за рамки идеи «я лишь преемник, которого выбрал Назарбаев» так и не вышло. А это означает не больше ни меньше очень большие проблемы с вопросом легитимности. И вопросом почему именно эта личность сейчас во главе страны, а не какая-то другая из окружения Нурсултана Абишевича. Что это означает? Только то, что в ближайшее время понимание «это может быть любой другой» будет постоянно висеть в воздухе. И вообще, как говорится в одной древней арабской пословице: «Тот, кого ты принимаешь за Моисея, на самом деле фараон».

Карьерный прогиб

Эта версия инициатив переименования понятна, имена известны, позор их великолепен в своей откровенности. Такой метод является классикой государства, погруженного в дремучую пучину бюрократизации, в котором напрочь исчезли хоть какие-то механизмы меритократии. Когда социальные лифты доведены до абсурда, такие прекрасные взлёты на крыльях подхалимажного ornitottero – это классика.

Конечно, это вопрос общего крушения нравственности общества, но, откровенно говоря, не только нравственности.  Так что здесь особо не вижу смысла разбирать очевидное.

Феномен «Ежов-батыра»

Давайте лучше переключимся на более нетривиальные объяснения того, с чего это вдруг семейцы ринулись в прошедшую было волну переименований. При всем однообразии верноподданничества на этот прецедент нужно обратить внимание не только в силу идеологических причин. Прежде всего потому, что инициаторы этой темы не могут претендовать на карьерный рост. Прежние панегиристы все делали в рамках старых отношений. Сегодня же – есть стержневая идеология или нет, но власти очень не любят, когда их выставляют дурками сразу всех вместе. А это как раз тот случай.

В начале статьи приведен стих из письма Николая Ежова, в котором он вдруг энергично стал убеждать Сталина переименовать Москву в Сталинодар. Всё бы ничего с этим пылом Народного комиссара внутренних дел, если бы его инициатива не совпадала с грядущим назначением к нему заместителем Лаврентия Берии. Ежов чувствовал, что после этого назначения его ждёт экзекуция в том же духе, в котором он сам их осуществлял по отношению к другим. Это вылилось в масштабный верноподданнический пыл, который был призван затмить все промахи его руководства НКВД.

Однако это ему не помогло. Очень скоро Ежова ждала опала, при которой он сам признавался, что осуществлял «вредительскую деятельность», а затем арест и расстрел в духе его же собственного ведомства.

О чем говорит этот пример? Скорее всего о том, что в Восточном-Казахстане кто-то настолько встревожен своей безопасностью, что использовал свое влияние на бюрократов области, чтобы поднять руку аж на имя Абая, лишь бы пыль, пущенная в глаза, была яркой и затмевала печальную реальность. А поскольку «последних инструкций по идеологии» не поступало давно, то пришлось использовать проверенный, казалось бы, старорежимный метод. Но, к их большому сожалению, ситуация изменилась.

Так что Акорде следовало бы хорошенько потрясти тот регион на тот предмет, чего они там скрывают своей залихватской инициативой? Если уж недосуг заниматься фундаментальными идеологическими вопросами, то пока хотя бы нужно продолжать наведение порядка. Тем более, что они сами приглашают это сделать – другого объяснения, зачем они это сделали, я не вижу. Да и впредь можно быть уверенным – от тех, кто жаждет опустить обе руки в топонимию, жди потом неприятных новостей. Там явно чего-то «шмекерят», что грозит уже в ближайшем будущем выставить всех вместе дураками.