18.10.2019 г.
Алма-Атинский Улисс или
центровской заводной апельсин
…ма-а-м…ма-а-а-м…я пошел…с друзьями…сделал… коп жүрмеймын…поел я поел… ну всё ну всё захлопну…
…о салам салам двигаем-двигаем отседова быстро шомаром а то мамашка запасет из окна салам салам чо нормально пожать не можешь как баба сам ты как баба да ладно хрима есть чо ни у кого нету что ли ну вы даете стоим кароч на районе трещим все тута наши кроме адиля он смочил куда-то с родоками да фиг его знает их не поймешь ваще бастыков да он нормальный пацан да он то нормальный тока тотрас закрысил кэзэ две пачки чорный фильтр которые его пахан достал где-то да не закрысил он это его жеть курево да ладно-ладно нормальный он пацанчик кончай давай вот так стоим щеримся и тут чик кароче заруливают классные пацаны а с ними ничётак биксы типа симпы кароче и мы раз на измену сели а как ещё хата спалена родоки застукали филок ноль идем кароче на измене бухнуть негде потрещать негде биксы уот типа вы беспонтовые прикалываются ну мы тупо повисели на скамейке а тёлки потом смочили по домам облом короче тут хобанаце микровские данунах типа стоять чёза дела кто такие и мы уот вы погнали в натуре ваще погнали они нам да не гони гусей ваших нету на районе они на парчок ща тока свалили так што шмонать вам обломается их прикинь восемь нас четверо а тот здаровый такой весь из себя типа боксер а кореец ему н-на тока в пятак и промеж глаз тэдэц тока и хобана ну мы на лыжи встаем а там за углом наши центровские то ли сто двадцатая то ли тридцать девятая мы им пацаны там бычье кароче они данунах ну чё попали вы чертилы штакетники похватали а у асыла дануна блуда прикинь уот такая мы завязывай асыл гонишь не по кайфу а он данессы типа это так шугануть вышли кароче а они черти уже ноги сделали а нам опять мутить нечего и тут старшаки сюда идите щеглотура а мы салам пацаны салам-салам чё такое да не ништяк всё тут микровские залетали мы их погнали а старшаки ну ништяк есть курить ага медео о щитово а то я от других кашляю у меня астма да-а-а стрёмно ну рахмет базара нет пацаны мы ща к серому на хату завалимся типа следите за районом а чё такое да серый пласты новые надыбал какие пласты новые са-а-авсем новьё пинки и дипы уже с кавердейлом а ну-ка ну-ка засвети э-э чё ну-ка ручками не сучите видал не пиленый один раз тока закатали алмазёну на панас но там вертак с алмазной иглой так что нищитова ни разу обана класс зыбай-зыбай ваще новьё даже дэцльных коцек нету зашибись ага ну давайте пацаны рахмет да без базара пошли на гастроном и тут хуясе идёт этот бычара сцыка ну тот который тогда на площади дануна он штоли ага этот-этот клянусь точно отвичаю ваще обурел я понимаю втихаря а тут ваще в открытую по району и мы так ну чё сцыка суда иди бычара а тут раз тока а с ним две биксы симпотные такие две бурлы а он типа завязывайте пацаны ко мне гости из ленинграда я за пепси колой а шал как давай трещать типа ну ты наглый бычара ваще ладно давай попьем пепси колу и тут эта бурла а чё этим калбитам надо мы чо ты сказала чертила асыл хотел ей промеж глаз но мы типа э-э-э асыл вяжи ладно бурлы живите пока тока быстра отседа а ты чувачок вечером в парчке если ты пацан да слово пацана ну смари сцыка обещнулся проотвечаешься капец тебе подкрался поял скажи спасибо биксам а тут эта как давай верещать и тут хоба из-за угла васеры двое ментов короче один в такой фуре как ковбой они ребята типа подойдите а мы нету ребят тута а они парни сюда быстро а мы парни как и чуваки в москве а васеры лана пацаны подошли шомаром сказал ну мы незападло подруливаем благородно так вы чё тута ким и хасенов вам что мало было на учёт а мы такие главное не трещать да нормально агашка всё путем а это кто такие да это к чумурю гости приперлись не к чумурю а к васильеву да базара нет к васильеву ну все тихо короче а ну ка хасенов чё в кармане оп-па попали конкретно говорили же ему сцыка на хер тебе блуда и тут прикинь он карманы светит а там голяк блуды о ништяк прокатило ну смотри мне хасенов да ладно чё до людей доебался а он оказца прикинь когда мусоров засёк чик-тока блуду в кусты кинул прошарил кароче менты развернулись и ходу куда-то вниз за район а бычара чумурик свалил типа незаметно а талга ладно грит мы сёдня великодушные пошли к пацанам они на театралке зависают мы ну покатили смотрим так пасём нет ли чертей да вроде нету тока наши жара пиздец сидим на кортах курева мало пацаны пошли слазием за куревом да ващщще неохота вот ты бездельник ага сам такой потрещали кароче собрали на медео больше нету хоть ты чё делай да ладно а поехали на дискач в казгу там этих мамбичей отловим ну щас там сёдня стройтрядовские отгребём сами по полной вот ты сцыкун да сам ты сцыкло там братан со старшаками дискач проводит все ништяк будет и чё всей толпой ломанемся ага не я пас мамке обещнулся после обеда помочь на балконе уот ты даешь ваще колобок-домохозяйка да ладно чё щеритесь не западлу да ладно-ладно вали попить вынесешь да не есси зайду всё аллес капут зындан тута стойте кароче я тадашний шмель скину о базара нет а чё он еще живой а куда он денется ну мущина мущинский тока заверни его в чёнить да ладно без сопливых скользко пока пока давай ну ломанулись мы на дискач капец богатые сёдня надо тока конкретно затариться пацаны бухать не будем а чё выкупят родоки они на дачу не поехали серега я у тебя заночую базара нет тада мы бухнем а вы тупо зырить будете уот вы не по пацански да ладно этот кон наша очередь вы тада нажрались мы вам хоть слово сказали ну ладна базара нет это справедливо и тут шал как заверещит пацаны смари-смари прикинь да ну нафиг прикол хобанаце такое точило заезжает буржуйская какая-то впереди зырь кадиллак написано ты блин видал как в кино в лихорадке на белой полосе у каскадеров ну щитово а чья это тачка а это мужика с третьего этажа он пиздец заворованный это потребсоюзовский штоле ну типа того уот крутое точило без бозиков эй шпана ну ка отошли от машины да сам ты шпана чертило чё ты сказал чё слышал я те ща щегол устрою давай-давай а мы тута как раз гвоздик поищем на хера гвоздик да рисовать любим на кадиллаках чё да ничё ты покричи милиция может тебе поможет вощем короче я с балкона смотреть буду да иди ты в жопу ты нам нахуй не усрался чорт еще потом менты будут мозг полоскать из-за такого чорта душняк устроят ни захуйсобачи а тачка конкретная здоровенная ещё так блестит ну пиздец просто ладна валим отседа встретим тебя еще бычара двурогая а настр сиравно ништяк такой затарились кароче рулим на дискач а там народу мама не горюй как в оперном на дискаче тока на улице это студенты стройотрядовские зажигают всяко-разно в прошлый раз ништяк тёлки были а один кон ваще необычайные вот нанурсын такие симпы как с твоего календаря там японки же есь вот как на июне ага обе пипец картинки и прикинь ваще понты не колотят типа давай зазнакомимся они бессссспроблем давай мы ништяк девчонки сёму будете те прикнь опять бессссспроблем как затащились с ними ерма тока набухался в гавно да сам ты гавно а чё нет штоли всем облом был из-за тебя ага из-за меня да из-за тебя ой да не гони и куда бы мы их повели ой да чё мест мало штоле тада у марыча ключи были от дачи это композиторской штоли ну да оба-на да обломись ну и чё терь не бухать штоли да не эт святое пацандармен напитки дэцл злоупотребить а чё главное потрещали нормально тока мурыч отцовскую зажигалку посеял вон ту позолоченную ага и чё капец ему пахан ворвал по самое нихачу ему потом звонишь типа выйдешь а он «я урөки де-ляю» чумо сам ты чумо уот ржачка кароче ты потом неделю не вылазил да идите на хуй сказал же не трогайте нет надо ручками сучить хватать зажигалку типа перед бабами рисанемся да ты за метлой следи и ваще биксам похуй твои зажигалки ой не скажи они ща конкретно падкие на буржуйские прибамбасы да ладно кыздарайки ваще-то разные бывают ага щас чё щас еще скажи не разные ну есть такие все из себя не пёрни рядом өзіңше типа симпы сиравно жалко зажигалку да базара нет тихо тихо убрали сигареты брат идет убрали я сказал салам трудные подростки салам-салам да ладно ереке это мы-то трудные да я так прикалываюсь эта младшой где ну моя кассета со сборкой попсы которую мы тогда в субботу закатали на свему МК -90 нет на МК-60 медляки штоле да не быстрые да я не знаю да не гони ты чё гонишь ты ее брал я те сказал в воскресенье надо будет а ты чё-я-ничё-я бля доиграешься ереке да вот у меня есть попса тока она неперемотанная не зажёванная нигде да нет там партак маленький два раза на рикки и повери на мама марии штоле нет на пикколо аморе стрёмно да ладно мамбы не заметят вы тут тово тихо не буровьте особо и бухло спрячьте далбичи тут преподы лазят с васерами всё пока всё пока ту-ту-ру ту-ту-ру это джой ага новый боевик я те скока раз говорил в попсе говорят хит а боевик это когда хард рок да иди ты в жопу ойбаяй стыд-позор а еще у него родоки в консе а он дуб дубом ну ну поприкалывайся поприкалывайся сам типо бетховен хто бетховен о я молчу и плачу хто-хто дед пихто отвали дай музон послушать и ты под это тащишься под попсу ой-ля-ля ой-ля-ля сам ты ой-ля-ля рокер хренов ну и рокер а чё да ничё как клавишника пинков зовут джон джонсон ну вот и заткни паяло джонсон рик райт он а не джонсон а как назаретов новый концерт называется сам ни хера не знает а еще выдрючивается о-о-о тиха-тиха во классная песня слова нет крутая ты-ды-ды-дам окэй бу-га-га не окэй далбич а кокэйн да хорош прикалываться ну-ну тебе наркоше виднее кайфарику что кокэйн да отвали сам отвали а кстати взял неа забыл а куда хоть затарил помнишь угу ладно сёдня чёта настра нету шобить офигел штоли сёдня палево брат же вон приходил да не стоит чёта не дискач а левак какой-то ну не говори и бабы все мамбоватые да не вон те ничё да они старые это третий курс ты тормоз знаешь какие они третий курс темпераментные а ты откуда знаешь знаю меня всегда братан на капчик с собой берет и мы там та-да-да-да пиздишь не пижжу да ладно пиздишь же и не краснеешь да не пижжу я о смари-смари уот это чувиха ой-дануна слов нет одни эмоции стопудова центровская что-где да это же сау братановская бывшая ерма с ней на иссык куле отрывался в прошлом году ну ништяк баба таваристая ух сиськи набок да завязывай она классная ваще чин чинарём добрая и тада нас не вложила а то ерма бы меня замочил бы есси б не она а чё они да хузнает не срослося чё то да стрёмно да и хуй с ней баб штоли мало потарахтеть всегда найдутся ладно покатили валим-валим отседа а то вон там уже какие-то разборки покатили не по кайфу зассал штоли да ни фига не зассал просто чё я дурак просто не наш это базар есь мелочи на тачке поедем салам алейкум шеф фурманова калинина быстро сели поехали а ты кассету оставил бля-а-а-а-а как всегда йокарны бабай сцуко ой извянки шеф да ничё я завтра у ермы заберу и отдам тебе ага главное тока ты не забудь а то как всегда тебе дай чёнить и аллохуакпар фиг докричишься потома сам же отдал тя за язык никто не тянул ладно ладно о зыбай-зыбай этот бычара нас ждет ща потарахтим конкретно засекай-засекай ладно пришел все-таки не очканул значит щитово ты его сильно не чмари да пусть бабки вернет чертила и валит куда хотел мне он не усрался ваще еще руки о нём марать эй диявол суда иди бу-га-га как ты сказал ну диявол это же типа чорт ну да уот ты прикалываешься вася суда иди стой тута вот тута стой я сказал тута стой ну и чё где хрима проотвечался штоли это как-то непорядочно с твоей стороны а вася товарищ васильев а друг милиционеров принес давай сюда да тута трояка не хватает ты чо вася прикалываешься штоли в натуре или нас за быков держишь во-о-от теперя ништяк всё маладессс ты вася друг вася дай на щасте лапу мне вася да стой ты не ссы тута стой вот тута стой не тронем чё ты напрягся весь вася заболеешь щас от стресса совсем расслабься ты мы чё инквизиторы какие принес ответил за базар маладесс щитово тебе тока следующий раз спрашивай перед тем как чужие велики расхуячивать поял бычара а на район еще заявишься ваще тебе капец поял воо-оо-н так вот штобы обходил поял через верхний двор поял и мне пафиг что там дырку заделали ты же у нас типа спортсмен перепрыгнешь а теперя ушол оцуда шомором ушол я сказал мухой быстро давай тез-тез как ты там сказал диявол бу-гу-га ой не могу диявол уот ты жёстко прикололся чо на район опять пошли лучше в гастроном сгоняем а чо ты там потерял филки что ли есь нету ну и не фиг да я это к телефону автомату ой ну так бы и сказал есть двушка неа ща-ща-ща чо-то есть синтик тока есть синтик я тебе не дам да дай ладно надо очень кому звонить собрался колись да колись ладно ну надо мне да на-на-на иди звони типа мы не знаем гаухарочке своей звонить будет ну ка ну ка кому да чувиха его новая из аксая да ладно мамба штоле сам ты мамба да мамба она из джамбула жеть тогда и ты мамба сам-то из караганды ладно-ладно умничаешь мне тут она чоткая девчонка на таких как ты даже не позырит ой-ой-ой ладно вали уже звони пацаны поторчите здесь я щас э-э-э мы те чо торчки штоле торчать за метлой следи а что не так правильные пацандар не говорят так уже на районе а ну ладно давай давай двигай смари-смари на него у ти моя гаухарочка айняняйн я по тебе скючаю поцелюй меня вот тут э да заткните паяло уже дайте побазарить бу-га-га не обспускайся тама ромео идите на хуй уже запарили всё-всё в натуре пацандар дайте ему побухтеть с биксой чо разорались как кони дай лучше курить осталось последняя последнюю даже мент не берет да бери-бери там в подъезде у баура еще затарка есь да она высохла уже этот крендель возле батареи спрятал уот ты недогон ваще кто туда прячет а чо я тама тётушка твоя засекла бы давай ладно оставь покурить оставляют только черти ну покурим тада покурим э еще не длиннее носа да давай уже вон ромео идет плывет сцыка как каравелла ты лимон иди пососи сам пососи ну чо добазарился ага а подружайки у нее есть есь тама одна тыква вообще кайфовая тебе понравится буфера как у танка не мне такие не очень я люблю когда всё аккуратно а гаухара базара нет нищтяковая короче пацандар в воскресенье на медео рванем биксы с нами и ее подружайки тоже ну-ка ну-ка а мне есь там чёнить тебе рука подрочить да кончай ты сам вот и кончай да будут-будут биксы надо только филок надыбать за хриму я отвечаю ко мне тетушка приехала она мне всегда дэцл филок подгоняет везёт тебе чумырику мне б такую татешку тебе хуй на все рыло ты мамбами если чо обзываешься во щас не в тему было невтемщик ты да лан-лан я же по брацки нам же всем это а кто бухлом затарится ну кореец как всегда вам такое нельзя доверить вы сами и выбухаете как тот кон серега ты им не давай ессичо они неблагонадежные да им пафиг теперь они с васи денег нашмонали щя им все по боку ой да до воскресенья они уже пробухают всё не пробухают у них родоки щас на стрёме им надо тихо ходить бля домой неохота там матушка опять запилит за матешу а чо не развёл неа нина сцучка в журнал проставила хрен мне теперь год без трояков а потом хрен универ ну и пойдешь в схи там как раз твои дружбаны боксеры они тебя быстро обучат блять сельскому хозяйству не я тогда в автодорожный пойду как ерма в казгу не возьмут конечно туда тормозов не берут тебе то чо у тебя родоки разведут за всё папаша позвонит куда-надо и аллес москва ну ленинград к маааасковским чувачкам да ладно не хочу я в москву да там наших даффига там мухит и талга из старшаков вэшников как я без пацанов а ты тогда как серега в кинотехникум иди там одни пацаны и там телки все стрррашные это да тама их нету щитай то ли дело в нархозе ой бляяааааа пацаны ну йёёё чо такое а где кассета да запарил ты же ерме ее оставил а точно чота я замкнул думал потерял да ты и так ее теперя фиг увидишь да не-не-не братан обязательно вернет точняк не ссы да я и не ссу пусть забирает еще запишем тока кассет надо достать а чо в электронике нету там басф же был за девять нету уже расхватали вот волки а в цуме в цуме данон 90 минут ну круто же хромдиоксид неа метал да ты чо метал это же вообще чотко тама звучок такой высокие прям вот так тс-тс-тс-тс как у бахи да завязывай у бахи акаи там звук такой что каждый кашель слышно помнишь как на пинках да-а-а-а нищтяк что задумался рокер как там моя гаухарочка бу-га-га да ты чо реально что ли ну завис пацан конкретно всё попал виконт де бражелон вот уедешь в москву свою а мы тут ее утешим ой кто ты штоле утешитель нашелся ну я она тоже может уедет в мгу ну кручинтайка чо тут скажешь кто у нее папаша хуй знает какой-то проректор штоли а ну ясно тада чувиха навороченная а чо тогда не в центрах а в аксае живет уот ты отсталый ты знаешь ща аксай какой мама дорогая тама такие тёлки ходят ойбайоу откуда все съехались хер поймешь это когда вы там отгребли ага ну так дэцл не сильно там пацаны встретились с баскетбола булу помнишь ну да вот он с конторой они нас вытащили а то бы топтанули нас жоско они же там дикие э все кароч пацандар я покатил чо уже ага есси в воскресенье поедем надо прогнуться мал-мала дома на зажуй а то родоки выкупят хобанаце и мне и мне дай да убери ты свои стручки даю ведь о нищтяк давайте пацандар а гайморит когда приезжает малик сказал через неделю ну нищтяк тогда давай давайте …
… ассалоум агалейкум… бяры жаксы папа… оку жаксы… да не трояков не должно быть … да поступлю я чо сразу уят болады… я спать мам … не … не голодный… лан две съем…
НАД ТОБОЙ ТРУДИЛИСЬ БОГИ»
Это даже совсем и не страшно — стоять в очереди. Совсем не страшно. Даже если ты ожидаешь того, что совсем неизвестно и непредсказуемо. Ну, в смысле, мной не предсказуемо. Тем, кто нас выстроил в очередь, конечно, всё известно — как и к кому мы полетим. Просто все здесь такие юные и смешные, нарядные, как глупые весенние цветы. И все волнуются. Просто со многими это происходит в первый раз — их, кстати, большинство. Во всяком случае, так кажется с первого взгляда. Но, если прислушаться к разговорам, то становится ясно, что многим из нас это не впервой.
Да ладно, что это я о своём волнении? Кому интересны переживания одной многотысячной частички, выполняющей обычную и привычную здесь процедуру? Просто надо вдохнуть глубоко-глубоко и, зажмурив глаза, прыгнуть вниз. Бояться нечего — убиться совсем невозможно. Хотя бы потому, что сам прыжок предназначен жизни и только ей. Правда говорят, что бывали и прыжки в смерть, что люди уже придумали так, чтобы мы сразу прыгали в смерть, но здесь мало, кто в это верит. Потому что веками, тысячелетиями мы прыгали, чтобы создать жизнь. Да, собственно, мы и есть — жизнь.
Мы — души. Души детей, детёнышей человеческого рода. Отсюда прыгают только детёныши людей. Души других прыгают из других ворот. Многие сетуют, что ворота очень далеко друг от друга, поэтому души разных существ, попадая на землю, не узнают друг друга. Говорят даже, что те, кто нами командуют, ворчат, что способ прыгать через ворота очень устарел, что надо прыгать всем вместе со стены. Но я бы не хотел прыгать со стены — она такая тёмная и страшная. Говорят ещё, что раньше её не было, но, по-моему, тех, кто помнит, как было раньше — немного. А остальные только делают серьёзные физиономии и, наигранно горько качая головами, ворчат: » Вот раньше…вот раньше….»
Но я просто счастлив, что скоро прыгну вниз. Собственно, просто я больше ничего и не умею. Я, правда, слышал, что многие из нас разговаривают со Стражниками, как со своими старыми знакомыми. Они говорят друг другу: «Привет! Спасибо за то, что не забыл передать, что я тебя просил… Как там?»
Что передать? Что просил? Не знаю… И всегда спрашивают: » Как там?» Как будто речь идет о чём-то обыденном… И, вообще, где там? Где Т А М? Но я не слишком любопытен, потому что скоро я все узнаю сам.
Вообще-то это не так уж и безопасно — прыгать вниз. Рассказывают, что Стражники иногда ошибаются и потом их посылают исправлять ошибки. Они спускаются, пугают людей до смерти, потом возвращаются и смеются как ненормальные. Потом поздравляют друг друга, что все получилось очень хорошо. Потому что у них всегда получается хорошо, даже если душу человеческого детёныша забросят в дерево или в какую-нибудь рыбу… Всё потом рано или поздно становится на свои места, а Стражники очень смеются. Говорят, это очень весело и смешно. Об этом говорят не только Стражники, но и эти, которые их узнают и кричат им «Привет».
Говорят, что самый большой Стражник любит нас, за то, что мы умеем смеяться, как трели колокольчиков. Хм… странно… Ведь души колокольчиков прыгают из тех ворот, которые довольно далеко от нас… Но все равно он так и говорит Стражникам: «Они смеются, как трели колокольчиков». Может, он раньше стоял на воротах колокольчиков, и теперь ему грустно, и он вспоминает это время и жалеет? А морщинки у его глаз всегда светятся лучиками. Так смешно! Мы все хохочем, а он качает головой, грозит нам пальцем и говорит: «Ух, я вас!» Но мы знаем, что он добрый и щекочем его. Всегда щекочем.
А сейчас я надуваю щеки и делаю вид, что я важный. Потому что мне надо почистить перышки перед прыжком вниз. Я тихонько спрашивал, зачем нам эти глупые перышки? Стражники смеются и говорят, что иначе меня не узнают, и надо принять этот глупый вид, потому что люди думают, что мы так и выглядим. Хм… да мы совсем другие, а перышки щекотные и приходится иногда чихать. Стражники всегда ругаются, когда мы чихаем, говорят, что мы пугаем людей. А нам смешно. И Стражники все равно тоже смеются, когда мы чихаем. Они показывают на нас пальцами, шепчут друг другу что-то на ухо и смеются. Я болтал с одним Стражником — у него тоже были большие крылья с большими красивыми перьями — зачем ему этот маскарад? Он нас хлестал перьями, смеялся и говорил: «Узнаете скоро, шалунишки!» Но все равно стеснялся, потому что знал, что выглядит глупо…
«Раз, два, три…. Раз, два, три…» — это я не устаю повторять урок. Надо просто подпрыгнуть и сигануть вниз. Можно даже зажмуриться — все равно Стражник дунет на тебя вовремя, чтобы ты не залетел в котенка или в теленка. Ведь если я залечу в котенка — ему попадет и…Ах! Я вам уже про это рассказывал!..
Потом мы тихо спрячемся внутри людей, и Стражник ночи будет нам рассказывать, какими мы будем, когда родимся. Он рассказывает про все — про небо, про звезды, про лягушек, про море, про колокольчики, про Главного Стражника. Стражник ночи очень строгий — если не слушаешь его внимательно, он наказывает и щекотится. А внутри людей так тесно и приходится ворочаться и хихикать — убежать от него так трудно! Потом, перед тем как выйти на землю, он щелкнет нам по носу, и мы все забудем… Это чтобы нам было потом интересно все узнать снова. А ещё, чтобы мы не болтали лишнего и не хихикали лишний раз. Говорят, однажды Стражник ночи забыл щелкнуть дитя по носу, и люди потом сильно испугались, потому что дитя начало рассказывать такие небылицы, что Стражники долго исправляли это дело. Ну и, понятное дело, хохотали потом до колик. А Главному Стражнику даже попало… Он долго потом ходил и грустно улыбался. Говорят после этого и построили стену, с которой так страшно прыгать…
Раз, два, три…Раз, два, три…. Когда подходит твоя очередь надо сильно вдохнуть, чтобы принести Т У Д А запах любви. Как всегда все толкаются и хихикают, зажимая рот ладошками, и запах любви выветривается слишком рано, ещё до прыжка. Стражники, правда, говорят, что это не страшно, потому что все равно Т А М сто-о-о-лько любви, что хоть как не поместится в наши крохотные носики.
И вот, наконец, Главный Стражник поет: » И-и-и…пошли-и-и мои колокольчики!!!!» Мы лопаемся от смеха и падаем вниз, щебеча и толкаясь, а Стражники смешно дуют на нас… Вот умора!!!!!
…..Я так плакал, когда услышал, что не смогу потом узнать своих друзей…. А Стражник ночи гладил меня, и мы смеялись сквозь слёзы. Нам было так смешно, что мы плакали, а потом долго играли и толкались, и я перестал чувствовать себя одиноким…
…..одиноким…….
Потом пришёл этот серьёзный старичок и долго рисовал мои руки. Мы были так увлечены этим занятием, что не заметили, как Стражник ночи качал головой и бормотал что-то о времени, и о том, что настала его очередь заняться мною. Ему ведь так много надо рассказать!
«Взвод должен быть где-то поблизости. Даже сквозь свист пуль я слышал голоса товарищей. Я знал, что сбитые в кровь ноги не позволят мне совершить дерзкий рывок в сторону блиндажа. Но иного выхода не было. Вжать голову в плечи. Раз…два… три… Рывок!!! От ужаса и собственной дерзости я бежал и орал. Мой крик прибавлял мне какой-то бешеной энергии…. Ещё рывок!!! Вот она — белая стена блиндажа. Пули шлепались свирепо и хищно где- то возле ушей обо что-то твердое. Прыгая в окоп, я больно стукнулся о собственный автомат и обругал себя за неловкость. Ужас придал моему прыжку такую силу, что я перелетел через какие-то бревна, поскользнулся и упал головой вниз прямо в грязь. Это было теплое месиво из крови и глины. Я закашлялся, выплевывая его изо рта, и уже чувствовал, что это рефлексы жизни… Мне удалось. Я жив. Я среди своих….Я жив, мать вашу!!!!!….»
Потом ласковая женщина гладила меня по голове и улыбалась. Её губы что-то произносили, и я повторял за ней, корча уморительные гримасы. Стражник ночи и женщина, смеясь, хлопали в ладоши, а у меня потом долго болели щеки…
«Только один шаг… Только один шаг из-за кулис… Нет, я не волнуюсь. Все должно произойти так, как я себе это представляла всегда. Последние слова замерли в воздухе, дрожащем, как пелена савана. Это был апофеоз спектакля, и никто никогда не играл эту сцену так… Я знаю, что это получилось. Получилось вопреки всем, кто не верил в меня. Мне удалось сломать стереотип, сложившийся о моей героине. Теперь надо только выйти снова и получить либо гробовую тишину непонимания, либо… Итак… раз… два… три… Шаг…ещё… Зал захлебнулся от восторга. Боже! Как хочется сейчас упасть и заплакать как маленькая девочка, закрыв ладонями лицо! Заплакать от торжества и беспомощности перед дрожащим ощущением победы. Но новая реплика уже втягивает меня, и голос уже не дрожит, и глаза партнеров восхищенным зеркалом отражают мне мою радость…»
А ещё иногда бывает скучно до зевоты. Особенно когда появляются такие, как этот непонятный юноша с равнодушными глазами. Он писал мне на лбу какие-то непонятные знаки, часто сбивался, потом исправлял написанное. Но выполнял очень старательно и, пока все не исправит, не успокаивался. Я тихо засыпал, хоть меня и щекотала его кисточка, но было все равно не смешно. Краска с кисточек капала на меня, и я замечал сквозь сон, что капельки навсегда замирают на моей коже. Честно говоря, мне было в первый раз все равно…
» — Молодой человек, я понимаю, что, возможно, окончив свой университет, вы станете светилом науки, и с вами наше общество шагнет в просвещенное будущее. Но вы не платите мне уже третий месяц за комнату, а я, с вашего позволения, не благотворительное общество. Более того, могу вам сказать, что эти три су, которые вы мне задолжали, пойдут прямехонько на образование моей дочери. Так что, требуя с вас положенных мне денег, я не наношу в сумме никакого ущерба уровню образованности в нашей стране. Более того, мне кажется, что вы обманули меня, утверждая, что вы являетесь счастливым обладателем трех су — именно той суммы, которая разрешила бы на какое-то время проблемы между нами…
— Месье, я… Я не пытался обмануть вас… Месье, я уверяю вас.. У меня в кармане было как раз три… Да где же она, черт побери!… у меня в кармане было как раз…
— Молодой человек, я прожил немало, и опыт практической жизни научил меня одной простой истине. Если мои зрительные органы видят две монеты, то это именно две монеты, а не три…
— Одна…две… Сейчас… Вот ! нашел!!! ….Пжалте — раз… два….три. Вот! Я же вам говорил… Говорил! Вот они… Боже…вот они — три монеты!»
А потом была эта изумительная песня. Мы пели ее все, взявшись за руки и раскачиваясь, как серебряные одуванчики. От этой нежной и внимательной мелодии мои глаза начали слипаться. Я только чувствовал, как меня баюкают по очереди и этот скучный юноша, и эта красивая женщина, и даже старичок, которого я теребил за белоснежную бороду. Засыпая, я увидел сквозь пелену дрёмы, как Стражник ночи нежно смотрит на меня. Я даже успел сонно засмеяться и поймать его за палец, когда он легонько щелкнул меня по носу….
* * * * *
Властный вопль будильника за долю секунды породил в сознании чувство досады. В одно мгновение всплыло в памяти вчерашнее ощущение усталости, стрелки часов на «четырех пятнадцати» и безнадёжное желание заснуть. «Не выспался», сказал мозг. Хотелось быстро вернуться обратно — по ту сторону грани, схватить за дымчатый хвост птицу убегающего сна. «Не выспался», сказали глаза, и веки налились свинцом, нет, скорее чугуном, потому что ничто в мире сейчас не было тяжелее этих век.
Но надо было вставать. Потому что сегодня особенный день. Вы же знаете, бывает вот так в жизни, когда на один, ничем не примечательный день календаря, падает столько судьбоносных событий, что накануне аж дух захватывает. У вас так случалось когда-нибудь? Сознание лихорадочно повторяет очередность и время, предназначенные для каждого события. Воображение рисует то, к а к должно все происходить, что будут говорить люди, даже их жесты и выражение глаз. Иногда хочется перепрыгнуть этот день и попытаться представить себя на следующий день уже другим — ведь если все решится так, как этого хочется, так, как об этом мечтаешь — тогда ты уже будешь другим. Ты будешь счастливым. Однако суеверный страх испуганно отгоняет картинки мечты, боясь сглазить, пытаясь избежать опасного влияния мыслеслов на будущее. Страх сменяется залихватской бравадой — » а будь что будет, пусть будет так, как этому суждено случиться». Фатальное замирание души более безопасно, и сознание быстро прячется в эту хрупкую коробку.
«Надо вставать!» Проснуться — это не самое сложное. Самое сложное — это принять решение расстаться с миром снов и встать. Самое сложное — это признать очередное торжество реального мира над миром грёз, обволакивающим нежными путами загадочных перипетий в видениях.
«Надо вставать!» — это уже не фраза, это уже стальное требование социума. Д.С. потянулся в кровати, свирепо зевнул, как бы строя гримасу холодному осеннему утру, и выпростал на пол спящие ноги. Несколько энергичных движений, именуемых зарядкой, и Д.С. потащил свое тело в ванную.
Бреясь, он мысленно повторял: «Девять тридцать — офис, защита проекта. Одиннадцать — открытие выставки. Четыре — встреча с сыном. Вечером — ужин с Диной. А потом… потом поглядим».
Выбегая из двери подъезда, Д.С. едва не столкнулся с соседом — изобретателем. Вернее, так он его называл про себя. Сосед был ужасающе педантичным человеком, настолько, что об этом знали все соседи, правда понятия не имеющие, чем он занимается. Одно было ясно — в тиши его квартиры, из которой всегда неслись то странные запахи, то какие-то неестественные звуки, совершалось загадочное таинство науки. Педантичность соседа выражалась в том, что общение его с внешним миром происходило в строго определенное время. Каждый в доме знал, что утро воскресенья — это время, когда Изобретатель идет за продуктами в маленькую лавку за углом, суббота, восемь вечера — это время его посещения родственниками. И уж конечно, ежедневно в 21.00 — неизменная прогулка по улице. Можно сказать, что соседи скорее верили хлопнувшей двери подъезда, нежели бою своих часов, что сейчас именно двадцать один ноль-ноль и не секундой больше (или меньше). Что говорить, таких людей вам самим когда-то приходилось или приходится видеть среди клеток больших городов.
Сегодня странным было то, что Изобретатель болтался в подъезде в то время, когда никто никогда не имел удачи созерцать его. Видеть этого человека утром, сидящим на лестнице, было равносильно срыву главного выпуска новостей по национальному телевидению. То есть это было событием. Но главным в любом событии является эмоциональный фон происходящего с тем, кто его наблюдает.
Д.С. был в одно мгновение, в долю секунды сбит с толку сразу тремя обстоятельствами. Первое — Изобретатель торчал в подъезде, сидя на лестнице. Второе — вид у него был такой, будто он всю ночь до рассвета пил «горькую» не останавливаясь как скорый поезд на «провинциальных станциях». Третье — это происходило именно в тот особенный день для Д.С. Последнее обстоятельство было наиболее существенным, поскольку мир и так вертится вокруг нас, а в особенный день он просто перестает существовать помимо нас.
Сосед поднял мутные глаза на Д.С. и, казалось, долго пытался узнать его. На секунду, пока он не узнавал его, в глазах мелькнул ужас, но, узнав, сосед даже обрадовался. Правда, спустя мгновение, опять печаль помутила его глаза.
— ..они… не простят мне…- пробормотал Изобретатель, — я….опубликовал это….они…не простят. Голова его, бессильно мотнувшись, опять упала на грудь.
— Да полно вам, — Д.С. решительно не знал, как реагировать. Вряд ли сочувствие к этому совершенно незнакомому человеку могло искренне пронзить его душу. Однако вид Изобретателя был настолько жалок, что жалость пробуждалась автоматически.
— Нет, вы не … понимаете….эт-то, — опять попытался что-то выговорить сосед, но безуспешно.
— Идите-ка домой, я вам помогу, — Д.С. приподнял чудака и начал легонько подталкивать его к двери квартиры. Вдруг Изобретатель, зарыдав, как ребёнок, уткнулся в плечо Д.С.
- Мне страшно….
- Ну… идите домой, дома вы будете в безопасности. Я к вам
вечером зайду, — раздражение уже начало охватывать Д.С. «Ну почему именно сегодня. Только не сегодня»
— Они убьют меня, — неожиданно твёрдо произнёс сосед, и от этой обречённой уверенности у Д.С. похолодело внутри. Через секунду, взяв себя в руки, он всё-таки втолкнул соседа в открытую дверь квартиры.
— Не бойтесь. Заприте дверь и никому не открывайте. Если что, сразу звоните в полицию. Я к вам вечером ОБЯЗАТЕЛЬНО зайду.
Бормоча «Зайдете, да? Обязательно? Не бросайте меня, мне страшно», Изобретатель запер дверь. Секунду постояв, прислушиваясь к щелчкам замков, Д.С. опять испытал холодок незнакомого страха. Потом, решив, что это ему все показалось, он, вздохнув, двинулся навстречу своему самому важному дню.
В девять двадцать пять наш герой уже стоял перед стеклянной непрозрачной дверью, на которой висела табличка. На ней было написано «9.30 – заседание правления. Заслушивание инвестиционного проекта Д.С.». Наш герой почувствовал легкую волну гордости и благодарности членам правления за этот маленький рекламный плакатик. Ведь сейчас все, проходящие мимо зала заседания, читают его имя. Важность таблички подчёркивало упоминание его имени. Раньше ограничивались просто надписью «заседание правления».
Секунду помедлив, Д.С. решительно толкнул широкую двустворчатую дверь и вошёл.
Тишина, казалось, длится год. У Д.С. как-то странно защемило сердце… Тишину нарушил один хлопок, два… и, через мгновение, уже буря аплодисментов разорвала холодное пространство зала. «Это победа», – подумал Д.С., и уже иная волна эмоций захлестнула его.
— Однако существует одна небольшая проблема, дорогой мой, — черты лица Председателя правления приобрели жёсткость, — и при ближайшем рассмотрении, она не кажется такой уж небольшой. Речь идёт о ваших творческих увлечениях.
Д.С. нахмурился, чтобы скрыть растерянность. Такого поворота беседы он не ожидал.
— Нет, нет, вы так не переживайте, — Председатель похлопал Д.С. по плечу, — проект вы защитили блестяще – это во-первых. Вы назначены его руководителем – это во-вторых. И сегодня это самое главное. Но, видите ли, уважаемый Д.С., — Председатель замолчал, пытаясь отыскать нужную эмоционально-речевую окраску, — попытайтесь понять то, что я, искренне желая вам добра, пытаюсь сказать. Ваш второй род деятельности – изобразительное искусство (Вы ведь у нас художник и, пожалуй, становитесь всё более и более известным), не является хобби, чтобы не претендовать на приоритетность в вашем времени и на время принятии решений.
Д.С. нервно поёжился, предчувствуя появление знакомого и неприятное ощущения.
— Поверьте моему жизненному опыту, дорогой мой, — Председатель хотел казаться как можно более дружелюбным, — рано или поздно одна из вашей ипостасей потребует к себе стопроцентного внимания, и…, — пауза показалась Д.С. слишком долгой, — …и неизвестно, какая из них получит преимущество. Вам наверняка знакомо это чувство внутренней борьбы мотиваций, не правда ли?
Председатель взглянул прямо в глаза Д.С., и тому показалось, что взгляд собеседника глубоко проник в его сущность. Это было лишь мгновение, но его было достаточно, чтобы понять, насколько тонко прочувствовал Председатель суть двойственности мира молодого человека.
— Наш проект…гм…наш с вами проект, — продолжил Председатель после паузы, — достаточно масштабен и серьёзен, чтобы претендовать на в с ё ваше полезное время в течении ближайших пяти лет, как минимум.
В горле у Д.С. пересохло. Он судорожно схватил стакан с соком и одним глотком осушил его.
— Вы должны понять меня правильно, молодой человек.
( Извините уж меня за такое обращение, вы уже зрелый мужчина, но я думаю, вы позволите мне, старику, так вас называть сейчас). Я не стал выносить этот вопрос на коллегиальное обсуждение, а говорю вам всё это наедине. Относитесь к сказанному мной не как к разговору партнёров по бизнесу, а как к отеческому совету старшего. Я знал людей, оказавшихся в подобной ситуации. Природа щедро одарила их талантами, и часть жизни прошла у них в мучениях выбора, какую стезю предпочесть.
- И что же с ними происходило? — вернулась к Д.С. речь.
- Был один человек, который, надеясь на свою
организованность и самодисциплину, пытался самореализоваться во всех направлениях. Он вполне справился с этой задачей, но по всем направлениям превратился в дисциплинированную посредственность, — Председатель улыбнулся каким-то своим воспоминаниям.
— Некоторые люди, — продолжал он, — принимали решение, сконцентрироваться на одной цели, реализации только одного из своих талантов. Особенно это характерно для зрелых личностей.
— Но… разве это не единственно правильное решение? И разве не именно это решение свидетельствует о зрелости личности? – голос Д.С. дрогнул, выдавая неуверенность.
— С точки зрения людей, одарённых о д н и м талантом, это действительно так. Но в данном случае мы говорим о другом типе людей, к которым относитесь вы. Назовем этот тип м н о г о п о л я р н ы м талантом. Прошу не путать просто с разносторонне развитыми людьми. А что касается борьбы мотиваций, то не будем далеко ходить. Вспомните, когда вы ещё работали в рекламном агентстве, и мы вас прождали целый день на переговорах. Потом оказалось, что вы просто проспали, потому что две ночи подряд писали картину. И если бы на следующий день город не задохнулся от восхищения, увидев вашего «Демона», менеджер бы выгнал вас взашей.
— Насколько я представляю себе, — Д.С. судорожно пригладил воображаемый вихор, пытаясь увести разговор от дурных воспоминаний, — несмотря на тщеславие, которым обуреваем любой художник в той или иной мере, творческая личность обладает ещё и внутренней самооценкой своих способностей. Личность всегда ощущает потолок своих возможностей. Иной вопрос, что не многие хотят смириться с тем, что достигли предела своего творчества, особенно на фоне продолжающегося роста гения рядом идущего. Вот тогда и возникают Моцарты и Сальери. В наше время высокоорганизованного бизнеса умение оценить свой потенциал является не меньшим талантом, нежели остальные божественные дары, одаряющие личность. Я смею надеяться, что этой способностью я не обделён.
— Мне нравится здоровая злость в ваших интонациях, — Председатель, наконец, заметил свой стакан виски, — я повторюсь, что разговор происходит у нас наедине по причине того, что я склонен полностью доверять вам. Считайте, что это было просто мировоззренческой болтовней за бокалом виски.
«Хорошо, что на афише моей выставки есть слово «заключительная», — подумал почему-то Д.С, — Не хотелось писать «последняя». Но обозначить свою решимость было необходимо».
Маленький выставочный зал в центре города ждал вернисажа известного и талантливого художника Д.С., неожиданно заявившего в прессе о том, что завершает своё творчество по весьма странной причине. Как он высказался сам: «Я чувствую, что достиг потолка своих возможностей. Если продолжать дальше, то это будет просто ложью или чистым бизнесом, не отягощенным мучениями совести и с целью просто и выгодно продать своё популярное имя».
Большинство людей восприняло это либо как претензию на экстравагантность или просто рекламный трюк. Старшие говорили: «мальчишка», ровесники — «чем бы дитя ни тешилось», а остальные просто — «глупец». Но Д.С был уверен в своем решении. То, о чём говорил Председатель правления, в точности повторяло страхи и раздвоенность нашего героя. Ничего нет страшнее, чем, осознавая несомненную свою одаренность талантами, не принести пользы ни себе, ни обществу из-за бесконечной борьбы с самим собой. Окончательное решение было принято после бесконечных попыток написать картину своей мечты — «Небесное воинство». Тысячи набросков заполняли почти все свободное пространство в его мастерской. Он нашёл массу типажей, целый ряд, казалось, оригинальных изобразительных и цветовых решений. Техника его было близка к безупречности. Оставалось только одно — воплотить это на холсте. Конечно, сюжет был недостаточно типичен для творчества Д.С. Но так казалось только на первый взгляд. Годами он шёл к этой работе. Для него она несла не только изобразительный, но и мировоззренческий смысл. Художник хотел, как бы структурировать своё религиозное и философское видение мира. Однако, как только дело доходило до реализации задуманного, всё заканчивалось очередным испорченным холстом. Промучившись так долгое время и наслушавшись советов друзей и критиков, что, мол, есть периоды творческого застоя, и их надо просто пережить, отдохнуть, отвлечься, а может попутешествовать, Д.С. пришёл к вполне чёткому пониманию происходящего с ним. Такой сюжет картины, хотя и будучи придуманным им самим, ему не по силам. Сделать работу менее масштабно, нежели он себе воображал, означало изменить чему-то очень важному в себе. На это Д.С. пойти не мог. Оставалось другое — признать своё поражение и попытаться самореализоваться в той сфере, где его считают не менее талантливым и успешным.
Однако подготовка к вернисажу не несла на себе печать грусти расставания, работники выставки в приподнятом настроении ожидали гостей, которые должны были придти вот-вот — с минуты на минуту. В глазах организаторов светилась надежда на успех в общем деле, которым они жили во время подготовки к выставке. Д.С. почувствовал нечто, похожее на угрызения совести от совершенного предательства. Однако решимость не изменила ему. Портфель приятно был отяжелен пухлыми папками с проектами и расчетами. Но самое главное — контрактом на сумму, часто являющуюся людям в их богатом воображении.
Д.С. никогда не считал, что выбором в его жизни будет руководить количество денег и собственно сами деньги. Выбор должен быть сделан вне зависимости от денежных возможностей той или иной деятельности. Убеждённость в правильно выбранной цели и уверенность в победе — вот что должно стать главными критериями выбора.
Окружающие вообще не замечали того сильного эмоционального фона переживаний. Они достаточно трезво рассуждали, что человек вполне практично принял решение в пользу солидного бизнеса, отдав ему предпочтение в силу нестойкости успеха в творческой сфере. «Ну, оставит себе искусство в виде хобби, — говорили они, — будет порисовывать по уик-эндам на свежем воздухе. Порисует портреты детишек и родственников для приятных рождественских подарочков. В общем, остепенится». Однако Д.С. был полностью уверен в одном — оставляя искусство, он оставляет его навсегда, безо всяких превращений его в хобби. Чтобы писать картины надо родиться первой точкой на чистом холсте и умереть с последним мазком. А это означает — бессонные ночи, или наоборот — больные сны. Это означает — забывать даты и время, утопая в образах, увиденных в неожиданной боли одиночества, появление которого не зависит от того, один ли ты или вокруг тебя толпа. Это означает — обиды друзей и близких за недостаточное к ним внимание и прощение их же, когда с горящими глазами и дрожащими руками представляешь им новое творение. И они прощают. Прощают, заметив руку Господа в картине.
Однако, сейчас, окунувшись в привычное волнение подготовки к открытию выставки, Д.С. почувствовал, как глаза Председателя правления стоят перед ним, торжествуя в своей правоте. «Нет, говорил себе Д.С, — это только сейчас, только в последний раз я разрешу себе переживать так. Завтра это всё будет забыто и отодвинуто на задний план воспоминаний. Сегодня же дам себе возможность полностью насладиться тем, что никогда уж более не повторится». Стрелка часов неумолимо подходила к одиннадцати. Вот уже привычно обыденными движениями начали устанавливать первые телекамеры съёмочные группы. За дверью слышны звуки паркующихся автомобилей, гул людей, топчущихся перед входом в ожидании, смех и возгласы.
Как всегда выставка открылась с небольшим опозданием. Чаще всего это происходит не от неорганизованности. Просто значимость секунды, когда говоришь себе «Ну, начали» рождает желание ещё потянуть самую малость. Не столько из страха, сколько из-за понимания, что, начавшись, это чудесное мгновение сразу начнёт убегать в прошлое. А хотелось бы долго-долго парить в волшебном облаке этого волнения.
— Возможно, ты прав, сынок, — старый художник, к которому Д.С. обращался «Учитель» с первого дня, когда он переступил порог его студии, отер со лба пот платком, — но ты ведь помнишь тот день, когда ты закончил свой «Сталинград»? Помнишь, когда я вошёл в твою мастерскую, а ты уже был настолько пьян, что не вязал лыка?
Д.С. зарделся и попытался что-то промычать, но Учитель остановил его властным движением руки.
— Не перебивай меня. Сегодня мне многое хочется тебе сказать. Я уважаю твой выбор, как умного и современного человека. Более того, я понимаю, что всё сказанное мной в защиту живописи внесёт ненужное смятение в твою душу, и понимаю всю глубину ответственности за всё сказанное мною.
Д.С. нервно оперся о стоящую рядом скульптуру с надписью «Руками не трогать».
— Тогда, в тот день я понял, что ты был пьян не от полбутылки водки, которую ты уничтожил за полчаса. Тогда нам обоим пришло понимание, что из подмастерья, нуждающегося в опеке, совете, а иногда и в наказании, ты превратился в настоящего Мастера. Более того…- голос старика дрогнул, — ты превзошёл своего наставника.
— Учитель! Я…
— Сынок, с того самого дня я стал для тебя прошлым. Но…- старик снова прервал пытавшегося возразить Д.С., — разговор у нас сегодня не об этом. Я не стану сегодня пытаться переубедить тебя, как я это делал раньше. Я просто хочу сказать одно.
Плечи старого Учителя расправились, глаза зажглись каким то необъяснимым пламенем, стреляющим лучами из под седых кустистых бровей.
— Я должен сказать тебе это сегодня, но в последний раз. Ты меняешь благополучие и стабильность на своё место в вечности. Ты не достиг своего потолка, как ты пошло выразился в своём интервью. И я не стану тебе петь известную песню о неустойчивости вдохновения, и о том, что живопись – это больше труд, нежели талант. Ты всегда был самым умным среди моих учеников. Но твоя беда была в том, что ты это знал. И твой ум всегда держал тебя в тисках поиска принятия правильного решения. Слышишь? П р а в и л ь н о г о! Ты был раздираем воплями своего таланта и вульгарным конформизмом. Посмотри на эти картины. В одной ты протестуешь против косности и пошлости, взрываешь сознание обывателя, даришь ему возможность вырваться из объятий повседневной серости, в следующей же картине ты извиняешься за свой порыв и уговариваешь вернуться обратно в обывательскую слякоть.
— Учитель! – почти вскричал Д.С., — но ведь именно и это заставило меня бросить кисть, ведь я понимаю, что…
— Прекрати! Это не твоё дело судить о божественном даре. Твоё дело отдать данное тебе Богом людям. А судить тебя будут другие. Судить будет Вечность. Знаешь, почему ты предпочёл путь бизнесмена? Потому что целью именно этой сферы является стремление видеть оценку своего труда при жизни, иначе теряется сам смысл предпринимательства.
— Вы только убедили меня ещё раз в правильности моего выбора.
— Правильность твоего выбора оценят потомки, — Учитель устало потер лицо, — Я видел твои эскизы «Небесного воинства». Ты сам себе не простишь, что не закончил его. Всё, что здесь висит, можно назвать одним словом – «до». А что могло быть «после», ты похоронил своим решением. Прощай…
Маленькая фигура старого художника исчезала в толпе посетителей выставки, и для Д.С. почему-то казалось важным не терять его из виду и провожать его глазами, пока он не исчезнет совсем. Д.С. казалось, что память должна сохранить этот момент с бесстрастием киноплёнки навсегда, но толпа поклонников уже закрутила его и увлекла в поток речей, улыбок и рукопожатий, пустых и искренних, завистливых и восхищенных.
В наше время лучи славы приобрели вид света телевизионных приборов и фотовспышек. Существует немного людей, которые никогда не стремились бы в мечтах к моменту славы, считая, что это апофеоз всего положительного, что может с ними произойти, что в этот момент человек подобен ангелу, воспарившему над бренным миром и его заботами. Однако, истинно всё же то, что момент славы – это не только итог проделанного пути, но и начало нового. Вверх дальше или вниз – не важно. Важно, что парить умеют только ангелы и птицы, а люди продолжают оставаться среди людей. Если не возвращаются к богам.
— Папа, выслушай меня, пожалуйста.
Сын так сильно контрастировал со спокойствием выбранного Д.С. кафе – со своим ярким мотоциклетным шлемом, кожаной курткой и огромными ботинками. Он сидел, закинув ногу на ногу, и теребил брелок с ключами.
— Пойми, я уже не маленький мальчик. Папа, посмотри на меня. Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать многие вещи в жизни. Главное, я хочу, чтобы ты понял – это то, что я не упрекаю тебя ни за что. Да, я помню, как вы расстались с мамой. Да, я никогда не забуду, как ждал тебя, нарядный, сжимая в руке дешёвый фотоаппарат. Ждал, что ты придёшь, как обещал, что поведешь меня в зоопарк. Ждал час, два и три, а ты всё не приходил. Мама нервничала и успокаивала меня, говоря, что может быть у тебя срочные дела, ведь у мужчин всегда бывают срочные дела. Я помню, как через два дня ты заехал на пятнадцать минут, чтобы оставить маме немного денег и заявить, что уезжаешь надолго за границу. Ты тогда прятал от меня глаза и нарочно залихватски трепал меня по затылку, не зная, извиняться тебе или нет. А мне и не надо было твоих извинений. Я просто был рад, что ты подмигивал мне, словно у нас есть какая то тайна – наша общая тайна!
Д.С. был подобен каменной статуе. По тому, как спокойно и естественно говорит сын, он понял, что тот уже взрослый. Уже мужчина, хоть и подросток, хоть и смешно выглядит его тонкая шея, торчащая из-под свитера. Но уже мужчина, о чём говорит его спокойный взгляд, в котором Д.С. не увидел ни неприязни, ни порицания. Увидел, что, наверное, у них теперь она есть – эта общая тайна.
— Я помню, как ездил с друзьями за город и пережил кучу впечатлений. Но в тот момент я мечтал, чтобы ты был рядом со мной, и я с тобой бы ими поделился. Тогда я с деланным превосходством начинал болтать своим друзьям, как меня папа научил тому-то, как показал то-то. И они мне завидовали. Я помню, как подрался, и мне расквасили губу, и, когда ты забирал меня со школы, пытался показывать именно разбитую часть лица, чтобы ты увидел, какой я воин. Ты тогда спокойно спросил: «За правое дело?», и когда я кивнул, сказал просто «молодец» и опять ушёл в свои мысли.
Сын замолчал, словно переживая тот момент. Д.С. с облегчением увидел, что в его глазах отнюдь нет горечи, а наоборот – какое-то лихое любование самим собой ТОГДА. Видимо он действительно победил в правом деле.
— Но папа, — сын приблизил к Д.С. своё лицо, облокотившись на стол, — Да, я помню это всё. Но не на этом строится моё отношение к тебе. Я, конечно, мог обвинять тебя, мол, почему у других детей счастливые и гармоничные семьи, почему мои бабушка и дедушка прожили вместе сорок с лишним лет рука об руку. А вы с мамой не смогли уберечь семью не для себя, а для меня?!
Он опять откинулся на спинку стула.
— Но теперь я понял, кто ты есть для меня. Я всегда восхищался тобой, и это не было чувством наивного ребёнка. Может и было, когда я был маленьким, но теперь оно переросло в нечто большее. Теперь я з н а ю, что ты никогда не изменял самому главному – своей отцовской любви ко мне. Я же помню, что ты много раз бросал живопись, чтобы открыть какое-нибудь дело, говоря «если мужчина не может обеспечить своих детей, он не мужчина». Ты тогда был беден, как церковная мышь, но гордость, с которой ты приносил крохи к нам домой, восхищала меня. Когда ты с горящими глазами приносил кучу подарков раз в год, словно пытаясь отдать то, что не смог отдавать раньше. Ты думаешь, мне нужно было столько безделушек? Нет. Мне нужно было ощущать свою значимость для тебя. Когда у тебя не удавались проекты, и ты приводил меня в самое дешёвое кафе, потому что у тебя в кармане было ровно на две пиццы и колу, ты делал это так, как будто мы посещаем «Метрополь». И, знаешь? Я так себя и чувствовал.
Но и не это главное. Главное то, что я знал, что бы ты ни делал, в каких дальних странах не пропадал – ты всегда думаешь обо мне и о нашей общей тайне. И ты всегда, каким то неуловимым способом давал мне это понять.
За окном скромно застучали дождевые капли, словно не решаясь нарушать структуру дня. Их рваный ритм словно сливался с сердцебиением Д.С., как будто дразня его беспомощность перед речью маленького мужчины. В течение дня у Д.С. лихорадочно работал мозг, мысли чётко отпечатывались в его голове, убеждая и переубеждая. Но сейчас они словно замерли, превратив все сознание Д.С. в слух.
— Даже не стоит говорить о том, — спокойно продолжал сын, не переставая побрякивать ключами, — что, когда ты стал известен, я просто гордился тобой и хвастал перед друзьями и девчонками. И я знал, живя в тени твоей популярности, что твои гены не дадут мне пропасть в жизни, я не имею права пропасть, и всё. Твоя значимость как бы создавала значимость меня, причём мне совсем не хотелось повторять твой путь. Мне никогда не хотелось быть художником, мне не нравится такой, скажем, творческий образ жизни. Ведь на примере тебя я наблюдал, как не стоек хлеб художника. Мне больше нравились твои достижения в бизнесе. Просто я видел возможности разных путей успеха через призму твоей популярности. Что преданный труд, предприимчивость и талант могут быть оценены людьми, и даже публично.
Я никогда не пользовался твоей известностью, чтобы решать свои проблемы. Но, давай рассуждать трезво – ты создал мне пропуск в жизнь. А это, извини, не каждому отцу удается. Что может быть лучшим пропуском, чем имя, не обязательное известное, а просто честное имя отца?
Я не говорю, что ты идеален, как отец. Это преувеличение. Есть поступки, совершённые тобой, которых я никогда не совершу. Но пример «от противного» тоже имеет свой смысл, не так ли? Тем более, слепо подражать кому-то, значит не быть личностью.
— Гм… Да я чувствую, что ты личность, — «Боже, какие глупости я говорю», — пронеслось в голове у Д.С.
Снисходительная, но не лишенная любви улыбка сына показала, что он увидел эту мысль в глазах отца.
— Ну ладно, пап, пойду я. Нам надо было обязательно поговорить. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя неуверенным в такой важный момент своей жизни.
— А откуда ты знаешь, что…?
— Ну, пап, — улыбка сына изобразила снисходительное удивление, — об этом сейчас все знают.
— Ах да, — спохватился Д.С. и засуетился, — ну ты осторожнее-то, на мотороллере. Не лихач и всё такое…
— Папа! – от деланной строгости сына у Д.С. перехватило горло. «Чёрт побери, это что – возрастная сентиментальность? Не рано ли?»
Дождь уже завоевал день, но юноше и ожидавшей его на улице возле мотороллера девушке словно всё было нипочём. Д.С. отметил про себя, что сын уделил разговору ровно столько, чтобы ожидание девушки ни из-за дождя, ни из-за времени не нарушило джентльменского к ней отношения, и чувство гордости сжало его сердце. Мотороллер неторопливо исчез из экрана стекла кафе. Сын, при этом, не оборачиваясь, уверенно смотрел на дорогу, а девушка почему-то обернулась и помахала Д.С. рукой, и при этом у него возникло чувство, будто девушка тоже была собеседницей только что, и она посвящена в их с сыном общую тайну.
В ресторане, выбранном Д.С. для встречи с Диной, люди заискивающе улыбались ему и здоровались. Д.С. сразу почувствовал контраст между этим местом и уютным кафе, где он беседовал с сыном. Социум снова обрушился на него со всей горой условностей и мешал найти ту нить откровения, которая так необходима была в разговоре с Диной. Усталость видимо начала сказываться, и Д.С. раздражало всё – назойливость официанта, неудобно расставленные приборы на столе, взгляды и ухмылки в его сторону. Поэтому вначале беседа была ни о чём – как защита проекта, как выставка, как работа и всё такое. Никто не решался подступиться к главной теме разговора, тем более она обоим была не особо приятна. Д.С. чувствовал, что в последнее время у него с Диной что-то происходит. Что-то вклинилось в их отношения и требует обязательного обсуждения. Сам он, конечно, предпочёл бы «отсидеться в окопах», полагаясь на то, что проблемы рассосутся сами с собой. Он часто так делал, потому что не любил «выяснений отношений», даже если угрозы главному чувству – любви — казалось бы, нет никакой. Д.С. всегда боялся, что откроется нечто новое, что проскользнет какая-нибудь случайная, ненужная фраза, способная разрушить что-то важное. Однако Дина на эти вещи смотрела совершенно иначе. Она не переносила никаких неопределённостей, и если Д.С. иногда удавалось сбежать, то вал этих «неопределённостей» неумолимо накапливался и требовал решений.
В такие моменты Дина всегда предлагала встретиться в кафе, ресторане, в публичном месте, хотя они могли свободно поговорить у него или у неё дома. Д.С. всегда казалось, что она как бы берёт на свою сторону всё благоразумие, консерватизм и нерушимость аргументов социума. В таких случаях он всегда прибегал к одному способу, чтобы не слышать давления человеческого сообщества – заказывал себе добрую дозу алкоголя.
Так и сегодня. Дина, конечно, решилась заговорить «о главном» первая. Она всегда проявляла инициативу с долей немого укора в сторону роли мужчины, который стремится первенствовать во всём, только не в «самом важном». Он начала говорить и говорила долго. И была, как всегда права. Д.С. только кивал и соглашался, рассматривая донышко своего стакана, по которому ползал последний глоток виски. Понятно, что в такой ситуации, заказ очередной порции алкоголя воспринимался как скрытый протест собеседнице, и она не упускала случая это заметить. Правда Д.С. благодарил бога, что его девушка не скандальна, но каждое замечание, сказанное Диной даже в спокойной форме, выглядело упрёком. «Боже мой, — думал Д.С., — о чём мы говорим? Ведь мы же любим друг друга? Ведь разве…»
— Боже мой, о чём мы говорим? Ведь мы же любим друг друга. Разве этого мало? – наконец не выдержал он.
— Знаешь, — Дина задумчиво посмотрела ему в глаза, — Любовь ведь не только чувство, которое просто живёт внутри. Любовь – это комплекс поступков. Если хочешь, главная мотивация в поступках. А ты иногда поступаешь со мной так, словно за этим стоит совсем не любовь, а нечто другое.
— Но кроме любви ведь в жизни много и других мотиваций, правильно? Ты всегда вынужден соизмерять свои поступки с разными мотивациями.
— Прекрати, я не говорю с тобой о работе или общении с друзьями и всё такое. Я говорю о нас с тобой. А вообще…- бархатный голос девушки дрогнул, — я хочу тебе сказать… Мы уже давно знакомы, и я достаточно хорошо изучила тебя. Может быть, поэтому и ещё люблю тебя. И я не говорю, что ты не умеешь чувствовать и совершать поступков, от которых кружится голова от любви. Но всё дело в том, что для тебя любовь – это чистая абстракция. Это сильное чувство, направленное на абстрактные вещи – общество, люди, человечество и так далее. Это похвально для творческой личности, потому что, наверное, это дает тебе вдохновение. Но при этом, ты не замечаешь конкретных людей вокруг себя, не можешь посвятить свои чувства конкретному человеку. Не замечаешь, что тем людям, которые поддерживали тебя в трудные для тебя минуты, нужны ответные чувства.
— Я уже много раз слышал эти речи про эгоизм, — Д.С. протестующее поднял руку.
— Не передёргивай. Эгоизм иногда может быть и необходим, для творческих людей в особенности. Я не об этом. Я – женщина. А не твое произведение искусства. Полотна ты пишешь днями, иногда годами. Потом ставишь свою подпись и расстаёшься с ними после завершающего мазка. Потом они висят в галереях и несут свет людям, которые их созерцают. После этого нельзя снять их и начать переделывать заново – этот процесс может быть бесконечным – ты знаешь. Лучше всего взять новый холст и выразить на нём то, что ты не выразил своим предыдущим творением. Но в любви к женщине так нельзя. Невозможно пережить с ней лучшие мгновения рождения чувства, а потом повесить на гвоздь и искать другой холст.
— Ты хочешь обвинить меня в неверности?
— Нет. Я знаю, что ты верен мне, во всяком случае, надеюсь на это. Но я вижу, что это тяготит тебя, словно ты ищешь вокруг сюжет для новой картины, но привязан к той, что висит, готовая, у тебя в мастерской.
— Позволь, но не все художники так относились к своим возлюбленным. Я, конечно, себя не сравниваю, но Дали, Рембрандт, сколько их? — любили одну женщину до конца своей жизни.
— Я говорю не о художниках, я говорю о тебе. Тем более ты принял решение не в пользу живописи, не так ли?
Д.С. сделал большой глоток виски и прижал холодный стакан ко лбу.
— Так значит что, я аморален или обречён?
— Нет, ты не аморален. Хотя многие женщины, которые у тебя были…
— Хм.
— …многие женщины, которые у тебя были, наверняка не стали искать таких метафор, а просто считали тебя предателем. Им, наверное, просто не нужно искать обоснований твоей неверности в сравнениях с живописью, и тем более, оправдывать тебя ими.
— Не всё так просто в жизни…
— Я понимаю. Я просто высказала своё предположение. В конце концов, разговор идёт о нас с тобой. Скорее всего, ты не аморален, ведь ты говоришь, что всегда любил искренне. Но есть ещё одна главная вещь, которую ты не можешь понять. Недостаточно создать высокое чувство любви, важно его сохранить и уберечь. Несмотря на то, что любовь подобна живописи, потому что ей тоже необходимо вдохновение и муза, ведь она – лучшее из произведений искусства богов, создававших эмоции человека, несмотря на это – чувства надо беречь и тогда, когда вдохновения нет, и, может быть, не предвидится.
— Значит, тогда я обречён. На что? Пока могу, буду мотаться от юбки к юбке, а в итоге останусь в одиночестве, старый и никому не нужный? Ты это хотела сказать?
Дина помолчала, задумчиво глядя куда-то за спину Д.С. Потом начала говорить медленно и тихо.
— Я этого не говорила… Я знаю, что тебе иногда одиночество просто необходимо. Ведь ты художник. У тебя талант, и ты разговариваешь с Богом. Поговори с ним, может он научит тебя дарить свет любви тем, кто рядом с тобой, и сберечь это чувство на всю жизнь. Конечно, если ты ещё художник, и если ты ещё с Ним разговариваешь.
Было ещё не поздно, когда Д.С. вернулся к себе домой после встречи с Диной. Голова гудела не столько от выпитого, сколько от мыслей, цепко вцепившихся в мозг.
В доме разрывался телефон, и Д.С. понял, что это международный звонок – мама.
— Поздравляю тебя, дорогой. Всё прошло успешно? – голос мамы внушал спокойствие и отгонял тревоги сегодняшнего дня.
— Да, все нормально, как ты?
— Я очень рада за тебя и горжусь тобой. Я читала твоё интервью. Просто хотела тебе сказать, что рада тому, что ты, наконец, определился. Правда, это была моя идея, чтобы ты стал художником, но время расставляет все на свои места.
— Что ты хочешь этим сказать? Я понимаю, что моим успехам в живописи я обязан тебе, ведь ты столько времени и сил потратила…
— Не говори дежурных фраз, мы об этом беседовали много раз. Хочу поддержать тебя и дать тебе уверенность, ведь я знаю, что тебе нелегко было расстаться с мечтой, которую я тебе привила. Но не забывай – это была и м о я мечта. И осознание этого всегда довлело над тобой и над твоим выбором. Хочу тебе сказать – не пытайся вернуть сыновний долг. Я не говорю, что совсем не надо пытаться этого делать и не чтить родителей. Сыновний долг до конца вернуть невозможно. То, что дано тебе родителями, ты должен отдать своим детям, своему сыну. А для того, чтобы дать ему образование и вывести в жизнь, тебе нужна более стабильная карьера, чем зыбкий творческий путь. Твой сын – и есть твоё будущее. Поэтому я рада, что ты сделал этот выбор. Тем более ты, и только ты несёшь ответственность за то, что он растет в неполноценной семье, как бы у тебя не произошло с твоей женой, и кто бы там ни был виноват. Правда он будет сильнее, чем ты, обласканный семьёй, но я надеюсь, это не ужесточит его сердце. В общем, на самом деле, я знаю, что ты именно так всё и понимаешь, иначе не поступил бы так, как поступил. Я представляю, как тебе было сложно, ведь ты всегда думал, что я буду против… Не думай так, мать всегда будет на стороне сына, какой бы путь он не избрал.
— Ты говоришь так, как будто я выбирал между праведным и преступным путём, — Д.С. изобразил смех.
— Не умничай, — голос мамы стал мягче, — ты знаешь, о чём я. И помнишь наши жаркие споры по этому поводу.
— Не будем вспоминать…
— Да ладно, я не об этом… Я хотела просто поддержать тебя. Человеку часто хочется чувствовать себя не одиноким и получить поддержку от близких. На том и стоит семья.
— Спасибо, мама.
— В общем, удачи тебе, сын. Не забывай звонить.
Этот телефонный звонок успокоил Д.С., но, как оказалось, только на время. Переживания, касающиеся разговора с Диной, снова охватили его и медленно затянули в свой водоворот.
«Неужели она думает, что я ничего этого не знаю и не чувствую? Что я просто фланирую по жизни, наслаждаясь повышенным вниманием к себе и тем, что со мной происходит, чёрт возьми? Со стороны можно подумать, что я чёрствый эгоистичный тип, сосредоточенный на самокопаниях. Иной раз думаешь, что легче просто не обладать никакими способностями, а просто тихо и мирно жить себе, обустраивая своё счастье. Но никто ведь не видит, что озарение и вдохновение подобны проклятию, когда слепнешь от неожиданно явившегося видения, и руки тянутся к кисти сами собой, как две змеи Иблиса, выросшие на плечах Заххака*. Никто не видит, когда ты терзаем внутренним пламенем, но глаз не видит решения к а к выплеснуть это на бумагу или холст. И ты сидишь часами, тупо уставившись в ночь и ожидая хотя бы малого знамения с небес, подсказавшего бы тебе, ч т о должен ты выразить своим
* Заххак – герой иранского эпоса «Шах-наме», продавший свою душу дьяволу – Иблису в обмен на безграничную власть. Чтобы Заххак не забывал, кому он принадлежит, Иблис коснулся его плеч, и на них выросли две змеи.
пером. Кто, замечая следы этих бессонных ночей, объясняет их не пьянством, а болью тупого одиночества? Одиночества не потому, что радом нет людей, а потому что Он сегодня не захотел с тобой
разговаривать. Наконец, кто поймет меня, когда я отшвыриваю кисть и, поклявшись не возвращаться к ней никогда, как машина прихожу на работу и…о чудо!… увлекаюсь ей, достигаю чего-то, реализую своё вдохновение и умение. Вот он – успех. Вот они – слова коллег – ты, мол, молодец, это – твое призвание. Забудь ты об остальном, иди в ногу со временем. Но потом….потом, когда, казалось бы, развей успех, продолжай двигаться вперёд, вдруг …. Однажды, ложась спать рано перед трудовым днём, чтобы свежим и подтянутым придти на службу, опять является э т о. Даже насильно сдерживая себя в кровати, ты не можешь уснуть, потому что озарение вновь включает мириады огней в твоем мозгу. Свет не даёт закрыться глазам, и ты вскакиваешь, говоря «а, будь что будет», и несёшься к холсту, зная, что пока не рухнешь обессиленный, невозможно тебя оторвать от него. А на следующий день трусливо смотришь на разрывающийся звонками телефон, кричащий тебе, что ты опять подвёл, не сделал, не пришёл.
Но я решил. Я же уже сказал себе — невозможно проявлять такую незрелость в моём возрасте. Надо прекратить этот затянувшийся инфантилизм и бестолковую профориентацию. Ради всех любимых мной людей, ради любимой. Ведь когда мужчина нестабилен, он находится в состоянии взвеси, некой аморфности, и развивает лишь собственную слабость. А слабость рождает слабые поступки или вообще их отсутствие. А разве я когда-то отличался слабостью? Значит, деградирую? Нет, я положил этому конец. Я достаточно сильный человек, чтобы сделать это.
Конечно, были времена слабости, когда я как немощная тварь взывал к небесам, умоляя – дай мне знак, Небо, как мне распорядиться своей жизнью! Только один знак, чтобы сделать правильный выбор! Но на божества и знамения рассчитывали древние, а сегодня лишь старики и женщины. И я сам принял решение».
Д.С.громко включил музыку, как бы подбадривая себя и отгоняя сомнения, всё равно предательски заползавшие в голову. А что если то, что он бросает живопись и есть то предательство, о котором говорила Дина? Что если сферы деятельности, которые он меняет и оставляет – и есть та метафора о женщине – позабытой картине? Хотя уже сделано публичное заявление и назад пути нет. Или есть всё же иной выход? Он понимал, что сегодняшний день был заполнен теми мотивациями и критериями истинности, которые пытались сформулировать своё видение его самого. Он понимал, что сегодняшний день стал годами, спрессованными в несколько часов, может быть только для того, чтобы вырвать его из объятий неуверенности.
Вдруг, взгляд его упал на эскизы картины «Небесного воинства». Словно молния озарила его мозг. «Я понял! Боже мой, я всё понял! Конечно же, есть выход! Вот оно решение! Как же я раньше об этом не задумывался. Неужели… Неужели… Да! Наверное, надо было столько пережить, чтобы понять простую истину». Словно громом поражённый, Д.С. стоял посреди комнаты и картина приобретала конкретные очертания – как та, что должна быть на холсте, так и та, что должна быть в жизни. И любви. Он рассмеялся и понял, почему его Учитель говорил – твои картины «ДО» и «ПОСЛЕ». И он не имел в виду только живопись.
Д.С. охватило торжественное спокойствие, подобающее значимости произошедшего. «Так! Надо срочно пройтись прогуляться и поговорить с моим любимым городом. Который час? Не поздно? Без пяти девять. Ерунда. Завтра – новый день. Завтра – по настоящему новый день».
Он торопливо оделся и, выходя, взглянул на себя в зеркало. Вот так выглядит человек, одержимый страстным желанием жить, творить, любить и быть любимым. На лестнице, испытывая горячее желание хоть с кем-нибудь поделиться эмоциями, Д.С. остановился у дверей соседа-изобретателя. Помедлил секунду, потом вспомнил про какие-то неприятности, мучившие того сегодня, вспомнил, что сам посоветовал ему не выходить из дому, подумал «Зайду позже» и начал спускаться по лестнице.
Открыв дверь подъезда, Д.С. остановился на секунду, подняв к небу лицо и глотая капли уже засыпающего дождя. Он мысленно поздоровался с небом и любимым городом так, как будто не видел их давно, а не час назад. Затем он поднял воротник и зашагал в сторону огней центра.
Д.С., погружённый в свои мысли, не обратил внимания на скрип тормозов машины прямо радом с собой. В следующее мгновение страшный удар свалил его наземь. Мозг его, даже не успев ничему удивиться, мгновенно погас.
Из машины выскочил человек с пистолетом и подбежал к телу.
— Э! Да эт не он!…
— Как не он?! – кто-то закричал из машины.
— Да не он это, я те говорю!
— Маэстро, ты чё? Ровно девять ноль-ноль…
— Ах, ты ж, мать твою, а? Надо же, а?
— Маэстро ты чё – расчувствовался что ли?
— Молчи, щенок! Я не убиваю невиноватых.
— Да ладно, хорош. Невино… Ты что – судья? Может это тот ещё козёл. Поехали, Маэстро, поехали. А того потом достанем – никуда не денется.
Бормоча «За судью ты ответишь, щенок», человек с пистолетом запрыгнул в машину. Взвизгнув шинами, она умчалась в дождь.
* * * * *
Раз…два… три… Я опять повторяю свой урок, хотя он мне кажется таким знакомым. Я теперь даже узнаю Стражников и кричу им: «Привет!» Они то уж точно меня узнают, машут руками и улыбаются: «Как там?» Я не знаю, что отвечать, а только хихикаю, когда они пытаются неловко играть с нами. Вдруг, один Стражник смешно пугает нас: «У-у-у-у!!!» и строит уморительную рожу. Мы заливаемся хохотом и, зажмурив глаза, бежим к нашим воротам. Услышав такое знакомое «Пошли-и-и-и, мои колокольчики!», я прыгаю вниз.
Но теперь я знаю, зачем мне эти смешные, щекотные крылышки. Я не птичка, но, падая, делаю смешной вираж и плюхаюсь в дерево. Вы думаете, я это сделал нечаянно? Не-е-е-т, я так придумал ещё наверху. Мне показалось, что это, наверное, очень интересно – быть душой дерева.
Я вам рассказывал, что души деревьев прыгают с других ворот. И стражники следят, чтобы все прыгали, куда положено. Во всяком случае, мне так рассказывали. Поэтому когда на землю спустился Стражник, я тихо-тихо спрятался в дереве, чтобы он меня не заметил. Мне очень понравилось моё дерево, и я хочу в нём жить. А Стражнику меня надо вернуть, а то наверху будут переживать, и Главный Стражник будет смешно сердиться.
Когда я прятался, то сильно-сильно закрывал ладошками рот, чтобы не рассмеяться – так смешно Стражник меня искал и говорил: «Выходи, негодник, я т-тебе!» Он пытался сделать строгое лицо и нарочно хмурился, чтобы я испугался и выскочил. Но я терпел. Потом он сел под деревом и мечтательно уставился в небо. О чём он мечтал, я не знаю. Но мне было очень любопытно посмотреть, как мечтает Стражник. Вы когда-нибудь видели, как мечтает Стражник? Я тоже нет, поэтому я высунулся, и он чуть-чуть меня не заметил. Потом он встал и медленно пошёл куда-то. Медленно, как будто он совсем не занят, и у него не уйма дел наверху. Потом он запел что-то. Тут я уже не выдержал и засмеялся. Это было неосторожно с моей стороны, потому что он мог меня услышать. Наверное, даже услышал, потому что он остановился и обернулся. И тут я увидел, что он улыбается. Но, видимо, Стражник все-таки меня не увидел, потому что он повернулся и ушёл восвояси.
22.04.2017 г.
РАССКАЗ ОБ УТРЕННЕМ ДОЖДЕ
Рано-рано утром, где-то в 5 часов, меня разбудил звонок в дверь. Я настороженно открыл и увидел нашего Акима. Он был один, выглядел осунувшимся, одетый в длинный плащ офицерского типа (плащ палатка) с накинутым на голову капюшоном. Дорогущие брюки были запачканы внизу коварными брызгами уличной грязи. Он был совсем один. Без свиты и софитов прикормленной прессы. Даже помощника не было рядом. Я глянул за плечо Акима, и не увидел машины — за его спиной была лишь безлюдная и туманная тишина. Значит он пришёл пешком.
— Как дела? — осторожно спросил Аким.
— Смотря о чём вы, — проявил невежливость я.
— Я тут… город обхожу… У вас все нормально?
— Да вроде не жалуюсь.. А может вы пройдёте? — смягчился я.
— С удовольствием, — сказал Аким грустно, и я понял, что правильно сделал, пригласив его. — Я уже весь город обошел, вот ваш дом по плану последний на сегодня. Я очень устал.
Дома я угостил его чаем и наскоро приготовленной яичницей.
— А почём нынче яйца и чай? — вдруг спросил Аким, сделав долгий и шумный глоток.
— Не начинайте, а? Отдохните просто.
— Хорошо-хорошо, — видно было, что Акиму самому стало неудобно.
Немного помявшись, он все равно попытался продолжить:
— Ну, вы же должны быть хоть чем-то недовольны? Тарифы, безработица, нет возможности на самовыражение, полиция лютует, а? Ну, хотя бы, воспользовавшись случаем, подсуньте мне заявление на митинг. — В лице Акима светилась слабая и какая-то обреченная надежда.
— Не стану я вам ничего подсовывать. Я просто вас чаем угощаю.
— А есть у вас немного коньячку? — вдруг выпалил Аким и сам испугался своих слов.
— Утром? В 5 утра? — автоматически удивился я.
— Вы знаете, … с этим режимом утренних обходов я совсем выбился из естественных ритмов. Я и забыл, что сейчас утро. Ведь к этому времени я устал, как в конце недели.
Мне вдруг стало его жаль, и я налил ему добрую порцию коньяка.
— Эээ… у меня только такой… Дешёвый… Вы наверное, такой уже давно даже и не видели, — мне действительно было стыдно. В дом пришёл Аким, а я угостить его даже толком не могу. Но вспомнив, что то, что обычно пьёт он, я тоже давно не видел, успокоился..
Но Аким даже не обратил внимания на мои слова. Глаза его как-то загорелись, а руки нетерпеливо потянулись к рюмке.
— Ничего… ничего… пойдёт.. ой, то есть, спасибо, в самый раз.. — когда он глотал коньяк, губы его дрожали.
Выпив напиток, Аким молча поднялся из-за стола, снова натянул свой плащ и направился к выходу. Было видно, что коньяк его «зацепил» сильно, Акима даже стало немного пошатывать.
Я проводил гостя до двери и проследил, чтобы он не упал, надевая стильную, дорогую и неприспособленную под дождь, обувь.
— А вы… можете никому…ну, это… не говорить…- совсем нерешительно замямлил Аким, остановившись в дверях.
Я успокаивающе поднял ладони вверх, как бы говоря «никому, клянусь». Аким кивнул, резко выдохнул коньячно-яичным запахом и вдруг… порывисто обнял меня, искренне и немного надрывно бормоча «спасибо, спасибо, братан!»
Через секунду, его крепкое объятие стало казаться каким-то затянувшимся. Но в неискренность его было трудно поверить.
Я вначале замер с поднятыми руками, боясь ответить ему таким же объятием. Но потом подумал и, обняв, похлопал его по плечу. Я решил, что иначе Аким распознает мое крайнее недоумение, а мне почему-то очень не хотелось его расстраивать.
Аким криво нахлобучил капюшон и, резко выдохнув уже сформировавшимся перегаром, шагнул в туман алматинской улицы. Через секунду его одинокая фигура, растворяясь в рваных клубах тумана, исчезла из виду насовсем.
Я вернулся в дом. Сна как не бывало. Через некоторое время я вдруг решил записать эту историю на память. Записал. В конце решил добавить «Я встал и распахнул настежь окно. И яркий, могучий и многоцветный рассвет осветил каждый уголок моей комнаты». Но потом я вспомнил, что такую фразу уже написал другой писатель. Я снял с себя одежду и банально лег досыпать, как обыкновенный гражданин, которому необязательно слушать и делать так, как взбредёт в голову дяденькам из телевизора.
За секунду до того, чтобы погрузиться в сон, я вдруг ярко осознал, что эта маленькая рюмочка коньяка утром превратилось в некое восстание человека. Но мой отключающийся мозг уже отказывался понять, начало ли это восстания или одновременно и его конец.